Но ведь жив! Даже после черного обряда – жив. Сколько же сил и упрямства в этом волевом человеке?

Лорд Лориэль покачал головой, вливая толику собственных жизненных сил в князя.

А он только начал верить, что, возможно, черный маг черному магу рознь…

Нет. Все они одинаковы.

Притворяются, пока не достигнут цели.

У эльфа зло дернулась щека.

Жизнь в Йерихо заставила его пересмотреть немало стереотипов, но, как видно, не со всеми следует бороться. Люди склонны напрасно доверять тем, кто не стоит их мизинца. И в итоге это приносит им уйму разочарований… а то и гибель.

Природу ведь не переспоришь. Наедине с беззащитной жертвой не удержится ни один черный. Даже если до последнего притворяется другом, даже если сам хочет верить в эту ложь.

И ведь как талантливо Дэтре убеждал в ней окружающих!

Эльфа жгла не столько ненависть, сколько обида, жгла больно и глубоко. Он ведь честно пытался наступить на горло собственным предрассудкам и даже здравому смыслу, старался не судить книгу по обложке, даже решился довериться чужому суждению… и к чему это привело? Чудо, если князь, так тепло принявший его в замке, продержится еще хотя бы пару дней!

Падальщик все-таки показал клыки.

А он знал о нем – и ничего не сделал!

Лорд-целитель вдруг ощутил, как тенькнула, оборвавшись, в душе привязь магической клятвы.

Дэтре не стоит того, чтобы его покрывать.

Эльф медленно выпрямился.

Затем сделал медленный, скользящий шаг в сторону. Присмотрелся к придворному магу. Даже рисунки с лица не смыл...

Лорд Лориэль, подчиняясь чувству долга, склонился над магом, благоразумно не касаясь вымазанного кровью пола, но Дэтре даже не шевельнулся. Что это с ним?..

Дыхание редкое, ровное. Бледность не хуже, чем у князя… что, тоже обряд впрок не пошел? Поперек горла встала чужая жизненная сила – или чужая кровь?

Или же – наоборот?

Сердце билось ровно. Похоже, опасность черному не грозила.

Эльф брезгливо выпрямился, прикрыв нос и губы рукавом.

В этот миг он горько пожалел о том, что велеречиво отказался в свое время от уроков боевой магии и фехтования. Ему нечего противопоставить Дэтре.

Впрочем, черного мага схватить не так уж просто, угрозу он почует даже на грани жизни и смерти. И тогда может убить свою жертву и всех, кто подвернется ему на пути.

А сорвавшийся черный маг – слишком большая опасность и для замка, и для города.

Что теперь предпринять? Немедленно унести князя отсюда, велеть, чтобы Дэтре к нему не подпускали ни под каким предлогом?

Было бы неплохо... Только кто его послушает? У него нет никакого права приказывать. Да и переносить князя Ламиэ крайне опасно.

Лорд Лориэль покачал головой, с сожалением расставаясь с этой идеей.

Значит, необходимо обратиться к тем, чьи приказы будут выполнены.

А Дэтре…

Пусть до последнего не подозревает о том, что его раскрыли. Пусть думает, что он по-прежнему в полной безопасности.

Если все пройдет удачно, местные маги схватят черного прежде, чем он успеет натворить дел.

Целитель направился к двери, на пороге снова замер. Обернулся.

Ненавидя себя за это, все-таки выпустил в мага заряд целительного заклятья.

И вышел вон.

Охваченный обидой и решимостью, лорд Лориэль не подумал только об одном.

Как, скажите на милость, подлинно черный обряд может проводиться на рассвете, да еще и так измотать проводившего его мага?

***

Сначала во тьме не было ничего, кроме него самого и едва уловимого запаха крови, витавшего вокруг, дразнящего, упоительного.

Потом тенями из прошлого выскользнули кошмары, выстраиваясь в шеренгу, радуясь, что он никуда от них не денется. И были правы. Он мог только плыть по течению туда, куда несла тьма и запах человеческой крови.

Пока один не распахнул ему свои объятия.

…Алтарь, два черных зеркала на стене, и факелы, пылающие по обе стороны от них… Он лежит на холодном камне, собираясь с силами. От предстоящей задачи его снова замутило. Но за годы службы у ар-лорда Дариэта он испробовал все методы, кроме самых отчаянных. А теперь остался лишь этот.

