— Дин, зачем ты пришел на самом деле?

— Я хотел извиниться, — начинает Дин, кто бы знал, как это сложно.

— Пустяки. Ты не причём. Кто мог знать, что моя жизнь заинтересует этого вашего новоявленного бога.

— Я не за это. Хотя и за это, наверное, тоже. Но больше… я тебя… ты мне не понравился. Я не знал тебя, но судил. Я часто так делал. И мне действительно стыдно за это, — Дин понятия не имеет как умудрился сказать все это вслух.

— Люди, — задумчиво говорит Кроули, — вы можете быть одновременно такими мерзким и такими прекрасными. Больше никто на такое не способен. Тебе не за что извинятся, Дин. После того, что тебе сделали демоны, у тебя есть повод нас ненавидеть. И все-таки, если ты так хочешь это слышать: я не держу на тебя зла.

— Спасибо, — говорит Дин с облечением. Ему правда нужно было это услышать.

— Что еще? — говорит Кроули, практически гипнотизируя Дина.

— Я… ну… ты реально хочешь быть демоном? — быстро спрашивает Дин, — я имею в виду… ну… типа… тебе предлагали… неоднократно…

— Если ты о прощении, то оно мне не нужно, — отвечает Кроули, — у меня все отлично.

— Но почему ты не хочешь вернуться? Тебе не нужно, потому что не Она сама это предложила? Ну, то есть, если бы Она лично…

— Она давно ни с кем не говорит, — спокойно отвечает ему Кроули.

— Но она говорила. С Касом. Она сказала Касу: мой сын вам поможет. Она сказала: он хороший, всегда был таким.

— И что? — Кроули пожимает плечами, — вам действительно помогли. Азирафаэль. И Гавриил.

— Нам помог ты, — говорит Дин упрямо, — Она: сказала мой сын верит в людей.

— Не вижу противоречий. Азирафаэль верит в людей, всегда в них верил.

— И немного любопытный. Всегда был таким.

— Ага, это Азирафаэль, — соглашается Кроули.

— А мне все-таки кажется речь была о тебе, — спорит с ним Дин.

— Даже если так, какое это имеет значение? — спрашивает Кроули.

— Ну… я хотел сказать, что Она любит тебя. И верит в тебя, — тихо замечает Дин.

— Это не помешает Ей меня уничтожить, если понадобиться. И не мешает никогда не отвечать, — замечает Кроули. Он все также спокоен, и Дин начинает подозревать, что пришел зря. Подозревать, что Азирафаэль был прав, и Кроули не нужна никакая новая правда. У него и так все отлично.

— Ладно, — говорит Дин, — я сказал, ты услышал. В общем, спасибо за помощь, и мне пора. Будешь в США, заходи.

— Ты никуда не пойдешь, Дин Винчестер, пока не скажешь мне, что с тобой не так. И о чем ты действительно хочешь поговорить.

— Говорю же… я… — под немигающим взглядом желтых глаз Дин сдается и начинает говорить правду, — понимаешь… все не так. Вроде бы все сбылось, вот она наша мечта: мир без монстров. Разве мы не этого хотели? А я ощущаю себя… преданным… обворованным. И ведь умом понимаю, все отлично, а почему-то так мерзко это все.

— Я понимаю, — говорит Кроули, и Дин ему верит. Все то, что он успел увидеть в тот день… Да, пожалуй, только Кроули в целом мире и может его понять.

— Глупости. Есть огромное количество людей, которые могут понять тебя. Некоторые даже живут вместе с тобой.

— Но они выглядят всем довольными! — спорит Дин.

— А ты сам как выглядишь? Пытался поговорить с кем-то, кроме меня? Ну естественно нет. Ты же слишком гордый для такого.

— Мы были героями. Считали себя героями. Но мы никто. Смешные человечки, думали, что сможем обыграть бога. Думали, что обыграли смерть. А в итоге, мальчишка за минуту сделал то, на что мы потратили всю свою жизнь, — говорит Дин горько, — мы стольких потеряли. И зачем? Зачем это было?

— Мир без монстров, — говорит Кроули мягко, — разве не вы это устроили? В конечном итоге вы спасли человечество. Пусть не от безумного бога, всего лишь от пророка, но разве есть разница, если цель в конечном итоге достигнута?

