Чак отшатывается.

— Я не хочу… Не надо дальше, не хочу…

Дин пожимает плечами. Он не понимает, что сейчас происходит с Чаком, впрочем, Чака он никогда особо не понимал. Что он действительно понимает, так это то, что ему сейчас показывают нечто личное, те вещи, о которых сам Дин предпочел бы не говорить ни с кем.

— Чего он испугался? — спрашивает Дин мысленно.

— Дальше Плотник умер за ваши грехи, — отвечает Кроули с болью в голосе, — полагаю, ему не хочется смотреть на это. На казнь.

— Отче, за что ты оставил меня? — спрашивает окровавленный человек на кресте. Душно, воздух наполнен густой влагой, тяжело дышать. Скоро будет гроза. Человек на кресте бредит, не осознает, что именно говорит. По его лицу ползают жирные черные мухи.

— Полагаю, он не хотел видеть вот это, — комментирует Кроули удивительно ровным голосом.

Чак отшатывается, практически падает назад, на лице загнанное паническое выражение. И следующее видит только Дин.

— Ты ведь можешь отказаться, — Кроули практически умоляет его, а он никогда никого еще не умолял, — не нужно тебе быть мучеником. Сдались тебе эти небеса.

— Мне нужно спасти людей, — отвечает ему Плотник, — и другого пути нет.

— Люди тебя забудут, — предрекает Кроули мрачно, — а небеса ничем не лучше ада. И там, и там только и делают, что ищут малейший знак Ее воли, а затем следуют надуманным приказам, придумывают кучу ненужных правил, да заполняют бумаги. Они и знать ничего не знают о том, каково это: быть живым и жить на земле.

— Они запомнят меня, — твердо говорит Плотник, словно не услышав последнее предложение, — и тебя будут помнить тоже. Будут помнить о нас хорошее.

— Глупости, — отмахивается Кроули, — люди не запоминают хорошее. Это скучно. Они запомнят, как ты ходил по воде, да творил чудеса, а меня — блудницей.

— Ты ошибаешься.

— Посмотрим.

— Но ведь он воскрес, — нечаянно произносит Дин вслух, — он же потом воскрес.

— Воскрес? — переспрашивает его Чак.

Дин паникует. Он не уверен в своих словах и не уверен, что думает обо всем этом сам Чак. Что если в его придуманном сценарии воскрешения не было? Что если этого не было и в реальном мире?

Но Кроули остается спокойным.

— Ну конечно же воскрес, — говорит он практически мягко, — отворил врата ада на третий день и выпустил часть душ. И отныне те, кто не грешил, могли отправиться сразу на небеса. К нему.

И Кроули показывает им.

Он возвращается, сияющий и прекрасный, помолодевший и будто на добрый фут выше. Только на лбу остается след от венца.

Кроули ощущает практически неодолимое желание опуститься перед ним на колени, но ему удается побороть себя. И он встречает Его лицом к лицу, не опустив головы и глядя прямо в глаза.

— Получилось значит, — приветствует его Кроули насмешливо, — все-таки удалось спасти людей из ада. Знаешь, а я никогда в это особо не верил.

— Ты верил в меня куда больше, чем верил я сам, — отвечает ему ослепительно сияющее Божество, но Кроули не отводит глаз, как бы свет их не резал, — там, на кресте, ты оставался со мной. Я знаю это. Помню. Может именно это и дало мне сил исполнить свой долг.

— Очень в этом сомневаюсь, — не соглашается с ним Кроули, — много кто из бывших там в тебя искренне верил. Куда сильнее меня.

Куда чище него. Ведь все те люди, что верили, были настоящими людьми, с чистыми, светлыми душами, тогда как у него души никогда и не было.

— Но ведь именно ты снял мое тело с креста. Не другие люди. Ты омыл его, и умастил, и нарядил в новую одежду, ты отвез его в гробницу. Ты, а не кто-то другой.

— Ну а кто еще это мог сделать? — продолжает Кроули спорить, — не слишком-то много там было желающих. Неужто твоя несчастная мать? Кто-то же должен был, вот мне и пришлось взять все на себя.

