И тут Чак замирает на месте: руки застыли на полпути к Дину, рот приоткрыт. Что это еще за хрень такая?

— Впусти меня, — слышит Дин голос в голове, — ну же! Быстрее!

Это голос Кроули? Дин панически озирается.

Он понятия не имеет, что ему нужно делать. Он пробует пожелать мысленно, чтобы Кроули мог вселиться в него. Или в себя? Это же его тело.

— Впускай! Быстро! Или мне придется сделать это насильно. Я едва могу одновременно держать время и заставлять твое сердце биться, тупой ублюдок! Если мне придется войти насильно, твое тело может умереть.

Да, отличный план, вот только Дин понятия не имеет, что именно он должен сделать.

— Как? Как мне тебя впустить? — спрашивает он вслух.

— Я слышу твои мысли, тупица. Не сопротивляйся. Не думай! Прекрати уже представлять голую Еву, ты меня блокируешь!

Дин отпускает и Еву, и сад, оставляя в голове пустоту. Не думает. Ни о чем.

========== Часть 6. Его память ==========

Что-то странное происходит, будто волосы на затылке перебирают прохладными пальцами, Дин едва сдерживает стон.

— Не пытайся вглядываться, — предупреждает Кроули, — не пытайся задержаться где-то дольше, чем я покажу. Ты можешь не выдержать. Можешь сойти с ума.

— А Чак? — спрашивает Дин, которому очень хочется поспорить, что вообще-то он лично был в аду, и чего там только не успел увидеть. Но сейчас не время и не место.

— Я не с Чаком делю одно тело! — резко бросает ему Кроули и что-то снова происходит. Что-то дергается, наполняется шумом за секунду, будто кто-то телевизор включил…

…и комната вокруг оживает, начинает двигаться. Снова видны танцующие в солнечных лучах пылинки, слышны звуки улицы. Люди снаружи приходят в движение, Дин только сейчас понимает, что все это время улица была застывшей, замороженной.

Чак тоже оживает, продолжает свое движение, касается его висков. Дина будто током прошибает от прикосновения (или это из-за Кроули, чтобы он там не делал?). Он глубоко вздыхает, стараясь не сопротивляться, не врезать Чаку и видит…

…стену.

Белая каменная стена, высоченная, простирается до горизонта. Жарко, но жара не неприятная, идеальная жара. Небо тоже идеальное, голубое, безоблачное. Даже стена идеальная, камешек ложится к камешку, все одинаково ровные, без единого изъяна.

— Это пока, — слышит Дин не-свои мысли, — потом люди проделают в ней дыру. Сломают. Люди частенько все ломают, верно ведь?

Чак это тоже слышит?

— Только то, что я хочу ему показать. Ты скрыт от него. Я — частично скрыт. Пока у меня хватит сил.

— И надолго их хватит? — думает Дин. Его слышат.

— На пару тройку моментов, чтобы его убедить, хватит вполне.

— Но он видит.

— И слышит. И ощущает. Но это только часть воспоминаний, то, что я позволяю ему видеть. Не о чем беспокоиться, я не собираюсь пускать его слишком далеко.

— Я могу его вырубить. И все кончится.

— Не смей! Если не выйдет, если ты не успеешь, он просто убьет тебя. Уничтожит. Ты все испортишь. Пусть смотрит.

Дин видит фигуру Кроули в какой-то дурацкой черной хламиде, стоящего между собой и Чаком. Нет, не совсем так. Кроули сейчас — часть него. Но сам Чак видит только то, что перед Кроули. Видит его глазами.

Сам Дин одновременно и внутри картинки и снаружи, в магазинчике.

Он видит, как Чак тянется к нему, чтобы рассмотреть поближе.

И, одновременно, он видит солнце чужими глазами. Он видит…

…пустыню. Земля непривычно близко, слишком близко. Он ползет по ней, мелкие камешки трутся о кожу, песок отдает ему свое тепло. Он — змея.

Зеленый сад перед стеной, трава, тоже очень близко, буквально задевает его нос. Он пробует воздух языком, принюхиваясь. Трава щекочет его кожу, она прохладная, ласково прохладная. За ним в траве остается длинный извилистый след. Он движется очень быстро, разве змеи способны так быстро двигаться?

— Еще как способны, — комментирует Кроули.

Камни, из которых сложена стена, шероховатые, приятно теплые. Дин практически стонет от удовольствия, поднимаясь по ней, с наслаждением меняется, принимая свой человеческий облик, распахивает крылья, потягиваясь. Земля теперь слишком далеко от них, по мнению Дина. Ему хочется сделать шаг назад, отступить подальше от головокружительной высоты.

— Только этого не хватало. Ты что, боишься высоты? — слышит Дин. Он пытается не смотреть на такую далекую землю. Он не может. Земля перед глазами, ужасно далеко от него.

— Посмотри на пол, — советует Кроули. Ты же видишь пол? Он реален. Стена — нет. Дин. Дин, слышишь меня?

Дин задыхается. Картинка продолжает двигаться.

— Шутка не удалась, — говорит Дин кому-то на стене.

И поворачивается к собеседнику.

— Нет.

Дина выбрасывает, отталкивает в сторону, едва выходит удержаться на ногах. Он снова видит только подсобку и книги в ней. И Чака, Чака с закрытыми глазами.

Чак снова тянет к нему руку.

— Нет, его ты не увидишь.

Чак отшатывается, открывает глаза. Смотрит удивленно, неверяще.

— Почему я этого не помню? — спрашивает он вслух.

— Ты тогда еще не родился, — комментирует Кроули.

— Все считают, что это сделал сам Люцифер, — говорит кто-то (Кроули) через Дина, который все еще в состоянии нормально дышать, не то что говорить, — это даже немного обидно. Начальство постоянно присваивает себе наши заслуги.

— Но… Люцифер… Я не помню, чтобы и Люцифер там был, я вообще не помню Адама и Еву, — отвечает Чак растерянно, — разве это все не мифы? Ведь…

— Это было так давно, — голос Кроули звучит умиротворяюще, тягуче, сладко, — так давно… мало кто помнит, — он словно гипнотизирует. Он действительно гипнотизирует, понимает Дин, замечая, как глаза Чака постепенно становятся мутными, лишенными выражения. Он гипнотизирует Чака!

И у него получается.

— И правда, — отвечает Чак немного сонно, — так давно. Покажи мне. Пожалуйста.

Дин слышит, как Кроули коротко ругается в его голове.

— Да сколько можно уже!

— Ты в порядке? — спрашивает Дин мысленно.

Кроули что-то неразборчиво бормочет о излишне любопытных пророках, которые не могут просто оставить их в покое и отправится уже уничтожать мир.

Похоже он надеялся, что Чаку этого будет достаточно. Дин вдруг пугается, что Кроули мог потратить на этот гипноз все свои силы.