— Но мы его не спасали! Это вы — спасли. Тогда. И сейчас.

— Прекрати, Дин. Ты же видел, что было на авиабазе. Адам сам все сделал. Но ты ведь не считаешь, что мы были там зря? Что бы случилось, если бы нас там не было?

— Если бы не вы, ангелы и демоны все равно бы сразились, — предполагает Дин.

— Вот видишь. А что, если бы мы не потеряли ребенка?

— Я не знаю.

— Никто не знает. Но возможно, в этом и состоял план. Мы все — части одного механизма. Выкинь кого-то, и схема не сработает. Если бы вы не приехали в Лондон, Чак уничтожил бы этот мир. Если бы ты не выстоял перед ним, кто знает, что было бы?

Дин пожимает плечами, практически убежденный.

— Но, те кто погиб…

— Мир так велик, — говорит Кроули задумчиво, — и ровно также… неоднозначен. В нем столько страшного, столько того, что не даст тебе спать по ночам. Но ровно столько же в нем и прекрасного. В нем есть чудесные спасения и ужасающая несправедливость. Кто-то теряет единственного ребенка, кто-то даже не доживает до совершеннолетия. А кто-то волшебным образом спасается в авиакатастрофе или выживает на тонущем корабле. И никто, кроме Нее, пожалуй, не даст тебе ответ: почему. Это непостижимо. Мы можем просто принять правила Ее игры. И иногда, иногда, это кончается чем-то хорошим.

— Хотел бы я знать, за что они погибли. Ради чего, — хмуро говорит Дин.

— И ты знаешь. Они погибли за мир, — Кроули наклоняется к нему ближе, неприлично близко, спрашивает проникновенно, — а разве мир не стоит того, чтобы за него погибнуть?

Дин вспоминает звезды и черноту космоса, бескрайний океан, где солнце поднимается прямо из воды, зеленый райский сад, маленькие светлые домики Франции, мрачные готические соборы Чехии. И собственный дом: желтые прерии Техаса, зеленые болота Флориды, блестящие небоскребы Нью Йорка.

— Не только это, — говорит Кроули, — есть еще люди. Вы — самое удивительное из Ее творений.

Дин кивает ему, думая о Бобби и Эллен, о малышке Джо, о Сэме, о собственном отце и матери. Думает о живых и о мертвых, о тех, кто прошел свой путь до конца и тех, кто еще идет рядом.

Вот только…

— Что еще, Дин Винчестер? — спрашивает Кроули, — что еще ты ждал? Чего ты так боишься никогда не обрести? Скажи мне.

— Он… он так и не признался, — говорит Дин хрипло, практически уверенный, что Кроули, всегда легко читающий в его душе, и без того знает ответ на свой вопрос, — так и не сказал мне… Там, тогда, в неправильном мире… Там он сказал, я почти уверен, а сейчас… И мне кажется, что с каждым днем он все дальше от меня. Теперь у него есть Джек, есть крылья и благодать, а я ему больше не нужен, так, получается?

Кроули внимательно слушает, не перебивая.

— Я боюсь, он так никогда и не скажет, — заканчивает Дин свой невразумительный спич, так и не произнося имени. Что с того?

— Так скажи ему сам, — мягко предлагает Кроули, — просто скажи.

— Что если он… что если… вдруг ему это не надо? Больше не надо или еще не надо, я ведь даже не знаю, как там это произошло.

— Что с того? — Кроули пожимает плечами, — разве в любом случае он не заслуживает правды? Кроме того, даже, если ответом будет: нет, это все равно лучше неизвестности.

— Но я… — Дин смотрит на него шокировано, ощущая, как на душе вдруг делается легче. Ну конечно же. Конечно, Кастиэль заслужил это знать. Что там, он обязан знать. И узнать обо всем именно сейчас, когда Дин скажет это не для того, чтобы заставить ангела что-то сделать или изменить мнение, или верно выбрать сторону, или….

— Самое время, — заканчивает Кроули за него, — теперь самое время.

— А ты… ты признавался? Когда-нибудь? Ты мне такое не показывал, — добавляет Дин немного смущенно, тему воспоминаний они еще не затрагивали, и он не уверен, можно ли вообще об этом говорить.