Дин понимает, что тот ни за что не сознается Плотнику, что действовал из благих побуждений. Но Плотник и без признания отлично знает все о его мотивах. Как знает сейчас и Дин.

— Я хочу попросить тебя, — говорит бывший Плотник, заканчивая их бессмысленный спор, и голос его подобен прекраснейшей музыке, подобен шуму волн и пению райских птиц.

Кроули отбрасывает прочь едва не вырвавшееся: проси, о чем хочешь, я все сделаю. Он лишь сдержанно кивает, демонстрируя готовность слушать.

— Кто-то должен будет отнести людям благую весть. Донести ее моим ученикам. Сам я уже не смогу, мне нужно туда, — бывший Плотник показывает на небо, и продолжает, — сделай это для меня, прошу.

— Разве не вернейший из твоих апостолов должен был сделать это? — спрашивает Кроули ехидно.

— Именно. Именно его я и прошу, — отвечает ему бывший Плотник, а затем возносится в чистом золотом сиянии.

— Вот и поговорили, — замечает Кроули себе под нос, — вот и выяснили все.

Он ощущает печаль, но не собирается думать об этом в ближайшие минимум пятьсот лет.

— И это все? — спрашивает его Дин, — это вот так и закончилось?

— А какой ты хотел конец? — ворчит Кроули, — Плотник воскрес. А мне пришлось нести весть об этом его ученикам. И я шел за ними шесть лет и каждому говорил: он вознесен на небеса. Он жив. Он воскрес.

Дин видит Азирафаэля в том же магазинчике, где они сейчас, но сам магазинчик выглядит моложе, если можно так сказать про магазин.

— Кроули, — просит тот, — взгляни-ка на это.

Кроули берет из его рук книгу и читает: «…и она была там, вернейшая из его учеников. И сняли они его тело с креста, и принесли воды, чтобы омыть его, и…»

— И что тут такого, ангел? — ворчит он, — ты прекрасно знаешь, что я там был. Ты и сам там был, сторожил его гробницу.

— Нет, нет, ниже, вот смотри.

Кроули читает дальше: «…и пошла она тогда по городам и весям, и горам, и холмам, и долинам, и каждому встречному, и каждому из его учеников и апостолов его говорила: возрадуйся. Ибо вернулся Он, смерть поправ. И так шла она, пока не кончились родные Ему земли, и не узнали, все, даже мельком слышавшие о Нем, благую весть, но и тогда она прошла еще немного, чтобы убедиться, что дело сделано.

А на шестой год она остановилась.

— Готово, — сказала она, бесстрашно глядя прямо в небо, — можешь не благодарить.

И срезала она свои длинные волосы цвета пламени в знак своей скорби, сменила облик и направилась в Рим, ибо говорят, что туда ведут все дороги. Но траур по Нему не снимала еще долгие века».

— Это правда? — мягко спрашивает Азирафаэль, — то, что тут написано? Так все и было?

— Чушь полная, ангел, — Кроули выдавливает смешок, — знаешь же, я люблю черное. Никакой это не траур и никогда им не был.

— Но…

— Прости, — он кладет книгу в руки Азирафаэля, поворачивается к выходу, — меня ждут. Увидимся… как-нибудь.

Их буквально выбрасывает из воспоминаний, словно Кроули, не рассчитав, показал им лишнее. Слишком уж свое.

Дин встряхивает головой, снова оказываясь напротив Чака. Тот ждет чего-то, какой-то ответ на вопрос, который Дин похоже пропустил.

— Он спросил, встречались ли мы еще, — подсказывает голос Кроули.

— А вы… встречались? Что было потом?

— Потом я вернулся в ад. И долго-долго не встречал его. Но однажды все-таки встретил.

Дину начинает казаться, что они ошиблись. Разве можно было показывать именно это? На его взгляд, тут все слишком уж личное. Дин думает, что Кроули показывает им слишком много, Чак просто не поймет, не сможет понять.