– Кажется, я начинаю понимать, почему ты был против переезда к твоему отцу. Он ужасно любит давить на людей, мне сегодня хотелось сбежать куда-нибудь далеко, когда он начал учить меня жизни!

Лукас лежал с неподвижным взглядом.

– Представляешь, уговаривал меня бросить медицинский! – продолжала возмущаться Жади. – Неужели я сама не в состоянии решить, где мне учиться и как жить? Лукас, любовь моя, прошу, давай уедем! Нам было так хорошо вдвоем, вспомни, как мы были счастливы! Ну и что, что денег было немного, зато…

– Все изменилось, Жади, – внезапно перебил ее муж. – Отец прав, мы уже не можем, как раньше, питаться одной фасолью и жить на заработки с моих концертов. Нам обоим лучше здесь: у тебя все условия для учебы, не нужно работать по дому, голова не болит о том, что есть и чем платить за квартиру. Когда родится ребенок, у нас не будет проблемы, с кем его оставить. Все складывается правильно.

– Лукас!.. – поразилась его словам Жади. – Я не верю, что ты это говоришь!

– Почему? Просто я повзрослел.

– За две недели?!

– Неважно, взрослеешь ты за два года или за два дня.

– Тогда почему, – Жади сделала паузу, – почему ты продолжаешь ходить на репетиции?

Лукас посмотрел на нее с таким выражением, словно он молит о помощи, а затем спокойно произнес:

– Это мое хобби. У человека должно быть хобби. Давай спать, Жади, я очень устал, и тебе тоже надо отдыхать.

Погасив светильник, Лукас отвернулся и закрыл глаза. Жади почувствовала, как ее душат слезы, а душевная боль отзывается болью физической где-то в районе солнечного сплетения. Она понимала, что в их жизни что-то бесповоротно изменилось, какая-то угрожающая тень нависла над молодой четой Феррас. При видимом благополучии казалось, что все летит в пропасть, и как же горько было Жади осознавать, что толчком к этому стала… ее беременность.

========== 37. Творческий кризис ==========

Дни тянулись для Лукаса издевательски медленно. Офис компании отца, дорогое черное кресло и солнечные лучи, пробивающиеся тонкими полосами сквозь жалюзи, напоминали ему без малого тюремную камеру. Совещания, контракты на экспорт, отчеты – все это заполонило его жизнь и отняло что-то очень важное. Лукас взглянул на календарь: уже середина октября, Берту с парнями уже улетели в Объединенное Королевство и сейчас начнут упорную работу по покорению музыкального рок-олимпа. Мечта – странная вещь. Прилетит, словно райская птица, поманит сладким пением, а потом взмахнет золотистым крылом – и была такова.

Вечер, и он снова идет на репетицию, только не знает, зачем. Ради чего все это – ведь его основное дело в компании Феррасов?

– Лукас! – открыла ему дверь в студию Анжела. – Ты что-то стал задерживаться, только тебя дожидаемся.

Эта студия была не похожа на ту, в которой Лукасу приходилось работать раньше. Гораздо более тесная, но вместе с тем по-странному уютная в своем легком бардаке, она полностью отражала характер хозяйки.

– Да так, на работе… запара, извини, – смущенно проговорил Лукас. – Что у нас сегодня?

– Я говорила ребятам, что надо сделать новый альбом, – непринужденно начала девушка. – Есть кое-какие идеи.

– Баллады? Серьезно? – скептически вскинул брови барабанщик.

– Баллады? – растерялся Лукас.

– Баллады, – довольно кивнула Анжела. – Мы, конечно, крутые ребята, но кто сказал, что крутые ребята не поют баллад?

– Вроде это само собой подразумевается, – удивился гитарист.

– Глупые стереотипы, – поморщила нос девушка. – Лукас, помнишь мелодию, которую ты играл на фестивале в перерыве? Можешь сейчас ее наиграть?

– Зачем?.. – насторожился тот.

– Просто возьми гитару и играй, черт тебя побери!

Лукас послушно зажал струны пальцами левой руки, правой же начал извлекать ноты уже позабытой музыки. Анжела запела в непривычно женственной для себя манере, периодически давая указания музыкантам, где нужно добавить ударных, а где вступает бас:

Не смотри на мое лицо,Оно не скажет обо мне и половины…Постепенно участники группы начали проникаться идеей романтичных баллад и приходили к выводу, что в целом это звучит неплохо и свежо, и вполне годится для передышки между «крышесносными» композициями. Все, кроме Лукаса, который во время очередного прогона песни встал, положил гитару на стойку и направился к выходу, не говоря никому ни слова.

