Уложив детей и оставив их под присмотром сарацина, еврейка взяла факел и решилась пройти по соседним залам, в надежде найти там хоть какие-нибудь книги, могущие скрасить ее пребывание здесь. Вообще, книги в те времена были огромным богатством – большие и тяжёлые, в кожаных переплётах с железными уголками, переписанные от руки аккуратным почерком монахов, они стоили больших денег и были редки. Тем не менее, в одной из комнат девушке повезло – она обнаружила там целых три книги – «Житие Святых» с прекрасными иллюстрациями, «Молитвенник» и, к своей вящей радости, «Список лекарственных трав».

С трудом дотащив свою находку в большой зал, она устроилась у ярко горящего очага, пытаясь разобрать написанное в книге.

Внезапно ей вспомнилось, как отец запрещал ей читать при свете очага или факелов, опасаясь, что она испортит себе зрение. Тоска по дому вспыхнула с новой силой. Вдобавок ко всему, спавший в соседней комнате мальчишка во сне вскрикнул, пробормотал что-то и залился слезами.

Ей пришлось отложить книгу и успокоить сперва его, потом младшую. Напомнить им, что она не даст их в обиду и в сто пятый раз пообещать, что они вернутся домой. Возня с детьми приглушила её печаль, хоть и не совсем изгнав ее из сердца.

Она решила захватить книгу и подняться наверх, в комнату рыцаря. Бессознательно она искала его общества, понимая, что это в высшей степени странно.

Там было тепло, горел огонь, Болдуин лежал на полу у кровати рыцаря, завернувшись в одеяло. Кот, с видом превосходства, устроился на его спине.

Погода за окном наконец-то прояснилась, и редкие звёзды холодно блестели вдали. Ревекка подумала о том, как же далеко они сейчас и желая также оказаться подальше отсюда.

«Я как призрак», – пришло ей в голову. – «Брожу по старому замку, слежу за спящими, не в этом и ни в другом мире, застряла где-то посредине. Может, я уже и вправду бесплотна? Улететь бы отсюда, скорее, духом, тенью, тучкой. Домой, где нет запаха смерти, где ничто не напоминает о стыде, о бесчестии, бесправии ее народа».

Она подсела к очагу, надеясь заглушить тревогу чтением. Как хорошо было ненадолго отключится от мыслей, скачущих по кругу, словно конь Айвенго на ристалище в Ашби. Вспомнив о молодом рыцаре, Ревекка невольно улыбнулась, представив себе его лицо.

- Помнишь, Ревекка, я обещал тебе столько книг, сколько ты захочешь?

Голос храмовника, хриплый и тихий со сна, заставил ее вздрогнуть от неожиданности.

- Прости, я не хотел напугать тебя. Ты такая красивая – с книгой в руках. Я бы хотел вечно лежать так и смотреть, как ты морщишь лоб, как касается своими тонкими пальчиками страницы. Как хмуришься, не соглашаясь с прочитанным. Как задумываешься и прикусываешь конец своей черной косы.

- Как вы себя чувствуете, сэр рыцарь? – она оставила книгу и повернулась на голос.

- Лучше, хотя всё тело у меня ноет и сердце стучит.

- Хм, гораздо хуже было бы, если б оно не стучало, – возможно усталость была причиной того, что ее голос прозвучал необычайно мягко.

- Пожалуй да – он тихо усмехнулся.

Ревекка прикоснулась рукой к его лбу и щеке – так проще было оценить, насколько силен жар. Храмовник замер, явно наслаждаясь моментом.

- Что ж, сэр рыцарь, судя по всему, вы стали на путь выздоровления. Опасность не миновала до конца, и важно, чтоб вы это понимали. Однако ж выполняя мои наставления, вы скоро почувствуете улучшение.

- Обещаю быть послушной девицей и с величайшей радостью исполнять все ваши желания, мой восхитительный лекарь! – Буагильбер прямо-таки являл собою образец смирения.

Ревекка покачала головой. Его бесконечная лесть скорее забавляла ее, но в то же время заставляла насторожиться. Ясно было, чего ему от нее надо и его беспомощность ни в коей мере не может служить ему оправданием.

- Если тебя не затруднит, разбуди моего оруженосца, добрая девушка.

- Радует, что его общество вы предпочитаете моему, – «Праотец Аарон, что я говорю? Зачем участвую в его игре?»

- Нет, не предпочитаю, но если он не поможет мне хотя бы встать, я не ручаюсь, что ему не придется опять менять постель! – смущённо пробурчал рыцарь.

