Неожиданно его не разочаровывают.

— Мы ведем статистику. Учет. Здесь люди все дальше и дальше уходят от бога, все меньше веры, все больше науки и прогресса. Я помню твои слова о Ее испытаниях. Тут мы сами приняли решение, без Нее. Полагаю, Она бы вмешалась, если бы хотела. Но, как видишь, никто не вмешивается, значит мы все делаем верно.

— Что, если я вмешаюсь? — спрашивает Кроули, — я же должен расстраивать небесные планы. Что, если я вмешаюсь и у меня получится?

Гавриил только плечами пожимает в ответ.

— Я не стану прикрывать тебя перед адом. Но могу рассказать, что ты пытался нам противостоять. Маловероятно, что это чем-то может помочь. Мой тебе совет: не делай глупостей. Разве ты их уже недостаточно совершил? Падение. Детей спасал на ковчеге.

— Ты и об этом знаешь? — искренне поражается Кроули. Далеко от них, на небе падает звезда, оставляя за собой светящийся хвост из космического мусора. Цикады умолкают на минуту и начинают петь с удвоенной силой.

— Я умею считать. И прекрасно знаю, сколько душ тогда ад недополучил. Ваши бы тоже заметили, если бы научились вести четкий и строгий учет. А я давно говорю…

— Ты не только со мной общаешься, — понимает Кроули, — ты общаешься еще с кем-то из наших.

— Врага надо знать в лицо, — говорит Гавриил назидательно, ничего не отрицая.

Потом они просто тянут время вдвоем, ничего лучше не придумав, благо конкретные сроки так и не были обозначены. Днем Азирафаэль перетаскивает к себе какие-то книги, или свитки. Он не может забрать слишком много, и его это откровенно раздражает. Кроули в это время бесцельно шатается по городу, склоняя молоденьких девушек ко греху добрачных связей, торговцев — обсчитывать и продавать порченный товар, бедняков — воровать, ремесленников — использовать некачественные дешевые материалы. Обычно его это забавляет, но сейчас на душе как-то пусто. Он ничего не может придумать.

По вечерам они сидят вместе в том же питейном заведении и делятся информацией. Не сказать, что какая-то информация вообще есть. Дни идут за днями, жаркие, тягучие, медово-сонные, и ничего не происходит. Нужно принимать какое-то решение, нельзя вечно оттягивать неизбежное.

— Я скажу, что в городе сейчас слишком много людей, — довольно равнодушно говорит Азирафаэль в один из таких вечеров, — нужно подождать, пока все разъедутся.

Кроули кивает ему. Сам он понятия не имеет, что именно скажет. Придумает потом, по ходу событий. Он допивает свое вино и выходит, ничего не сказав.

В городе пахнет специями, зверинцем и фруктами. В городе кипит жизнь, яркая, наполненная какими-то мелкими суетливыми проблемами. Недавно в город пришла Война. Люди опять сражаются за что-то, на что Кроули плевать. Днем он видел Всадника, высокую, рыжеволосую, она кивнула ему, как старому другу и направилась в центр. Ее пурпурная накидка эффектно развевалась за спиной по ветру (никакого ветра, конечно, не было). Кроули какое-то время смотрел ей вслед, вспоминая, как впервые встретил, еще не понимая, кем она является. Тогда она была совсем юной, порывистой и куда более жестокой. Они иногда беседовали, все-таки демонов со всадниками связывало куда больше общего, чем с ангелами или людьми. Иногда Кроули присваивал себе ее деяния, ее это мало интересовало. Она не отчитывалась ни перед небесами, ни перед адом. Может быть даже не перед Богом. В Александрию она приехала вместе с Цезарем.

— Я сам это сделаю, — говорит Азирафаэль, наконец (сколько прошло времени? Недели? Месяцы?), опустив глаза, — когда придет время, я… готов.

— Может жребий бросим? — вяло предлагает Кроули, уверенный, что время не придет никогда, скорее ангела вызовут наверх, а вот он останется тут внизу, и ему придется это закончить, — или хочешь, я это сделаю? Ты же сам просил. Не запачкаешь руки.

