Он сильно хлопнул ладонью по столу и поднялся с кресла.
- Ваши Указания, - резко повысил голос Главный конструктор, - как проводить эксперименты, как работать, чему учить студентов, чему учиться, годятся только для серостей!
- Серости там сидят! - Главный конструктор двинул рукой, указав пальцем в сторону, противоположную звездному экрану. - На серостях едут и серостями погоняют! Серости определяют, как составлять план-проекты экспериментов, как строить теоретические изыскания, как формировать программы для студентов...!
Инспектор оторопело смотрел на него.
- Ну откуда им знать, - гремел Главный конструктор, глядя сверху вниз на человека, главным показателем работы которого было количество зарезанных научных проектов, - как на самом деле надо работать в науке, чему на самом деле надо учить студентов?! Для этого нужно взлетать, а они никогда не взлетают! Они - не Ученые!
Всё! Он вырвался из глухого одиночества! Теперь он не один. С ним галанавты Каравеллы. Теперь его поддержат миллионы!
Главного конструктора отпустило. Тяжелейший груз свалился с его плеч. Все последние годы, с того момента, когда "с его клавиатуры" сошла новая концепция, он жил под жесточайшим стрессом - словно тугой, сплетенный комок нервов. Огромных сил стоило держать все в руках - и защищать от сильных мира сего гигантский, неимоверно важный проект, не давая его закрыть, и руководить людьми, не верящими в успех его дела, работать рядом с ними, жить рядом с ними, каждый день встречаться с их убегающими взглядами и давать распоряжения, которые сотрудники считали в лучшем случае бессмысленными, ощущать спиной их насмешливые взгляды, и, несмотря ни на что, продолжать верить во все самому... а, главное, - верить и в этих людей!
Но теперь всё!... От-пу-сти-ло...
Главный конструктор бросил последний взгляд на Чрезвычайного Инспектора Высшего Ученого Совета и медленно опустился в кресло.
Всё! Теперь он всего лишь смертельно уставший человек.
Перед ним на столе крутилось маленькое облачко миниатюрной солнечной системы...
- Ах вот оно что! - прохрипел полностью севшим голосом Инспектор. - Значит, вы не собираетесь выполнять Указания Бюро...?!
Гость начал неистово кашлять.
- Д-держали ф-фигу к-кармане!... З-знали, что р-раскрой с-свои планы раньше, п-п-проект Каравеллы тут же бы за-за-закрыли...
В дверь снова позвонили. На небольшом приставном экране отобразились лица людей. Инспектор остановился. Сверкая взглядом, уничтожающе посмотрел на Главного конструктора, и, с размаху бросив что-то невидимое об пол, стал постепенно растворяться в воздухе...
<p>
III. За много-много сотен лет до этого
(необходимое отступление в не фантастику)</p>
1690 год. Голландский механик, физик, математик, астроном и изобретатель Христиан Гюйгенс получил интересное письмо. В нем его знакомый женевский математик Никола Фатио изложил весьма неожиданную версию теории гравитации. Вопреки "Математическим началам натуральной философии" великого Исаака Ньютона он предположил причиной гравитации не тяготение тел, а их подталкивание друг к другу хаотично движущимися по всей вселенной мельчайшими корпускулами. В письме содержался математический вывод той самой формулы гравитации, которую Ньютон ни из чего не выводил, а взял из работ своих предшественников, а те, в свою очередь, получили лишь на основе эмпирических наблюдений. Фатио вывел ее, опираясь на свою корпускулярную модель. Незадолго до этого письма молодой женевский математик предлагал рассмотреть свою версию самому Ньютону, а, ближе познакомившись с ним, предложил написать новую редакцию "Начал".
Фатио встретился с Ньютоном на заседании Королевского общества в 1689 году. Ум и сметливость молодого математика очаровали маститого ученого, и вскоре они стали близкими друзьями. Ньютон даже предложил Фатио жить с ним в Кембридже в качестве ассистента. Фатио отказался, предпочтя самостоятельную академическую карьеру, и Ньютон дал понять, что издавать новую редакцию своих "Начал" он не склонен.
Женевский математик все же надеялся опубликовать исправление "Начал" и писал Гюйгенсу: "я, возможно, мог бы взяться за это сам, так как не знаю никого, кто так хорошо и глубоко понимает большую часть этой книги". Гюйгенс по мере сил помог ему. Он поучаствовал в составлении перечня ошибок к ньютоновскому труду, а также способствовал оглашению письма Фатио на заседании Королевского общества.
Но на этом все закончилось. Публикации не последовало и поэтому, когда спустя 66 лет ту же самую теорию предложил швейцарский физик Жорж Луи Ле Саж, она получила название теории гравитации Лесажа.
А Ньютон? - Ньютон верил в Бога, и не просто в Бога, а в живое присутствие Бога в каждой точке Вселенной, называя пространство "чувствилищем Бога". Эта пантеистическая идея объединила в единое целое научные, философские и богословские взгляды ученого. От натурфилософии до алхимии - все сферы ньютоновских интересов - суть различные проявления глубоко владевшей им базисной идеи. В том числе и теория всемирного тяготения - она вызрела из убежденности Ньютона, что всякая вселенская сущность, будучи воплощением Бога, не может не испытывать чувства единения с любой другой сущностью, наполненной тем же Богом - не может не испытывать стремления к воссоединению своих божественных начал, то есть неодолимого фи-зи-чес-ко-го при-тя-же-ния к ней.
И вот уже несколько сотен лет этаж за этажом на фундаменте глубокого религиозного воззрения средневекового ученого наука строит свое величественное здание. А красиво и убедительно строить труженики науки умеют. Даже, если из-за сложного угловатого фундамента здание уходит где-то в наклон, они всегда смогут виртуозными математическими выкладками убедить всех, что это не здание наклонено, а, например, искривлено пространство... И что все в мире замечате... в смысле, относительно...
И, наверное, мало кто по-настоящему видит, что от искривленного здания науки искривляется и общество, - никак, казалось бы, не связанное со зданием науки общество... Как именно это происходит, увидим, продолжив наш рассказ и вернувшись в фантастику - выдуманный и глубоко правдивый мир... Ибо только он позволяет писать Настоящую Правду.
