- А я твердо знаю, что нет и не будет у меня мужа, кроме тебя, сказала женщина. - Пусть об этом узнает отец, пусть он убьет меня, все равно я люблю только тебя. И смотри не вздумай меня оставить!
С этими словами она прислонилась к его коленям, с нежностью заглядывая ему в глаза. Видно было, как беззаветно она любит. "Вот странная женщина, - подумал Томодзо. - Разговаривает по-благородному... Надо посмотреть на нее как следует". Он потихоньку отогнул полог и в ужасе отшатнулся. "Оборотень...
Оборотень! " пробормотал он, позеленев от страха. Словно во сне, побежал он за помощью к гадальщику Хакуодо Юсаю.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Узнав о гнусном заговоре О-Куни и Гэндзиро, верный Коскэ сказал себе:
"Этому не бывать. Прелюбодеев придется убить, другого пути нет. И пусть я погибну, но из этого дома не уйду, иначе они погубят господина". Решив так, он вернулся в людскую и, сказавшись больным, из своей комнатушки не выходил.
Когда настало утро, господин Иидзима вернулся домой. Время было жаркое, и О-Куни, расположившись возле него, словно приношение на алтаре, принялась обмахивать его веером.
- Рада видеть моего господина в добром здравии, - сказала она. Я все время беспокоюсь, как бы вам не стало худо от этой жары.
- Никто не приходил в мое отсутствие? - осведомился Иидзима.
- Вас ожидает господин Аикава, - ответила О-Куни. - Говорит, что хотел бы повидаться с вами.
- Аикава Сингобэй? Опять, наверное, будет просить посоветовать ему лекаря.
Такой, право, потешный старик... Ну что же, пригласи его.
Но старый Аикава, не дожидаясь приглашения, уже бесцеремонно входил в покои.
- Просите за вторжение, - вскричал он. - Я вижу, господин Иидзима уже изволил вернуться. Надеюсь, в добром здравии? Извините великодушно, совсем перестал бывать у вас. Все-то вы на службе, день-деньской в трудах без устали, и это в такую невыносимую жару!
- Жара ужасная, - согласился Иидзима. - А что, барышня О-Току выздоровела?
- Дочь все больна, - сказал Аикава со вздохом. - Сколько я из-за нее беспокойства перенес. И то, и это. Нет, ничего не помогает. Да я, собственно, как раз по этому поводу... Ну до чего же жарко! Ах, госпожа О-Куни, давеча вы меня так славно угостили, так славно! Спасибо вам большое. Я вас даже и не отблагодарил-то путем... Гм... Э-э... Да, жара. Страшная жара.
- А вы немного отдохните, - посоветовал Иидзима. - Остынете, тогда и ветерок почувствуете.
- Я пришел к вам с одной просьбой, господин Иидзима, - сказал Аикава. Очень прошу вас, снизойдите!
- Какая же у вас просьба?
- Я как-то затрудняюсь в присутствии госпожи О-Куни... И слуги опять же...
Нельзя ли нам поговорить с глазу на глаз?
- Отчего же, можно... Всем удалиться и сюда не входить! распорядился Иидзима. - Слушаю вас, - обратился он к Аикаве.
- Господин Иидзима, - сказал Аикава. - Я пришел к вам сегодня с совершенно особенной просьбой. Дело касается болезни моей дочери. Как вам известно, болеет она давно. Я делал все, что в моих силах, но ничего не помогало.
Непонятно было, чем она страдает. Наконец вчера вечером она мне призналась.
Тут уж я ей задал! Чего же ты раньше молчала, говорю, бесстыжая ты тварь, говорю, где твое уважение к отцу?.. Вы знаете, она у меня семи лет осталась без матери, а сейчас ей восемнадцать, и вырастил я ее, можно сказать, сам, мужской рукой, потому она так и проста, ничего совсем не знает, ну сущее подобие своего глупого родителя, да и только... Прошу вас, господин Иидзима, не смейтесь над моими словами, не презирайте нас...
- Но чем же она больна?
- Как изволите видеть, единственная дочь, мечтал я поскорее взять в дом жениха и отправиться на покой, и молился о ее выздоровлении, хотя я не такой уж и верующий, и даже водой при этом холодной обливался, даром что я старый человек, хотя по летнему времени это ничего, и все зря. А вчера вечером она мне и говорит: вот отчего. И такое она мне сказала, что кормилице ее не расскажешь. Сущая дура, вся в родителя... Вы только не презирайте нас, пожалуйста!
- И отчего же она заболела?
- А я-то беспокоился, все-не знал, как ее выходить, всяких лекарей приглашал, ну откуда мне знать? От этого ни боги, ни будды не спасут. Что же ты, говорю, сразу не сказала?
- Так что же оказалось?
- Прямо не знаю, как и сказать. А вы не будете смеяться?
- Не понимаю, - признался Иидзима. - В чем все-таки дело?
- По правде говоря, - решился Аикава, - все дело в вашем слуге Коскэ. Вы, господин Иидзима, часто расхваливали его при мне. Говорили, что человек он преданный, происходит из самурайского рода, хотя и опустился сейчас до положения дзоритори, и сыновнему долгу он верен, и вообще малый славный. Вы еще говорили, что нет у него ни родных, ни близких, и потому вы-де сами позаботитесь о нем, отдадите его в какой-нибудь дом наследником и сделаете самураем. И вот я, наслушавшись, как вы его хвалите, прихожу, бывало, домой и об этом рассказываю, слугам своим кричу, чтобы брали пример с Коскэ, что у господина Иидзимы, и кухарка наша О-Сак нахвалиться им не может: и собой, говорит, он хорош, и душой приятен, и благороден, и даже кормилица наша его на все лады расхваливает... В общем, получилось так, что моя дочь, только вы не смейтесь, господин Иидзима... Фу, даже в пот от стыда бросило... Короче говоря, моя дочь, оказывается, в этого Коскэ влюбилась до изнеможения. Срам какой! И ведь никому ни слова не говорила, даже своей бабке-кормилице, и только вчера вечером мне во всем призналась... "Как же ты смела молчать, - я ей говорю, разве ты не дочь самурая? Разве даже в каком-то дзёрури не сказано:
"Пусть мы бедны, но я - дочь воина"? Как, говорю, ты, дочь самурая, опустилась до того, что влюбилась, забыв о чести и долге, да еще заболела? Да я, говорю, тебя зарублю, хоть ты у меня и одна на всем свете! И чем он тебе приглянулся, говорю, этот Коскэ, у него же за душой ничего, кроме синей куртки и деревянного меча, нет. Неужто, говорю, он такой уж на вид красивый?" Она тогда мне и отвечает: "Нет, говорит, батюшка, я господина Коскэ полюбила не за то, что он красивый". - "А за что же это?" - я спрашиваю. "За его преданность, она отвечает. - Кто предан своему хозяину, говорит, тот и сыновнему долгу верен".
