Жестом загнав девчонок наверх, я аккуратно проверил, что там делают желтоглазые колдуньи. Две из них продолжали работать, в том числе и боящаяся, маша руками с периодичностью раз в 3 минуты. После каждого маха мне на мозг падала усыпляющая подушка, становясь всё тяжелее и тяжелее. Бороться с этим оказалось легко, достаточно было кольнуть себя куда не жалко острием старрха. «Не жалко» от нервов оказалось довольно жалко и глубоко, зато сонная одурь слетела как по заказу.

А через несколько секунд я заметил четыре слабо истекающих опаской тени, перелезающие на задний двор моего дома от соседей. Значит, их больше трёх…

Взяв в руки один из недлинных стальных багров покойного Мадре, я аккуратно проверил подушечкой пальца заточку на внутренней стороне крюка, а затем затих в ожидании, когда злоумышленники взломают дверь. Те, вместо того чтобы начать ковыряться в замке, затихли, чего-то ожидая. Как оказалось, ждали они колдуний, которые бросив своё заклинание последний раз, отправились в долгий путь обхода, чтобы присоединиться к своим товарищам. Вопрос, как они смогли использовать столь сильную магию под Пятном, не давал мне покоя, но раздумывать над ним было не время. Всегда можно спросить… выживших.

Дверь взломали быстро и почти бесшумно. Раз, и высокий тощий желтоглазый решительно проскальзывает в дом, держа в каждой руке по здоровенному ножу. Он уверенно и быстро устремляется к двери моей спальни, держа одну руку перед собой в защитном жесте. Остальные, без сутолоки и спешки, следуют за ним по пятам. Три мужчины, три женщины. Теперь боятся все.

Поздно.

Коротко и резко колю в затылок ту, что идёт последней. Тело замирает на шаге, а затем начинает не спеша заваливаться на впередиидущую, ту, что постоянно боялась. Упираю ногу в бедро падающему трупу и ускоряю его падение. Увы, бесшумно нанести еще один удар не получается, убитая держала в руках увесистую железную штуку, что с грохотом падает на пол. Именно по этой причине боязливая, довольно симпатичного вида женщина, успевает с сдавленным криком увернуться от острия багра, даже успев чуток присесть, но на возвратном движении я слегка подкручиваю стальную палки, из-за чего острый как бритва крюк впивается ей в голову не острием, а своей режущей поверхностью.

Раз, и она скальпирована, а я делаю шаг назад, убирая багор. Почти отрезанный скальп желтоглазой падает ей на лицо, заставляя истошно визжать в панике.

— Йегор!! — кричит девушка, отпрыгивая спиной вперед, — Помог… кха!

Последний звук вырывается из нее просто потому, что её прыжок совпадает с рывком мужчины, шедшего впереди. Он роняет куда более легкую партнершу по преступлению на пол, получая в ответ брошенным мной багром в живот. Это у меня осознанное стремление избавиться от предмета, орудовать которым эффективно в бою я не могу по причине малого веса. Трейкеры могли, а вот гном лёгонький!

Срываю со стены раскрытый мешочек солидных размеров, вытряхивая его содержимое на возящуюся кучу-малу. В нём — большой, острый и гранёный «чеснок», который бы заставил кровоточить лапы даже у очень крупного ихорника. Мои противники желтоглазые, но и они далеко не в восторге, натыкаясь на шипы, садистки рвущие плоть.

Дальше события разворачиваются отвратительно, потому что слышен сдвоенный грохот и видны вспышки. Я получаю две пули в живот, удивлённо хриплю и отваливаю на кухню, чтобы осмыслить новости. Револьвер стреляет еще трижды, после чего слышна возня, ругательства, и жалобные мольбы скальпированной её немедленно спасти.

Скривившись от едкой и тянущей боли, я рявкнул:

— Давай!!

…и Эльма, у которой на втором этаже в ручках было несколько длинных и прочных бечёвок, «дала», дёрнув за них со всей силы. Раздался звон, металлическое щелканье, звуки глухих ударов. Ловушки, набранные в доме покойного и оставшегося без яиц Эскобара Мадре, разрядились. Они были немудрёнными, кривые и жалкие подобия арбалетов, которые можно было активировать десятком различных способов. Только вот в отличие от конструкции самого стреляла, болты, которыми планировалось гробить ихорников, были очень хороши — тяжелые и бритвенно острые. Часть из них была заряжена бронебойными, часть так называемыми «срезнями».

