Следующим движением она плавно извлекает телефон у меня из нагрудного кармана и некоторое время что-то в нём делает.

— Так и думала, — она возвращает мне его с включённым экраном. — Поставь на пароль, это раз. Но тут тебя лучше Цубаса научит.

— А что ты сейчас делала? — не могу удержаться от вопроса. — Зачем тебе мой телефон?

— Смотрела, на каких последних сайтах ты был, — она улыбается и смотрит мне в глаза. — Это было два.

Ч-чёрт. Кажется, я опять сейчас покраснею…

— Если хочешь, я тебе дам бесплатные промокоды на все свои видео, — абсолютно серьёзно предлагает она. — Не позорься, не качай с пираток.

Бля… Позор-то какой… Впрочем, в этой стране данная тема не табу, а часть культурного поля.

Но всё равно, как стыдно…

Там же, через некоторое время.

— Мне кажется, я очень даже могу сейчас помочь тебе. Как минимум, советом, — Рейко серьёзно смотрит на меня и абсолютно не похожа сейчас на ту куклу, которую обычно изображает. — Но перед протоколом лечения нужно определить диагноз. К чему ты вообще стремишься? В принципе?

В этом месте неожиданно задумываюсь:

— Пока словно барахтаюсь перед сетевыми бонами. Решаю тактические задачи и их производные. Получается, стратегической мечты как будто бы нет, ну либо стратегических целей — ресурс уходит на реакцию. Столько всего происходит, что о далеком будущем почему-то не думается.

— Ты же понимаешь, что реактивность тебя не спасёт? Я сейчас даже не о текущей ситуации. Если хочешь добиться успеха в жизни, нужно быть проактивным, согласен?

— Да это-то понятно, — вяло бормочу, забрасывая в рот второй бутерброд и запивая его зелёным чаем без сахара.

— Я, например, хотела быть известной на всю страну, — грустно улыбается она. — Как ни парадоксально, но получилось. Мечта номер один сбылась, хотя, к сожалению, далеко не таким образом, как я бы согласилась изначально… Теперь вот хочу семью и детей с нормальным человеком. Это вторая мечта.

— Э-э-э… — тут я не знаю, что сказать.

Потому что многочисленные видео её портфолио лично у меня с будущей семьёй как-то не вяжутся. Как говорится, а что скажет муж?

— Когда дети вырастут, они тебе твою нынешнюю карьеру не припомнят? — спрашиваю откровенно, поскольку она, похоже, и мысли частично читает.

Лукавить просто не вариант.

— Когда дети вырастут, я уже старая кошёлка буду, — смеётся она. — Мои карьерные успехи к тому времени все забудут, поверь: в наши годы звёзд забывают моментально.

— Что делать будешь? — незаметно для себя втягиваюсь в разговор.

Мне действительно интересны её мечты и цели длинною в половину жизни.

— Буду путешествовать. Но давай вернёмся к прежнему вопросу: у тебя какая цель жизни?

И правда, какая?

— Тебе не кажется, что ты слишком грязнешь в этих своих тактических моментах, категорически не думая о будущем стратегически? — абсолютно серьёзно спрашивает она, повторяя мне мои собственные невысказанные слова. — Ты прямо упиваешься ими. Хочешь мнение со стороны от малознакомой женщины?

— Можно подумать, у меня есть выбор в этой ситуации. Особенно когда я нахожусь в твоём доме, — острю, чтоб скрыть смущение.

Блин, а ведь она чертовски привлекательна, особенно когда вот так смеётся.

Проклятая гормональная подростковая развитость. Где ты, моя нравственность?

И интересно, зачем она повторяет мои собственные слова? Это какая-то ментальная техника?

— Твой имидж не вяжется с твоим текстом, — ёжусь под её пронзительным взглядом.

— Увы, я не всегда кукла-идиотка. — Улыбка не сходит с её лица и выглядит искренней и детской. — Какой-никакой, а токийский университет закончила. Ладно, я уже поняла, что связного плана из тебя не выдавить. Смотри, что я думаю… Ситуация вообще не так безнадёжна, с моей точки зрения…

Справившись с первой кучей вопросов и проблем, возникших после смерти отца, Синтаро, к удивлению домашних, облачившись в парадное кимоно, сидел на открытой веранде в полном одиночестве.

