Но Кроули ничего из этого не делает. Он просто усаживается прямо на мокрую, грязную траву, зябко ежится, и смотрит. Смотрит очень внимательно. Запоминает для себя, на будущее, как именно выглядит Божья милость и Божья любовь.

Дождь никак не утихает, мокрые волосы холодят насквозь промокшую спину. Лицо тоже мокрое, словно бы от слез. Вода стекает по носу, подбородку, скапливается на коленях. Бесполезно вытирать влагу, Кроули просто позволяет ей стекать по лицу и впитываться в и без того мокрую ткань. Где-то далеко за горизонтом остался ковчег, с остатками выживших и парой-тройкой неучтенных пассажиров, дело рук Кроули (ничтожно в сравнении с тысячами, что утонут), да последним оставшимся на земле ангелом.

— Я думал над твоими словами, — довольно пафосно заявляет подошедший Гавриил, аккуратно обходя мокрые грязные кустики и выброшенные на сушу бурые трупики птиц. Количество ангелов на земле возрастает, как минимум вдвое.

— И что же? Пришел к какому-то выводу? — спрашивает Кроули равнодушно.

— Эти существа… люди… мне кажется, ты переоцениваешь их значимость. Они… куда проще, чем все считают. Уж не знаю какие там планы на них у Всевышней, но… — он зачем-то пинает мокрый камень, и отворачивается, — раньше наши спускались вниз… брали себе этих… женщин в жены. Ничего особенного. Ну то есть, я-то сам никогда…

— Угу, — отвечает ему Кроули, без какого-либо выражения. Наверно, этот рассказ должен был его развеселить. Наверное, раньше действительно бы развеселил. Шутка ли, даже демонам не пришло в голову попробовать брать в жены человеческих женщин. Да еще и заводить с ними потомство.

— О, ну хватит тебе, — Гавриил осторожно опускается на корточки рядом, старательно не касаясь мокрых веток, несильно толкает в плечо. Его рука сухая и горячая, дождь старательно обходит его стороной, — ты слишком… драматизируешь. Ной ведь выжил, верно? И вся его семья, сыновья, и жены, и их дети. Совсем скоро дождь стихнет, затем я пошлю им голубя, и они снова заселят землю, будут плодиться и размножаться…

— А потом Она их сожжет, — мрачно предрекает Кроули, — ой, нет, конечно не сожжет, — отвечает он на возмущенный взгляд Гавриила, — во-всяком случае не всех. Оставит горстку праведников. Мне пора идти, — он поднимается, ощущая себя насквозь мокрым и парадоксально одиноким.

— Погоди, я… — Гавриил оборачивается вокруг, проверяет наличие наблюдателей, будто на этой горе кому-то возможно скрыться, — думаю, ничего страшного, если я тебе расскажу. Она собирается послать на землю спасителя. Еще нескоро, но… думаю… В общем, он спасет всех людей. Всех, кто верит. И у нас говорят, что может и вас… может и вас… можно простить? — последнее он произносит практически шепотом.

Кроули просто смотрит на него, молча, слушая, как с подола его одеяния стекает вода на мокрую траву. Мимо, по воде, проплывает раздувшееся тело дохлой овцы, окоченевшие ноги направлены вверх, к безмолвному небу. Кроули смотрит, как оно то поднимается на поверхность, то тонет, захваченное грязными волнами.

Он давно уже не верит в Ее милость.

Дину действительно горько от увиденного, горько и тяжело на душе. Даже Чак выглядит немного напуганным, сбросившим маску жестокого Бога.

— Ты ведь снова так сделаешь? — спрашивает его Дин. Он знает, что не должен звучать, как Дин Винчестер, но ничего не может с собой поделать, слишком сильно его зацепило увиденное. — Ты снова хочешь очистить землю? Только в этот раз вообще никого не останется, верно? Ни людей. Ни ангелов. Ни даже радуги в подарок, — последние слова чужие, перехваченный обрывок мысли.

— …Дин, прекрати!

Чак выглядит удивленным. Он поднимает руки, ладонями перед собой, в защитном жесте.

— …Дин! …немедленно…

— Я создам новую землю, — говорит он неуверенно, — я… она будет лучше. Совершенней. Я все исправлю.

— Ты его пугаешь! Прекрати! Ты все испортишь! — голос Кроули наконец достигает его ушей, и только тогда Дин осознает, что практически загнал Чака в угол. Он отступает, тяжело дыша, едва сдерживая злые слезы.

Все дело в том, что Дин никак не может выбросить из головы белесые маленькие тела в траве: лягушки, с раскинутыми лапами, темные мокрые комочки, похожие на комья грязи, — погибшие птицы, маленькие рыбки на боку, выброшенные течением на берег, с разъеденными дырами в боках; бесконечная грязная вода вокруг до самого горизонта, при взгляде на которую голова начинает кружиться; да еще это запах: гнилости, разложения, запах речной воды. Это чертовски много для него. Он видел ад, он видел мертвых людей, он видел ужаснейших чудовищ, но перед глазами стоят маленькие трупики животных, и ему никак не заставить себя перестать думать об этом.

А ведь погибли не только животные. Там умирали люди. Все, кто жил на земле, все кто не соответствовал каким-то придуманным меркам.

Как они могли довериться Богу, который допустил такое? Который это сотворил?

— Я предупреждал. Это может свести с ума. Нельзя увлекаться, нельзя всматриваться. Соберись уже, Дин. Нужно заставить его уйти. О Боге поговорим после.

— Но ведь он тоже видел? Он тоже видел, как он может быть в порядке? Он же верит, что это — его рук дело, и он — в порядке?

— Я уже говорил — он видит не все. Кроме того, он считает, что это его воля, а значит все сделано верно. Соберись, Дин. Ну же.

— Прости, отец, — говорит Дин. Это — только ради Сэма, который все еще караулит его тело в соседней комнате, и ради Кроули, который пытается удержать его живым и заодно развлекает их тут с Чаком, — прости.

— Совершенно на меня не похоже, — констатирует Кроули, — как и на тебя. Чего доброго, решит, что ты собираешься сорвать Апокалипсис.

Да, совершенно не похоже. Дину хочется побиться головой о книжный стеллаж. Кроули, который только что на их глазах просил архангела отменить потоп, явно сказал бы что-то другое.

Но что?

Время снова замирает вокруг. Чак зависает немного отклонившись назад, все еще отшатываясь от Дина. У Дина от усталости дрожат руки. Нужно срочно что-то выдумать, сколько еще раз Кроули сможет останавливать время?

Чак ведь собирался написать новую историю. Буквально только что об этом говорил. Историю о новом персонаже, о демоне. Ты такой интересный, Чак же так сказал?

— Как ты себе это вообще представляешь? — шипит Кроули раздраженно, — заинтересовать его… чем? Мной?

— Но ведь он уже заинтересовался! Покажи ему! Покажи что-нибудь еще, он посмотрит, вдохновится и отправится писать свою историю. А потом Адам все исправит, ну давай же! Какой еще у нас есть вариант? Остановить время до выходных?

— Если время остановится до выходных, выходные никогда не наступят, это логический… да к дьяволу. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Ни с того ни с сего начал демонстрировать всю свою жизнь? Таков твой план? Крайне умно.

— Нужно с чего-то начать. За что-то зацепиться, нужно заинтересовать его, — Дин растерян, — я должен его чем-то заинтересовать. Что-то сказать, спросить…

— Спроси его про спасителя, — советует Кроули, — давай. Тот, о ком сказал Гавриил.

И время вновь идет, Дин слышит, как тикают часы на его запястье, нервно и рвано.