— Я не знаю, — отвечает Азирафаэль хмуро, — я…, наверное, мне лучше самому.

— Ну как знаешь. А что, если… — Кроули придумывает какой-то дурацкий запутанный план, который Азирафаэль отвергает с негодованием. И некоторой надеждой, что Кроули все же что-то придумает.

На третьи сутки бессмысленного спора, кто это должен сделать, когда тянуть дальше уже некуда, а пустые бутыли приходится развоплощать, чтобы осталось хотя бы немного свободного места, с улицы начинает доноситься запах дыма.

Они несколько часов не осознают, даже не задумываются, что именно там происходит. Всадник имеет обыкновение приносить с собой огонь, и в этом нет ничего необычного.

А потом Кроули прислушивается к крикам, слышит знакомые слова и вдруг понимает. Он берет Азирафаэля за руку, тянет его за собой, наружу. Тот не сопротивляется, или слишком удивленный этим, или просто слишком пьяный. Они проходят несколько десятков шагов, перед тем как увидеть.

— Что…? Но кто…?

— Какая разница, ангел, — хмуро отвечает Кроули, — в конечном итоге, тебе не придется пачкать руки.

— Это что… неужели это…

— Люди, — отвечает Кроули, принюхиваясь. Пламя совершенно точно не магическое, ничего общего с адом не имеет, — это все люди.

— Я рад, что это был не ты, — вдруг говорит Азирафаэль, — и рад, что мне тоже не пришлось….

В центре города гудящее, ревущее зарево. Люди пробегают мимо с ведрами, баграми, лопатами, намеренные вступить в схватку с пламенем. Отстоять свой город.

Азирафаэль смотрит на горящую библиотеку, и пламя отражается в его зрачках.

— Что это за ангел был? — неожиданно спрашивает Чак, — я его знаю? Я должен его знать верно?

Дин поражен этими словами. Из всего, что они сейчас видели, из всего, что узнали, его заинтересовал только… ангел? Серьезно?

Кроули раздраженно шипит:

— Только этого мне и не хватало!

— Но почему? — искренне не понимает Дин, — ведь на небесах столько ангелов. Он не может помнить всех.

— Потому что я не хочу, чтобы его заинтересовал Азирафаэль, ясно? Не хочу, чтобы он направился его искать, чтобы общался с ним!

— Покажи мне его, — просит Чак, — может быть я смогу его узнать.

Кроули отчетливо стонет.

— Все, что угодно, — продолжает Чак, — я хочу с ним познакомиться.

— Ладно, — говорит Дин, проглатывая дурацкое: «но ты знаешь его, отец», — я… дай мне пару минут ладно?

За окном слышится гудок автомобиля, видны свободные, не спасающие мир люди, и Дину отчаянно хочется туда, на волю, прочь из магазина, подальше от ангелов, демонов, древних миров и полусумасшедших пророков.

— Потерпи немного, — голос Кроули снова делается мягким, завораживающим, — мы продержимся еще немного и весь этот мир будет снова твоим. Только для тебя. Будешь делать, что сам захочешь. Сможешь выбрать свой путь.

Дин сухо сглатывает. Он не уверен, что способен что-то выбирать, что имеет право на какой-то там путь. Он, кажется, ни во что вообще больше не верит.

========== Часть 10. Его ангел ==========

Дин прячет руки в карманы, непривычно длинные пальцы путаются в шелковой подкладке. Кроме того, карманы внутри куда больше, чем кажутся снаружи. Чак пристально смотрит на него.

— Почему ты так нервничаешь? Из-за ангела?

— Плевать на ангела, — говорит Дин слишком грубо, даже для Дина, — я…

И почему же тогда он так нервничает? Если не из-за ангела, почему? Дин теряется. Зачем он вообще так ответил? Ему что — признаться, кто он и рассказать про демона в голове, который вот-вот отключиться от запредельной усталости? Какого черта он никогда не может сначала подумать, а потом говорить? Зачем он вообще выдумал этот дурацкий план, втянул в это Кроули? Зачем он…