– Жади… – слезы градом покатились у Лукаса по щекам. – Но это по-прежнему я.

– Ты ли? – Жади дотронулась до его лица. – Возможно, я просто никогда не знала тебя настоящего?

– Я и сам не знаю, что со мной, – Лукас едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. – Наверное, я просто никчемный человек и не заслуживаю любви.

– И самое ужасное, – продолжала Жади, – что все это началось тогда, когда стало известно о ребенке. Тогда, когда мне больше всего нужна твоя поддержка, ее нет!

– Скажи, что мне сделать?

– Я не знаю, Лукас. Тебе должно быть виднее, что делать.

– Ничего мне не виднее, – свернулся он калачиком на кровати. – Если бы я знал, если бы знал…

Он затих, кажется, уснул. Жади подошла к большому зеркалу и встала перед ним в полный рост, внимательно вглядываясь в свое отражение. Еще около года назад в ее жизни все было совсем по-другому: она беззаботная выпускница школы, которая мечтала ходить с подругами на дискотеки и плохо себе представляла, как должна сложиться ее жизнь. Мама… Мама хотела, чтобы Жади вернулась на родину, вернулась к корням и жила так, как заведено у их народа. Жади грустно улыбнулась сама себе.

В голове созрела идея: что, если оставить Лукаса, уйти в студенческое общежитие, там же родить ребенка, жить самой и ни от кого не зависеть? Нет, это будет слишком трудно, да и сеньор Леонидас попытается отобрать внука. Лучше уж сразу сбежать в какой-нибудь провинциальный штат, но… как же учеба?

– Да как я могла о таком подумать! – вслух поразилась Жади и еще раз взглянула на Лукаса, который уже погрузился в сон.

Она ложилась спать и не знала, что готовит ей следующий день.

========== 38. Цветы жизни ==========

В окно палаты частного перинатального центра задувал легкий ветерок. Врачи из клиники Альбьери настояли на том, чтобы Жади легла сюда на сохранение беременности, и как ни протестовала марокканка, говоря о том, что прекрасно себя чувствует, что у нее полно дел в университете, Леонидаса было не переубедить. Он чуть ли не лично собирал невестке вещи и сам отвез ее в приемное отделение.

Жади достала из прикроватной тумбочки тайком привезенный учебник по биологии – врачи временно не рекомендовали ей не только физических, но и умственных нагрузок, однако настырная студентка вошла во вкус учебы и не собиралась расставаться с книгами даже на больничной койке. В дверь постучали.

– Можно? – бойкий голос Додо нарушил тишину палаты.

– Додо! – радостно воскликнула Жади и уселась повыше на подушках.

– Я принесла тебе кое-чего покушать, – девушка поставила на столик тяжелый пакет с фруктами и другими лакомствами.

– Спасибо! Ну, рассказывай, что там на учебе? Я много пропустила, да?..

– Вчера было два коллоквиума, – без удовольствия поведала Додо. – Один – по гистологии.

– Что там было? – взволновалась Жади.

– Да ты не переживай, тебе вредно. Пока у нас в группе есть Маркус, Мэри Поппинс не страшна, как бы только она не просекла наши потайные схемы.

– Все сдали?

– Почти. Завалили только самые глупые или бесхитростные.

– Еще один долг, – расстроено проговорила Жади.

– Да брось! До сессии еще есть время, подлечишься и все сдашь.

– Кажется, потом все-таки придется брать академический.

– Мне будет не хватать тебя, подруга, – взгрустнула Додо.

– Я же никуда не денусь! – улыбнулась Жади. – Будем собираться по выходным и есть мороженое в прибрежном кафе.

– Ну, а дома у тебя как?

– Как обычно, – пожала плечами марокканка. – Сеньор Леонидас поучает жизни, стремится контролировать каждый мой шаг. Далва таскает еду подносами прямо в комнату и ворчит, когда я что-то делаю не так. А Лукас, – она выдержала паузу, – все такой же замкнутый.

– Странно, Жади. Почему он так себя ведет?

– Я думаю, это потому, что у него не получилось поехать в Англию, – с обидой произнесла Жади. – Он был помешан на всем этом, а теперь даже слышать о музыке не желает.

– Ну и дела!

– Да, – огорчилась марокканка. – Музыка оказалась ему дороже меня и ребенка.