Девушка разбудила Болдуина и вышла, кусая себя за губы, чтоб не захихикать, хотя для веселья, казалось бы, не было повода.

Комментарий к Глава шестая Именно так проводятся современные реанимационные мероприятия. К сожалению, даже в наше время пациент зачастую не оживает. Конечно, это анахронизм по отношению к средневековью, ну так на историческое произведение я и не претендую.

====== Глава седьмая ======

Ну вот, на лице твоём бродит улыбка

Пока неуверенно, бледно и зыбко,

Ее для меня сбереги (с)

Вика Рол

Огонь. Боже всемогущий, опять огонь и кровь. Опять летят балки, и горит мост. Ее волокут, местами несут, сдавливая ее тело. Стрелы, копья и мечи. Дым и копоть, вопли и кровь. Какой-то огромный детина пытается пробраться к ней, кричит, Буагильбер отвечает ему и ударяет его мечом, тот падает, а с ним – надежда Ревекки на спасение.

Йомен в зелёной куртке целится в них.

Ну же, стреляй, пусть даже стрела пробьет моё тело. Мне не нужно такой жизни, я обречена, стреляй же!!! Но он колеблется, а потом и вовсе опускает лук.

Он опускает лук и Ревекка смотрит на него безнадежно, с ненавистью. Она и не знала, что умеет ненавидеть.

Огонь догоняет, и им приходится ехать быстро, обороняясь и защищаясь от толпы. Люди шарахаются от кавалькады, закрывают лица руками.

Пыль и грязь летят из-под копыт, она страшно устала, ей надоела дорога, ее зад болит от быстрой езды. Ноги натёрты, и одежда в беспорядке, она голодна и хочет пить. Он держит ее за пояс, крепко, не отпускает ни на секунду.

Пыль, пыль летит, лезет в глаза и рот. Она задыхается в пыли, вокруг темный смерч пыли.

Ревекка вскакивает с кровати, невидящим взором окидывает комнату. Всё тихо, только тонкая струйка дыма стелется под дверь. Нет! Она уже это видела, это сон, сейчас она проснётся, сейчас…

Шипение, запах паленого, дым, опять дым, стук…

Господи, да когда же это кончится-то...

Ревекка проснулась от собственного стона, хорошо, хоть не крика. Она огляделась по сторонам и поняла, что заснула в комнате рыцаря, на соседней кровати, там же, где спала часть вчерашней ночи. Болдуин, после того, как помог храмовнику справить нужду, ушёл сторожить в нижний зал. Сарацины тоже отправились отдыхать. Кот и тот куда-то исчез, впрочем, коты вроде бы ночные животные, им и положено ловить мышей, не мешая хозяевам громкими скачками.

- Тебе что-то приснилось?

«Боже милосердный» – подумала Ревекка, – «да он за мной наблюдает. Неужели я кричала во сне?»

- Да. Как ты догадался? – ее голос дрожал от пережитого ужаса.

- Ты кричала. Тихо, но отчаянно. После битвы при Хаттине я не спал спокойно целый год. Просыпался посреди ночи, с бешено колотящимся сердцем, и не мог уснуть. Я до того боялся снов, что как-то раз не засыпал три ночи подряд, пока не свалился с коня. Боже правый, я не падал с коня с восьми лет, разве что на турнирах или когда был ранен. Я тогда потерял сознание и проспал целые сутки. И проснулся, как всегда, от собственного крика.

- Как ты живёшь с этим? Ты же хвастаешься на каждом углу, что собственноручно убил триста сарацин! Это, верно, они являются тебе во сне, вопиют об отмщении.

- Ты прекрасна, особенно когда сердишься, дочь Палестины и Роза Сарона. Но ты не понимаешь главного. Нет смысла мерить любого из тех, кто подобно мне, сражался на Святой земле, обычной меркой. Я двадцать лет в ордене Храма, из них семнадцать лет я прожил на святой земле. Там живет и мой друг, Конрад Монт Ферратский, и другие члены ордена. Мое влияние там гораздо больше здешнего. По сути, в Англии я чужеземец, как и в Аквитании, на своей родине. Жизнь в Палестине не похожа на ту, что здесь. Там постоянно идёт война – за Гроб Господень, за Иерусалим, за различные сферы влияния. А на самом деле, повод для войны всегда был и есть только один – вода. Кто в той пустыне владеет водой, тот владеет жизнью.