- Послушай, Хагивара, - сказал Сидзё, - ведь барышня с тебя глаз не сводит!
Посмотри, притворяется, будто смотрит на сливы, а глядит все время сюда! Ну, друг мой, сегодня ты меня обскакал, ничего не попишешь. Вот опять спряталась... Опять выглянула... То спрячется, то выглянет, то выглянет, то спрячется, ну ни дать ни взять баклан на воде - то нырнет, то вынырнет!
Сидзё уже орал во весь голос. Ёнэ принесла вино и закуски.
- Барышня просит вас принять угощение, - сказала она. - У нас, правда, все простое, без разносолов, но барышня надеется, что вы останетесь довольны и, как всегда, потешите ее своими шутками.
- Помилуйте, сколько беспокойства... - сказал Сидзё. - Что это, суп?
Замечательно. И подогретая водка? Отлично. Холодная у нас еще осталась, но подогретая куда лучше. А нельзя ли попросить к нам барышню? Ведь, говоря по правде, мы к вам сегодня не из-за цветущей сливы вовсе, а из-за барышни...
Что? Нет-нет, я ничего.
Ёнэ расхохоталась.
- Я ее уже, звала выйти, а она сказала: "Я не знакома с приятелем господина Сидзё, и мне неловко". Я ей говорю: "Тогда, конечно, не выходите". А она и говорит: "Выйти все-таки хочется".
- Да что вы! - воскликнул Сидзё. - Это же мой самый близкий приятель, друг детства, можно сказать, мы с ним чуть ли не в лошадки вместе играли. Зачем же его стесняться? Мы ведь и пришли, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее!
После долгих уговоров Ёнэ все-таки вывела барышню к гостям. Барышня О-Цую едва слышно поздоровалась с Сидзё и, застыдившись, присела позади служанки.
Она словно прилипла к Ёнэ и всюду ходила за ней по пятам.
- Простите, что так долго не был у вас, - обратился к ней Сидзё. Приятно видеть вас в добром здравии. Разрешите представить вам моего приятеля. Он холост, и зовут его Хагивара Синдзабуро. А теперь давайте в честь нового знакомства обменяемся чарками... Вот так. Ого! Ни дать ни взять брачная церемония! Только там обмениваются трижды три раза...
Сидзё сыпал словами без передышки. Между тем барышня, стыдясь и радуясь одновременно, то и дело незаметно поглядывала на Хагивару Синдзабуро.
Известно, однако, что любовь говорит глазами не хуже, чем языком, и вот Синдзабуро, глядевший как завороженный на прелестную девушку, ощутил, будто душа его вырвалась из тела и уносится в небеса. Так они сидели, а тем временем спустились сумерки, настало время зажигать огни, но Синдзабуро и не заикался о возвращении домой. Наконец Сидзё спохватился:
- А мы изрядно засиделись, пора и честь знать.
- Ну что вы, господин Сидзё, - возразила Ёнэ. - Может быть, ваш товарищ еще не собирается уходить, почем вы знаете? И вообще, оставайтесь у нас ночевать!
- Я с удовольствием, - поспешно сказал Синдзабуро. - Я могу остаться.
- Итак, - вздохнул Сидзё, - я навлекаю на себя всеобщее осуждение. Впрочем, как знать, истинная доброта, возможно, в этом и состоит! Все-таки на сегодня довольно, давайте прощаться.
- Простите, - сказал Синдзабуро, - нельзя ли мне в уборную?
- Пожалуйста, - сказала Ёнэ и повела его в дом. Когда они проходили коридор, она показала: - Здесь комната барышни, можете потом зайти и покурить.
Синдзабуро поблагодарил. Вернувшись в садик, Ёнэ шепнула О-Цую:
- Когда он выйдет, полейте ему воды, пусть помоет руки. Вот вам полотенце.
Она протянула барышне чистое полотенце. "Это доставит ей удовольствие, - сказала она про себя, - кажется, он очень ей понравился". Так верность, не знающая меры, оборачивается подчас предательством. Ёнэ в голову никогда бы не пришло подбить свою молодую хозяйку на беспутный поступок, она думала только о том, чтобы угодить хозяйке, развлечь ее немного - ведь барышня не знала в жизни никаких удовольствий и проводила дни в грусти и унынии.
А Хагивара, выйдя из уборной, увидел перед собой барышню, державшую в руках ковшик с теплой водой. Она была так смущена, что не в силах была выговорить ни слова. "Спасибо большое, - пробормотал Синдзабуро, - вы очень любезны". Он протянул к ней ладони, и барышня, у которой от стыда потемнело в глазах, принялась лить воду мимо его рук Гоняясь за струей воды, он кое-как обмыл руки, но теперь барышня, оробев, нипочем не хотела расстаться с полотенцем.
Синдзабуро, не спуская глаз с прекрасной девицы, потянул полотенце к себе. Она в смятении не отпускала. Тогда он с превеликой робостью пожал через полотенце ее руку. Знали бы вы, какая нежность была заключена в этом пожатии! Барышня, покраснев как маков цвет, ответила ему.
Между тем Ямамото Сидзё, обеспокоенный долгим отсутствием приятеля, заподозрил неладное.
- Куда это запропастился Синдзабуро? - сказал он сердито и поднялся. Ведь нам пора идти.
- Ой, что это? - воскликнула Ёнэ, чтобы отвлечь его внимание. Да у вас голова блестит!
- Это потому, что вы смотрите на нее при свете фонаря, - объяснил Сидзё. - Хагивара! - заорал он. - Эй, Хагивара!
- Перестаньте, - укоризненно сказала Ёнэ. - Ничего дурного не случится. Вам же известен характер нашей барышни, она у нас нрава строгого...
Тут наконец появился Синдзабуро.
- Где это ты пропадал? - сказал Сидзё и повернулся к Ёнэ. - Нам пора, разрешите откланяться. Сердечно благодарим за угощение.
- Что ж, до свидания, - сказала Ёнэ. - Жаль, конечно, что вы так торопитесь...
Сидзё и Синдзабуро пошли домой. В ушах Синдзабуро ни на минуту не смолкали слова, которые с большим чувством прошептала ему при расставании О-Цую: "Если вы не вернетесь ко мне, я умру".
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В доме Иидзимы, где теперь безраздельно хозяйничала О-Куни, наложница господина, взяли нового слугу, дзоритори по имени Коскэ, красивого белолицего парня лет двадцати двух. Как-то раз, двадцать второго марта, господин Иидзима, который был в тот день свободен от дежурства при дворе сёгуна, вышел в сад, и тут Коскэ впервые попался ему на глаза.
- Эй, малый! - позвал Иидзима. - Это тебя зовут Коскэ?
- Желаю здравствовать, ваша милость, - сказал тот. - Да, меня зовут Коскэ, я ваш новый слуга.
- О тебе хорошо отзываются, - заметил Иидзима. - Говорят, что ты усерден не за страх, а за совесть, и все тобой довольны, хотя ты у нас недавно. На вид тебе года двадцать два... Право, такого парня жаль держать на должности простого дзоритори.
