— Куда это вы уже пошли?! Нет, мы никуда вас не отпустим, пока не попробуете торт! Софья сама делала!

Софья тихо посмеялась и глазами попросила гостей остаться. Марина улыбнулась в знак согласия, а когда хозяева дома уже не смотрели в их сторону, они с матерью переглянулись с таким видом, будто их заставляют съесть по ведру моллюсков.

От скуки девушка проверила свой телефон. Её друг по кружку стрельбы написал что-то вроде «удачи» ещё пару часов назад.

— Засунь себе её знаешь куда, — ухмыльнулась она, пытаясь спрятать свой привычный хищный оскал. Её друг как никто другой понимает, что такие вот посиделки с родственниками отзываются ненавистью в сердце девушки, заставляя её каждый раз избегать и тетю, и дядю. Их социальный статус и социальный статус её семьи был слишком разным, и в их большой и уютной квартире она чувствовала себя ничтожно. Как и рядом с Николаем.

Всё как в американских фильмах 60-х, где показывают счастливую семью за столом, а потом всю идиллию портит один ничтожный ублюдок.

— Я сейчас приду, — бросила Марина шёпотом. Скорее всего, самой себе, нежели другим, так как на неё не обращали никакого внимания.

Прежде чем встать из-за стола, Марина вновь посмотрела на Николая и столкнулась с ним взглядом. Брат ей улыбнулся, смотря как-то пусто, без какого-то интереса или любви, разумеется, чисто родственной. Она улыбнулась ему в ответ, но это получилось настолько вяло и фальшиво, что даже ребёнок бы раскусил её неприкрытую ложь. Николай озадачено посмотрел на сестру и взглядом стал провожать её удаляющуюся спину.

Марина вышла на лестничную площадку, до этого прихватив с собой общую с мамой пачку сигарет. Выйдя на просторный балкон, девушка неспешно закурила, съеживаясь от потока холодного воздуха, чувствуя при этом хоть какое-то отрезвление от своих же мыслей.

Умиротворенную тишину прервал звонок мобильного телефона. Марина цокнула языком и недовольно пробурчала, принимая вызов:

— Ну, чего тебе, Макс?

— Как всё проходит, подруга? — его тон весел и несколько ироничен. Это заставляет улыбку появится на её лице, так как сейчас жалость его была бы совсем не к месту.

— Всё по-старому. Я в окружении всей этой идиллии, что может быть прекраснее?

— Хочешь я позову наших и устроим отличную пародию на Колумбайн?

— Было бы неплохо организовать такое шоу, только чур в главных виновников стреляю я, — усмехнулась она, выпуская кольца дыма в поток свежего воздуха. Тихий смех Макса прервался и послышался глубокий вдох. Такой уставший и будто бы раздражённый.

— Чёрт возьми, это была шутка, — голос на той линии стал серьёзен. — Я понимаю твоё сокрушение и всё такое, Марин, но посуди сама. В твоих чувствах не виноват брат или кто-то ещё. Только ты. Мне иногда кажется, что ты действительно убьёшь и его жену, и его дочь. Ты больная, Марина.

Она посмотрела на ночное небо маленького города и подумала, что Макс был прав, в каком-то роде. Был бы у неё малейший шанс убить их — она бы точно воспользовалась.

— У меня могло бы всё получиться, не женись он на той шлюхе и не оплодотворив её.

— Ты так говоришь, будто бы его жена — это какое-то животное…

— Так оно и есть.

Марина не кривила душой, она говорила это от чистого сердца, и это пугало больше всего. Однако Макс чувствовал, что что-то осталось в её голосе. Что-то с надрывом, с хрипотой, с едва уловимыми нотками женской печали. Нечто человечное…

— Это ты вытащил пистолет из ремня? — спрашивает она без агрессии. Слишком спокойно и умиротворённо. Так сказывался никотин в глотке.

— Да, я. Потому что тебе надо лечиться. — На той стороне послышался протяжный выдох. — Ты воспринимаешь всё это как игру, сама того не замечая, сходишь с ума. Убивать тех, кто ни в чём не виноват… Да лучше спасти троих и убить одного.

— На мою смерть намекаешь? — усмехнулась девушка. — Ты не убьёшь меня — кишка тонка. Это я тут решаю, кому жить в нашей семье, а кому нет. Софья и этот ребёнок — лишние.

— Может быть, это ты лишняя?

