– Жади! – Лукас ворвался на порог с растерянным и перепуганным лицом.

– Лукас! – будто бы высохшие слезы хлынули с новой чудовищной силой.

– Как же так?.. – Лукас плакал не меньше нее.

– Я не знаю, – еле слышно прошептала Жади. – Аллах забрал его у нас.

Больше они не сказали друг другу ни слова в этот день. Бывают такие мгновения, когда кажется, что душа умирает. Тогда не хочется ничего говорить, ничего делать, а просто лечь и ждать, когда боль стихнет. Если она вообще способна стихнуть.

========== 40. Несчастливое Рождество ==========

Леонидас в мрачном молчании сидел на диване в гостиной своего дома: его серьезно беспокоило состояние сына. Лукас закрылся в комнате Диогу и не желал показывать оттуда носа, лишь изредка выходя перекусить. Его совершенно невозможно было уговорить пойти на работу – не помогали ни крики, ни просьбы. Лукас словно окончательно погрузился в кокон горя, желая оградиться от окружающих, в том числе и от любимой жены.

Зазвонил телефон.

– Далва, подойди, – усталым жестом Леонидас указал на трезвонящий аппарат.

– Алло, – важно проговорила служанка. – А кто его спрашивает?

– Кто это? – заметно оживился Леонидас.

– Ваша кузина. Поздравляет с Рождеством и просит передать поздравления Лукасу и Жади, – прикрывая трубку ладонью, ответила Далва. – Будете разговаривать с ней?

– Меня нет, – разочарованно махнул рукой Феррас.

Это было уже второе Рождество, которое он праздновал в сумрачном расположении духа, вернее, не праздновал совсем. После гибели Диогу он не разрешил ставить даже елку, ведь елка была для него горьким воспоминанием о детстве сына, отошедшего в мир иной. Но и второй сын его не радовал, а служил постоянной головной болью, и порой Леонидасу казалось, что в его жизнь вошло какое-то древнее проклятие, все никак не желающее прекращаться.

– Сеньор Леонидас, – скорбно произнесла Далва, – может быть, нам пригласить священника?

– Это еще зачем?! – бровь мужчины изогнулась удивленной дугой.

– На Лукаса точно порчу навели. Я вспоминаю, каким он был раньше: веселым, ласковым, слова плохого никому не говорил, а тут чахнет на глазах. Вдруг арабские родственники Жади его сглазили? Я слышала, что арабы – очень сильные колдуны.

– Вздор, Далва! Я отказываюсь даже слушать это. Но разумно будет пригласить Альбьери – такая реакция ненормальна. И да, я тоже связываю проблемы Лукаса с появлением Жади, но дело не в колдовстве. Она с самого начала плохо на него влияла. Когда я вспоминаю его бредовые идеи о том, чтобы принять ислам и платить выкуп за невесту, мне становится плохо. Еще хуже мне становится, когда на память приходят его игра на гитаре в кабаке, которую Лукас гордо называл музыкальной карьерой, и жизнь рядом с фавелой. И все это, Далва, только после того, как он познакомился с Жади.

Жади случайно услышала их разговор как раз в тот момент, когда собиралась спуститься вниз. Она встала возле перил, будто вкопанная, и ловила каждое слово. Под конец глаза начали застилать слезы, а на сердце лавиной накатывала злость. Жади стремглав бросилась в бывшую комнату Диогу, чтобы высказать мужу все, что накопилось у нее в душе.

– Лукас! – гневно позвала она его.

– Жади, я еще немного полежу, – слабым голосом сказал Лукас.

– Нет, ты выслушаешь меня! Ты знаешь, о чем твой отец и Далва говорят у меня за спиной?

– Нет, о чем? – безучастно спросил парень.

– Говорят о том, как бы выжить меня из их дома и из твоей жизни! – зашлась слезами Жади. – Оказывается, это я виновата в том, что ты сутками не встаешь с постели! Это я испортила твою прекрасную жизнь!

– Жади…

– Я просто дура, наивная дура! Купилась на заботу сеньора Леонидаса, да он всегда меня ненавидел, всегда!

– Жади, перестань!

– Он приютил нас только из-за внука, а теперь его нет, я стала бесполезной, понимаешь ты это? – сотрясалась от рыданий девушка.

– Может быть, ты неправильно все поняла? – неуверенно предположил Лукас.