– Так! – возмутилась Додо. – Прекращаем эти разговоры, еще не хватало тебе сейчас расстроиться и пустить лечение насмарку!

– Ты права. Лучше расскажи мне, как дела у девочек.

Подруги по университету провели не меньше получаса, обсуждая новости в группе, на факультете, делясь переживаниями о предстоящей сессии и планами на карьеру. Додо ушла, а Жади принялась опустошать пакет с провизией. Время посещений еще не закончилось, и в палату вновь постучали.

– Заходите, – жуя сочное яблоко, пригласила посетителя Жади.

В дверях показался большой букет цветов.

– Не помешал? – с виноватой улыбкой спросил Лукас, заходя к жене.

– Лукас! – Жади мгновенно позабыла свои недавние сетования на мужа. – Я так рада тебя видеть, дорогой!

– Как ты себя чувствуешь? – после короткого поцелуя в губы спросил Лукас.

– Все прекрасно! Я и малыш чувствуем себя хорошо, ждем только скорейшей выписки, – игриво сказала девушка.

– Жади, – робко начал Лукас, протягивая ей цветы, – я бы хотел извиниться перед тобой.

У Жади затрепыхалось сердце от радости: сейчас она видела перед собой ее Лукаса. Это был тот же Лукас, который зачарованно смотрел, как она танцует в доме дяди Али. Тот, который шел за ней по старинному городу, чтобы спросить, как ее зовут. Тот, которого она боялась больше никогда не увидеть в жизни. Та же улыбка, тот же взгляд. Так и хотелось сказать: «С возвращением!»

– Я неправильно вел себя, – продолжал будущий отец, глядя себе под ноги, – сам не знаю, что на меня нашло.

– Давай не будем об этом, – улыбнулась Жади, убирая букет в пустую вазу на подоконник. – Идем, присядь.

– Папа начал ремонт в комнате для гостей. К рождению малыша все будет готово.

– Как хорошо, – мечтательно проговорила Жади. – Только, чур, я хочу сама следить за тем, как будет проходить ремонт! Я сделаю детскую самой красивой комнатой в доме!

– Кого бы ты хотела – мальчика или девочку?

– Я буду одинакова рада и мальчику, и девочке. Кстати, как мы назовем мальчика?

– Может быть, Диогу? – предложил Лукас.

– Называть ребенка именем погибшего – это не очень хорошо, – нахмурилась Жади.

– Хорошо, а какое предложишь ты?

– Почему бы не назвать его Асад в честь твоего отца?

– В честь моего отца?.. – удивился Лукас.

– Оно означает на арабском то же самое, что и Леонидас.

– Интересно… – задумчиво произнес парень.

– А девочку можно назвать Хадижей.

– Думаю, лучше назвать ребенка более привычным для Бразилии именем, – возразил Лукас. – Например, Мелиссой. Мел.

– Чем арабские имена хуже португальских? – была готова обидеться Жади.

– Я не это хотел сказать! Они прекрасны, но… так дети будут слишком выделяться среди сверстников.

– И пусть выделяются, – гордо вздернула подбородок марокканка. – У их родителей необычная история любви, почему бы не отразить ее в имени?

– Тогда крестной обязана стать Иветти, – заулыбался Лукас.

– Мы будем крестить детей? – спросила Жади, которая не очень-то хотела этого делать.

– Ну… да, у нас все крещеные с детства, так принято.

Жади невольно поморщилась от его слов.

– Может быть, пусть они сами выберут веру, когда вырастут?

– Что ж, пожалуй, это разумно, – дернул плечами Лукас.

– Лукас, я хочу домой, – жалобно протянула Жади.

– Потерпи немного, дорогая, – успокаивал ее муж. – Так надо, врачи хотят как лучше. Ты ведь и сама когда-то станешь врачом.

– Да… если смогу доучиться.

– Сможешь, даже не сомневайся.

Они молчали целую минуту, глядя друг на друга. Эти мгновения тишины были наполнены таким счастьем, что нельзя было передать. «Как это было глупо – ссоры и подозрения», – с нежностью подумала Жади. Лукасу просто хотелось поймать счастливый момент в ладони и никогда не выпускать оттуда. Серый туман беспочвенной печали рассеялся в голове без следа, словно его никогда и не было. Это было похоже на пробуждение от кошмарного сна или избавление от долго мучавшей зубной боли.