— Не все, не переживай.

Прямо перед их глазами прекраснейший водопад, с хрустальной прозрачной водой. Струи воды разбиваются о поверхность, издавая мелодичные звуки. Маленькие разноцветные яркие рыбки плавают в озерце у подножья. От вида горной воды у Дина зубы сводит.

— Она тут не настолько холодная, — рассеянно говорит ему Кроули, — идеально прохладная. Тут все идеально.

— Давай я все-таки вырублю, — предлагает Дин мысленно, — я успею. Вырублю и свяжу.

— Нет, ты с ума сошел? Что если ты его убьешь? Ты думал, что случится с вашим миром? Он может рассыпаться, как карточный домик.

Не хочется признавать, но Кроули может быть прав. Дин вдыхает несколько раз, и смотрит.

Яблоня в центре великолепна. Она умеренно раскидистая, покрыта густой темно-зеленой листвой, ветви на уровне протянутой ладони. Нет ни одного червивого или гнилого плода, над деревом не вьются осы. Яблоки тяжелые, глянцевые, яркие, аппетитные, так и просятся в руку.

— Он точно не может нас слышать? — спрашивает Дин, наблюдая за обнаженной Евой.

— Не может. Он за стеной. Метафорически конечно. Видит то, что я хочу, по большей части картинку. Немного эмоций, да те мысли, что я готов показать. Те, что уместны для ситуации.

— Красивая. Интересная. Что с ними теперь будет? — слышит чужие мысли Дин, ощущая при этом… любопытство, искреннее. Но это не его ощущения, совершенно точно не его. Ему неуютно от этого, он будто растворяется здесь, в чужих ощущениях, теряя себя самого. Он с трудом может отделить собственные чувства, свое я, от того, что помнит демон. Ему страшно.

— А я… я могу слышать твои мысли? Те что ты думал… ну, тогда… там… То есть тут, в этом самом моменте….

— Я — часть тебя. Ты — часть меня. Я — внутри тебя. Я не могу быть тут полностью, мне нужно контролировать твое тело и не могу тебя отключить. Поэтому да, ты можешь. Мне тебя не заблокировать.

— Так это действительно был ты, — восхищенно говорит Чак, закончив рассматривать Эдемский сад, — как же красиво! Но кем ты был раньше? Почему я тебя совсем не помню? Не помню кем ты был до… до падения…. Как тебя раньше звали?

И снова тянется к вискам. Дин не успевает и шага сделать.

Любовь. Ощущение всепоглощающей, чистой, светлой, теплой любви окутывает Дина, пронзает до каждой мелкой косточки. Никто, никогда, ни разу жизни так его не любил. Эта любовь питает, поддерживает его, заставляет улыбаться.

— А ведь это лишь память о Ней, — горько говорит Кроули в его голове, — только память. Отзвуки.

— Мама, — слышит Дин.

Дин практически уверен, что не должен был этого слышать. Что это те самые мысли-воспоминания, которые Кроули не способен скрыть от него.

Звезды сворачиваются под ногами ярким ковром. Вокруг нет ни света, ни тьмы, бескрайняя чернота космоса. Дин – не Дин, ему не нужен воздух, не нужно тепло. Время подчиняется ему, вся вселенная подчиняется ему. Он практически всесилен, он могущественен. И у него есть вся эта любовь, всепоглощающая, бескрайняя. Он ощущает ее каждой клеточкой своего тела, буквально купается в ней.

Вот о чем говорил Кас, — понимает он.

— Нет, — мягко отвечает Кроули, — Кастиэль был создан позже. Его создали ангелы, взамен падших, когда Она уже не появлялась на небесах. И тогда демоны в отместку стали создавать других демонов из душ людей. Твой друг никогда не ощущал ничего подобного. Мне жаль.

Звездная пыль рассыпана вокруг, как песок. Дин снова слышит музыку сфер.

Это воспоминание позже, много позже чем то, что видел Дин, когда они менялись. У него уже есть здесь собственное тело, есть настоящие руки, время и пространство теперь тоже существуют. Он сейчас выглядит практически, как человек. Картинка немного двоится. Он видит его глазами. Ощущает его эмоции. Удовлетворение от хорошо выполненной работы. Любопытство (опять): что дальше? Немного — усталость.

— Чак тоже это ощущает?

— Не все, — терпеливо повторяет Кроули, — только то, что я хочу показать. В основном эмоции. Не мысли. Не бойся. А вот ты… ты все еще часть меня. Ты мой проводник. Тебе придётся… потерпеть.

Дин (не-Дин) склоняет голову, собирает песок в тяжелое плотное ядро, скатывает в тугой шар. Рассматривает на свет и покрывает ядро пылающей магмой, будто кондитер обливает шоколадом. Нежно, самыми кончиками пальцев оборачивает почвой, каменистыми отложениями. Новая планета сияет в его руках. Он просчитывает траекторию и скорость вращения, просчитывает расстояние от других планет. И запускает ее в нужную точку подкинув в ладонях. На пальцах остаются сияющие пылинки. Дин задумчиво стряхивает их.

— Это так красиво, — говорит кто-то рядом, — научишь меня?

Архангел Гавриил, еще молодой, ослепительно сияющий, с чистой искренней улыбкой.

— Конечно, — отвечает ему Дин, улыбаясь (не Дин, отвечает не Дин).

— Сложнее, чем я думал.

Гавриил огорченно вздыхает. Туманность в его руках распадается, скручивается делается чем-то темным, спиральным, вращающимся.

— Это черная дыра, — подсказывает Кроули, — они тоже будут нужны, раз уж она позволила создать ее. Погоди, мы найдем ей место. Смотри, нужно немного легче и…

— Кто это? — спрашивает Чак, — кто это с тобой?

— Нет. Туда нельзя. Ближе нельзя.

Картинка размазывается.

Но Дин успевает увидеть. Чак за стеной, и он не видит, но видит Дин.

— Получилось! Ты видишь? Получилось!

— Я назову его красным карликом.

— Как твои волосы.

— Они прекрасны

— Ты прекрасен.

Дину стыдно, что он слышит это. Он узнает и не узнает Гавриила. Такой восторженный, такой восхищенный, такой…

— Наивный, — отвечают ему на незаданный вопрос, — мы все тогда были такими… наивными… юными. Мы были друзьями. Братьями. Зла еще не существовало.

— Я тогда еще не знал, что я — зло, — слышит Дин горькое и явно непредназначенное ему.

— Как же вышло, что ты пал? Бедный мой. Неужели я не смог тебе помочь? — с непривычным участием спрашивает Чак. Похоже он действительно верит, что встретил одного из своих детишек-ангелов.

— Мне жаль, чувак, — искренне думает Дин, — прости.

Ему не отвечают. Но он видит.

Ангелы, множество ангелов, спорят. Спорят о том, допустимы ли сомнения, можно ли ставить себя превыше Бога. Что есть Бог? В чем Ее воля?

Ему страшно. Но он уверен, что прав. Тогда он был уверен. Разве его Бог может бояться сомнений?

— Они же не станут сражаться, — слышит Дин его мысли. Чак тоже слышит. Это — можно. Пусть слушает.

— Они же не будут сражаться друг против друга. Они же не могут…

Он ощущает панический ужас. Он еще не понимает, что именно ощущает, у этого чувства пока нет названия.

Ангелы никогда никого не убивали. Ангелы никогда не убивали других ангелов.