Когда на его мало кому известный номер зазвонил незнакомый абонент, он ответил с монотонностью робота:

— Вы кто?

Китайское имя собеседника ничего ему не сказало. Тот, однако, буквально за минуту нашёл нужные аргументы — и ещё через час сидел рядом с новоиспечённым главой клана на той же веранде:

— Заранее извините за то, что лично вы можете счесть вторжением в личное пространство.

Японский язык гостя с той стороны залива был безупречен.

— Я с трудом представляю моменты, в которых вы могли бы куда-то там вторгнуться, — вяло пошутил Синтаро. — И уж тем более, вторгнуться настолько, чтобы вам пришлось извиняться.

Вместо ответа гость активировал голограмму. На ней, теперь уже покойный и бывший, глава клана выяснял отношения с Ватару Асадой.

— Откуда?! — неподдельно изумился хозяин. — Это же было вот только что?! Вы что, слушаете нас?! — в голосе Ходзё угроза не звучала, хотя и присутствовала очень выпукло.

— Боже упаси, — равнодушно покосился на собеседника китаец. — На вас у нас возможности не выросли. М-м-м, хорошо. В знак будущего взаимного доверия… Вы в курсе, что Ватару Асада вместе с Гэнки Томиясу попадали в тюремный изолятор управления по борьбе с терроризмом? Вот совсем недавно?

Синтаро осторожно кивнул.

— Это управление, как известно, не является чисто японским. Поскольку террористические угрозы сейчас прорабатываются на уровне региона, — продолжил хань, представившийся как Сяо. — Там трудится достаточно значительная часть и нашего персонала, по крайней мере, в тех местах, которые для информации являются горлышком бутылки.

Ходзё тут же выстроил в голове мозаику из отдельных кубиков:

— Их пасут ваши из восьмёрки?!

Сяо молча прикрыл веки и кивнул.

— Получается, эта запись к вам попала случайно? И если бы Асаде звонил не мой отец, а кто угодно, вы бы и его записали?!

— Мы их всех и записываем, — китаец позволил себе слабую ироничную улыбку. — Просто именно этот разговор представляет серьёзный оперативный интерес как для нас, так для нашего с вами возможного дела.

— У нас пока нет совместных дел, — твёрдо сказал хозяин дома. — То, что я сейчас говорю с вами, просто дань вежливости. Откровенно говоря, я подумал, что ваши соболезнования по поводу смерти отца и намёки на его незавершённые дела — не пустой звук.

— Так и есть, — ничуть не смутился хань. — Давайте взглянем с такой стороны. Мне нужно объяснять, что ваш отец смирился с проигрышем на выборах заранее? Ещё до того, как позвонил Асаде?

Синтаро помолчал с минуту.

Китаец терпеливо ждал.

Можно было бы начать спорить — это сохранило бы лицо (и так поступил бы отец). Но эта тактика ничуть не улучшила бы положение клана.

— У нас нет шансов выиграть эти выборы, — спокойно согласился Ходзё. — Мы допустили слишком много ошибок на старте, в том числе, конфликтов с участием полиции и суда. А Джи-ти-груп — красавцы, да. Черти бы их взяли. Эта их идея с благотворительностью на десятки миллионов, застройка нового центра себе в минус…

— Я в курсе, — Сяо тоже не стал секретничать в ответ на вопросительный взгляд собеседника. — Вы не будете спорить, что сейчас теряете этот муниципалитет окончательно? Не дожидаясь результатов выборов?

— Не буду. — Слова давались нелегко, но Синтаро каким-то шестым чувством осознавал, что именно так сейчас будет правильно.

— Плюс рейтинг вашей организации в масштабах префектуры, плюс уголовный процесс такого уровня, — китаец флегматично выводил сумму анализа, подбивая аргументы. — Вернее, минус рейтинги и минус затраты на уголовный процесс, — с едва заметной улыбкой поправился он. — В том числе репутационные. Извините. Я плохо говорю по-японски и не всегда могу формулировать мысли точно.

— Не юродствуйте, нормально вы говорите. И да, я тоже понимаю, что репутационные потери мгновенно конвертируются в финансовые. Мы их, собственно, уже несём. Дай бог заткнуть все прорывы…