– Парень, ты куда? – окликнули его, но Лукас не отвечал.

– Погодите-ка, сеньор, – перегородила ему дорогу Анжела, – не потрудитесь ли объяснить, куда вы так срываетесь, словно вас не один десяток москитов укусил?

Однако, близко взглянув на подчиненного, она отказалась от своего саркастичного тона и не стала препятствовать его уходу.

– Что-то мы не въехали, что произошло, Анжела? – удивлялись присутствующие.

– Я сделала неправильную ставку, – загадочно произнесла девушка, стоя перед пустыми дверями. – Если я все правильно поняла, скоро в группе будет минус один человек.

В доме Феррасов никто не спал, хотя часы показывали время уже за полночь. Вся семья стояла на ушах: Лукас до сих пор не вернулся. Леонидас ходил взад-вперед по гостиной, бушевал и грозился выпороть «безответственного щенка», как только тот переступит порог дома. Далва причитала и молилась всем святым, чтобы с ее мальчиком ничего не случилось на опасных улицах Рио. Жади стояла на балконе, опершись на перила, ее грудь тяжело вздымалась от учащенного дыхания, а на лице застыла непередаваемая смесь тревоги и ощущения безысходности.

Вскоре на ночном проулке, ведущем к воротам особняка, показался заблудший сын и муж. Он шел неспешным шагом, засунув руки в карманы брюк, и был полностью погружен в свои мысли.

– Лукас! – выкрикнула прямо с балкона Жади.

От ее голоса парень вздрогнул, остановился и поднял виноватые глаза наверх. Их взгляды пересеклись на несколько мгновений. Жади с ужасом заметила, что ее муж изменился. Будто это и не Лукас вовсе – тело то же, но душу подменили. Если бы Диогу был жив, она решила бы, что видит его вместо своего возлюбленного.

Лукас проследовал в дом. Леонидас сразу же набросился на сына с возмущенными криками:

– Где тебя носит, Лукас?!

– Я просто прогулялся пешком, – как ни в чем не бывало ответил тот.

– Прогулялся?! – чуть не поперхнулся Феррас-старший. – Посмотри на часы, любитель прогулок! У тебя беременная жена вся извелась, ты отца скоро доведешь до инфаркта своими выходками! Мне что, запирать тебя на ключ, чтобы ты не шатался где ни попадя?

– Лукас, сынок! Мы так переживали! – всплеснула руками Далва.

– Я, наверное, пойду спать, – рассеянно сказал Лукас и зашагал по лестнице.

– Ты не будешь есть? – поразилась служанка.

– Я не голоден, Далва, – послышалось сверху.

– Ты видела, Далва?! – театрально воздел руку Леонидас. – Я так скоро поседею!

– Сеньор Леонидас, – прищурила глаза Далва, – раньше Лукас не был таким, до знакомства с Жади.

– Да, да, я знаю, – вытер лоб платком мужчина. – Я недаром был против этой затеи с браком, но ты видишь, как все повернулось. Я не могу позволить своему внуку расти как попало, за кулисами второсортного питейного заведения. Пусть уж лучше будут у меня на виду оба.

– Жади?.. – Лукас зашел в спальню со стуком.

Жади сидела на стуле спиной к нему, выпрямившись, и не двигалась.

– Жади, что случилось?

– Лукас, я устала, – тихо проговорила она.

– Конечно, уже поздно, давай ложиться спать.

– Ты не понял, Лукас. Я устала от тебя.

– Что?.. Но что я…

– Лукас, – Жади развернулась к нему лицом, – скажи честно: ты разлюбил меня?

– Это невозможно! – Лукаса чрезвычайно задел ее вопрос. – Жади, ты знаешь, что я люблю тебя, только тебя, с самого первого дня нашей встречи.

– Слова. Одни слова, слова, слова… – в расстройстве отвела взгляд девушка. – Я не вижу того, что ты говоришь. Я беременна, жду нашего ребенка, я трачу столько сил на учебе, мне бывает так трудно, Лукас. Если бы ты знал, сколько раз я боролась с плохим самочувствием, как много мне нужно терпения! Я свернула бы все горы в мире, если бы сердцем чувствовала тебя рядом с собой постоянно. Но ты где-то далеко, даже когда находишься близко. Тебя словно подменили. Думаю, это постепенно убивает мою любовь, я чувствую себя одинокой.