– Я все правильно поняла! – бушевала Жади. – Для твоей семьи я по-прежнему никто, даже хуже. Лукас, или мы переезжаем, или я ухожу навсегда, и ноги моей больше не будет ни в этом доме, ни в твоей жизни!

– Я хотел предложить тебе разойтись на какое-то время, – невпопад проговорил молодой муж.

– Что?.. – Жади настолько растерялась от его слов, что прекратила шуметь.

– Нам обоим очень сложно. Мы только что пережили горе, нужно прийти в себя. Я думаю, это легче будет сделать раздельно.

– Вот, значит, как… – укоризненно покачала головой марокканка. – Почему бы тебе не сказать открыто, что я стала тебя тяготить?

– Я устал сам от себя, – Лукас встал, наконец, с кровати и принялся расхаживать возле окна. – Я хочу побыть в одиночестве, уехать куда-нибудь в глушь недели на три.

– Тебе не придется этого делать, – губы Жади тряслись мелкой дрожью. – Я уйду сама, я больше не буду тебя беспокоить. Твой отец будет очень доволен.

– Не нужно. Оставайся здесь.

– Какой же ты… циник, – сквозь слезы проговорила девушка. – Скажи, ты очень расстроился из-за того, что не уехал за границу?

– Я уже и думать про это забыл.

– Что-то не похоже! Я все поняла тогда, все, просто не хотела верить! – распалялась Жади. – У тебя на первом месте только твои желания и ты сам. Я для тебя экзотическая игрушка, сувенир, который ты привез с собой из Марокко! Только вот сувенир доставляет проблемы. Ты так это воспринял – новость о моей беременности, да?!

– Как у тебя язык поворачивается говорить такое?! – закричал Лукас. – Это говоришь мне ты, ты, которая наплевала на запреты врачей и побежала в свой драгоценный университет сдавать сессию!

– Лукас, Жади! – прибежала на звуки бурной ссоры Далва. – Немедленно прекратите, что же это такое? Святые угодники, да ведь сегодня же Рождество, грех ссориться в такой день! Да еще в комнате покойного, как вам не стыдно?

– Далва, не мешай, это наше дело, – Лукас закрыл дверь на ключ изнутри прямо перед носом у служанки, а затем вновь обратился к жене. – Если кому-то и было наплевать на ребенка, так это тебе. Ты сделала все для того, чтобы он не родился!

– Не смей! – пришла почти что в исступление Жади. – Да проклянет тебя Аллах за твои слова!

– Ты сказала, что я циник? Ну а ты чем лучше, чем? Знаешь, что я думаю? Ты использовала меня, чтобы избавиться от марокканской семейки и навязанного жениха. Он бы наверняка не разрешил тебе учиться и запер бы в четырех стенах, а ты этого не хотела, нет! Вместо этого ты решила обвести вокруг пальца бразильского дурачка, чтобы жить так, как сама пожелаешь. Аферистка, ты самая настоящая аферистка!

В комнате раздался звук звонкой пощечины. Жади трясущимися руками дважды повернула ключ в замке и кинулась в их уже бывшую с Лукасом спальню собирать вещи.

– Жади, куда ты? – причитала Далва, бегая вокруг.

– С меня хватит, – сквозь зубы процедила та. – Вы волновались за благополучие своего сыночка? Больше ему ничего не угрожает. Я ухожу, теперь уже насовсем.

– Ты все не так поняла! И между прочим, с Лукасом на самом деле происходит неладное, – обиженно подбоченилась служанка. – А ты будто и не видишь, что муж сам не свой.

– Вижу. Наконец-то я его разглядела. Вы вырастили монстра, браво, донна Далва.

– Попрошу сдерживаться в выражениях! – оскорбилась Далва. – Между прочим, ты жила в этом доме, ела и пила больше трех месяцев. Имей совесть, Жади!

– Ждите, когда я вышлю вам оплату счетов за еду и воду, – гордо сказала Жади, подхватывая чемодан на колесиках. – Чао, донна Далва!

– Жади, что все это значит? – недоумевал Леонидас, глядя на спускающуюся по лестнице с чемоданом невестку.

– Это значит, сеньор Леонидас, что я ухожу и больше не буду доставлять хлопот своим присутствием ни вам, ни вашему сыну. Может, вы найдете ему более благоразумную и ответственную жену, а меня прошу оставить в покое, я вне вашей игры.