Чтобы найти заброшенное, а потому подходящее для его целей святилище, пришлось немало побродить по Тессеме.

Ему необходимо избавиться от жажды и заодно отделаться от преследующего его прошлого. Это единственный шанс выжить и скрыться от старого вампира.

А для этого нужно попросить богиню не о благословении, но о милости. И если она ответит, этот день станет точкой отсчета в самом сложном из всех ограничительных ритуалов.

Кто-то скажет: всего лишь попросить? Сущая мелочь!

Только вот чтобы что-то просить у Шаэли, нужно подойти к ней на расстояние полушага. Другими словами, быть при смерти. Поэтому к ней взывали только самые отчаявшиеся. Где гарантия, что она не исполнит твое желание уже по другую сторону грани? Или исполнит вообще?

Но он полукровка, он крепче и сильнее людей. Слабую надежду давало и то, что однажды она уже вмешалась, чтобы сохранить ему жизнь, а значит, забирать себе вот так вряд ли захочет…

К тому же любому другому для этого ритуала требовалась помощь черного мага или черного жреца.

Ему достаточно самого себя.

Кэллиэн не слишком боялся смерти и чувствовал ее приближение безошибочно. Он сумеет вовремя повернуть ее вспять. Должен суметь.

Обратить собственную смертоносную магию против себя самого – труднее испытания нет для любого мага. Это как правой рукой сломать себе левую.

Можно долго твердить, что не боишься смерти. Но чем ближе к ней...

Маг прикусил губу. Сколько можно колебаться, в самом-то деле?

Кэллиэн привычным заклятьем создал черный кинжал.

Жажда сводила с ума, стоило рядом оказаться человеку. Он боролся с ней всю жизнь. Но ему надоело бороться. Он хотел просто пожить нормальной жизнью, хотя бы немного, получить возможность спрятаться от проклятого вампира и просто пожить самому, не кидаясь на людей, не чувствуя и не считая себя монстром... узнать, наконец, придется ли мирная жизнь ему по вкусу…

Ему надоело быть чудовищем, чужой удавкой, отравленным кинжалом.

Кэллиэн помнил, как усмехнулся тогда этой мысли, лежа на алтаре.

И как всадил собственный магический кинжал себе в грудь, принеся в жертву богине себя самого. Как клинок уютно скользнул прямо в сердце… В агонии он воззвал к Шаэли, и зеркала на стене вдруг показались ее глазницами.

...Да... его прошлая выходка была неповторима. По крайней мере, он очень надеялся никогда ничего подобного не повторять.

И во тьме, где не было ни жизни, ни времени, вдруг прозвучал разъяренный голос:

– Ты что творишь, мальчишка?!

Понятно, что... Пытается усмирить жажду человеческой крови, вампирскую природу…

– Ты уверен, что хочешь именно этого? – прищурившись, спросила тогда Шаэли.

Конечно, он был уверен! Для чего он принес такую жертву? Он надеялся, что больше не будет пить кровь и прибегать к черным ритуалам, что со временем не останется следов, по которым можно его отыскать и вернуть к былому...

Но старый кошмар неожиданно пошел по новой колее.

– Хватит тут прохлаждаться! – снова рявкнула Шаэли – и отвесила ему оплеуху.

Пощечина была не по-женски сильной и болезненной и заставила Кэллиэна сперва вздрогнуть, а затем и приоткрыть глаза, что само по себе было подвигом.

Не хуже, чем тогда, на алтаре, когда он очнулся с чувством колоссальной слабости и обнаружил, что клык у него теперь только один, а вместо второго – самый обычный человеческий зуб.

К счастью, теперь это был просто сон. Хвала Вечности. Не иначе как последствия ритуала…

Стоп.

Ритуал.

Князь!!!

Кое-как поднявшись, он, целеустремленно, хоть и спотыкаясь на каждом полушаге, побрел к криво стоящей постели.

Сколько он тут провалялся?..

В окно вовсю светили первые лучи холодного солнца, и маг погасил успевшую изрядно прогореть свечу.

Рассвет давно миновал – стало быть, не меньше часа... Кровь тоже высохла.