Затем я, с трудом поднимаясь на дрожащие ноги, включил в коридоре свет, выглядывая для оценки нанесенного противникам ущерба, но вместо этого отшатнулся назад, от вида пролетающей мимо Эллы, оглушительно визжащей самым потусторонним образом. Она, налетев на еле шевелящуюся кучу малу, тут же вонзила длинный и узкий кинжал Эльмы в глазницу мужика, удерживающей в разодранной на лохмотья руке револьвер, бессмысленно пляшущий по сторонам. Тот нашёл в себе силы только хрюкнуть, стреляя в никуда, падая затем к остальным жертвам жадности.

— Остальные не шевелятся, па… мастер Криггс! — бодро доложила мне горизонтально парящая девушка, орлиным взором гвоздя нападающих в неизвестной кондиции и явно желая потыкать в них ножиком еще.

Мазнув взглядом на 360 градусов, чтобы удостовериться, что подкрепления у бывших нежителей Хайкорта не будет, я закрыл на засов заднюю дверь. Выдохнул. Пощупал продырявленное брюхо. Гавкнул на Эльму, желающую немедленно спуститься вниз. Стукнул себя по лбу и с просьбой к призраку «Прикрой, милая», вновь отпер дверь. Там, на заднем дворе, было несколько живых кур. Уполовинив их количество и нанеся незаживающую моральную травму выжившим, я вернулся в дом.

— Давайте прибираться, — предложил я, закуривая, — И… Элли.

— Да, мастер Криггс?

— Я не против. Зови так, как хотела.

Чего уж душой кривить, правда?

— Человек или, в нашем случае, разумный — существо глубоко социальное. Он непрерывно анализирует себя сквозь нормы общества, воздействуя на них и позволяя им воздействовать на себя. Если же разумного изъять из общества, поместить в изоляцию, то он с течением времени вполне может как сойти с ума, так и выработать такую личную модель поведения, что в любом другом обществе будет совершенно неприемлема. А теперь вопрос Вам — сколько из Основателей могли или могут похвастаться глубоким пониманием социологии и психологии разумных, а?

— Нисколько, мастер Криггс. Но я буду благодарен вам, если станете чуть конкретнее.

— Конкретика в том, что вы, в своё время, не задумывались о социуме, а решили собственные материальные проблемы за счет одного гигантского ихорника и воскресших мертвецов. Удачное решение, только с моей стороны видна одна оплошность — в создании анклава живых, Квартала Живых. Разумных существ, чья судьба была предопределена с самого рождения. Не самая плохая, но самая предопределенная — быть сытыми, но вечно не нужными. Захваченные склады, что сейчас угрожают сжечь? Это последствия, Ахиол. Такие же, как забитая желтоглазыми лечебница. Резервы «жидкой плоти» иссякли, разумные в сломанных телах лежат, медленно сходя с ума, зато стройка идёт полным ходом.

— С ума сходят и вполне функционирующие желтоглазые. Поэтому вы нам и нужны.

— Поэтому, — отрезал я, вспыхивая от раздражения, — Я и не собираюсь вам далее помогать. Вы, Ахиол, меня считаете… кем? Наёмником, который будет готов на всё за определенную плату? Нет. Наш с вами уговор касался мирной деятельности кида. Мирной и сонной деятельности шерифа, на которую я подписался со скрипом. Вы же решили, что можете использовать меня в любой позе и ипостаси, не объясняя деталей, заставляя… просто повиноваться?

— Этого требуют обстоятельства.

— Нет обстоятельств, есть лишь вы и ваши интересы, — усмехнулся я, подчеркивая, — Интересы очень маленькой, но крайне могущественной группы разумных. Вы заинтересованы в умелых и инициативных исполнителях, что будут с радостью нести вашу волю, но отрицаете факт того, что этих исполнителей нельзя купить. Их нельзя даже вырастить. Можно лишь создать среду, в которой они заведутся сами по себе. А вот это не в ваших интересах, так как получивший шанс на жизнь Хайкорт тут же станет подобием Союза Равных. Он будет вас снабжать и вас же игнорировать.