Судя по эху, Максим находился в подвале и наверняка забавлялся её пистолетом.

— Может быть, это ты бельмо на глазу и именно тебя нужно пристрелить?

— Слишком смелое заявление, друг. Предательски звучит, — Марина тушит окурок о холодный бетон и с безразличием отшвыривает его вниз, надеясь, что затушила она его не до конца и что сигарета упадёт кому-нибудь за шиворот. Таким способом она оставит свой автограф на любом теле, будто бы говоря: «Добро пожаловать, вы на секунду засветились в моей комедии». — Убить из-за того, что я просто хочу быть с братом? Или что смерть Нины меня не пугает?

— Не строй из себя белую и несчастную овечку, ты прекрасно поняла, по какой причине тебя нужно убрать.

— А ты что, решил быть богом?

— Поверь, подруга, я сделаю одолжение и тебе, и твоим родственникам. Я имею на это право. Думаешь, убьешь его семью и он обратит на тебя внимание? Может быть ты, наконец, посмотришь на кого-то другого?

— Имеешь право? Ну-ну. Спасибо, Макс, но в земле я гнить не хочу. Да и ты не всевышний, который решает, кому жить, а кому нет. Я решаю лишь в кругу нашей семьи, кому жить, — это совсем другое.

— Нет, не другое. Я не хочу причинять тебе боль, потому мне правда не хочется верить, что ты способна на убийство. Но… Если ты на это способна, то знай, лучше убить тебя, пока ты ещё человек, — голос Макса был слишком серьёзным, оттого и пугающим, но девушке не хотелось обращать на это никакого внимания. Его бессвязная речь пугала, но не заставляла проникаться и вдумываться.

— Ты сам больной, Максим. Иди лечись. Просто поверь, мне нужен всего лишь шанс, и я дождусь его. А ты даже не суйся сюда, иначе сам землю жрать будешь, — самодовольно произнесла Марина и тут же нажала красную кнопку на дисплее, стоило ей только услышать протестующий голос на той стороне.

Она знает, что больна. Знает, что одержима братом, но ничего поделать с этим не может. Просто смотрит на него и знает, что где-то проебалась, и вернуться в прежнее состояние не получится. Потому что попросту нет этого «прежнего состояния», ведь с рождения жизнь под откос пошла. Но ей нравится мысленно держать пистолет, мысленно направлять его на Софью, на Нину, на тех, кто мешает ей. Нажимает на курок, и слышится возбуждающий всё нутро звук — их крики отчаяния. Возможно, она лизнёт их кровь и поморщиться, так как она будет грязной, но лизнёт ещё раз, потому что это весело.

Макс глупец, что считает меня человеком. Хотя это ещё вопрос, кто из нас человечнее, судя по его речам о том, кто должен жить, а кто нет. Плоховато я на него влияю. А за кражу он потом ещё получит…

По мнению Марины, уж лучше бы он пустил ей пулю в ногу — может быть хоть так он бы остановил её. Но это воровство никак не поможет. В случае чего, она придёт в подвал клуба и заберёт у Макса то, что принадлежит ей.

Максик, Максик… На занятия нужно было ходить, чтобы хоть как-то остановить меня.

Хотелось рассмеяться на весь подъезд, но останавливал лишь её образ невинного ангела. Невинные ангелы не смеются как стая гиен.

Вдруг сзади послышался шум и детский вскрик. Марина без интереса обернулась назад, недовольно хмуря брови.

— Какому сопляку там не спиться?

Однако то, что она там увидела, привело её в секундное оцепенение.

Дочь Николая…

Трёхлетняя Нинка, по видимому, взобралась на подоконник по старым коробкам и сейчас была буквально в шаге от пропасти. Она смотрела на Марину своими щенячьими глазами и задорной улыбкой. Казалось, ей ни капли не было страшно.

— Ах ты ж мелкая тварь, за мной увязалась? — прошипела девушка, с настоящей ненавистью смотря на Нину.

— Тётя Маина, тётя Маина, иди сюда! — девочка начала прыгать и кружиться, смеясь.

— Сама попросила, — она поднялась на ноги и подошла к девочке, та протянула хрупкую ручонку, но Марина одной рукой взяла её за шкирку, подняла в воздух и опустила вниз, с пустым взглядом осматривая испуганное лицо ребёнка, свешивая его детское тельце в ночную тьму. — Не волнуйся. Умирать не так уж и больно.