«Скажи им, что определил нас на подворье цариц», — подсказал Семаргл.

«Там же и вправду есть стойла для мамонтов!» — обрадованно припомнил эхеле.

Они обещали сами добраться и заодно разузнать, что творится в Трех царствах и есть ли возможность воспользоваться Радужным мостом, ведущим на остров Буян, или придется все же идти сразу в Навь. А Михаила встретило подворье, где собирали угощение и топили баню.

Хорошенько напарившись и выгнав из тела даже воспоминания о стылой яме и сыплющихся сверху грудах земли, Михаил отдал должное супу с печенью и рубленым котлетам в панировке из ржаных сухарей, которые когда-то жарила бабушка. Духи не обманули. Еда в доме предков действительно насыщала и ощущалась очень вкусной, особенно после недели пути через лес на подножном корме и пустой похлебке.

Сидя за столом, вспоминая имена умерших еще до его рождения родственников, Михаил с интересом разглядывал их жилище. С ностальгией смотрел на изящные венские стулья, круглый стол и резные комоды, которые стояли во времена его детства еще у них дома, пока не купили мебельный гарнитур. Радостно прислушивался к стуку ходиков, остановившихся лет двадцать назад. Узнавал самовар, который на даче топили шишками, давно разбитые тарелки и чашки, дожившую до нового века сберегаемую мамой и Верой стеклянную сахарницу с серебряным ободком.

В этом доме единение с родом ощущалось сильнее, чем в избе деда Овтая. Впрочем, старый ведун, рассорившись с сыновьями и не найдя преемника, застрял на границе миров, в то время как его потомки обрели свое пристанище и ни о чем, кажется, не жалели.

Узнав, куда и зачем Михаил направляется, прадед и дядьки всполошились и разом стали отговаривать его от такого опрометчивого шага.

— Не ходи туда! На той стороне реки Смородины и сам пропадешь, и сына сиротой оставишь, — по-стариковски заохал дед Сурай.

Хотя он и выглядел почти ровесником Михаила, ответственность перед родом, который он в этом доме возглавлял, и прожитые годы накладывали свой отпечаток.

— И рад бы не ходить, — честно глянул на него Михаил. — Только не могу я выползня до скончания века в зеркале держать. Сил у меня на это не хватит. А игла, на конце которой он спрятал свою смерть, где-то в Нави находится.

— Не по силам ты себе противника выбрал! — вздохнул прадед, переживая, что род совсем иссякнет.

— Так я не выбирал, — пояснил Михаил. — Но мимо пройти не смог.

— Вот то-то и оно, что все в нашем роду такие, — кивнул дядька Кочемас, глянув на сына, за штурм далекого острова Шумшу награжденного орденом Красной звезды посмертно.

Михаил почувствовал неловкость. Он себя героем не считал, и оттого становилось в какой-то мере горько и обидно. Если он не вернется, только Вера и, может быть, со временем Лева узнают, что он не просто сгинул без вести. Впрочем, такие мысли от себя следовало гнать. Поэтому он глянул на прадедов, отказался от предложенной дедом Сураем самокрутки, а потом объяснил.

— Я бы не ходил в Навь, кабы знал другую дорогу до острова Буяна и дуба, на котором сидит Ворон Воронович. Вроде бы туда из Золотого царства ведет Радужный мост.

— Мост действительно есть, — обнадеженно кивнул дед Сурай.

— Только, как и переход через Смородину, находится под контролем Цариц, — добавил дядька Атямас. — А у этих эксплуататорш снега зимой не допросишься! Называют себя ведуньями, а сами даже Хрустальную гору растопить не могут.

Так Михаил узнал, что на соседнее Серебряное царство недавно обрушилась невиданная напасть. Гора из какого-то прозрачного, но прочного, как кварц или алмаз, материала возникла неизвестно откуда и, разрастаясь ввысь и вширь, уже скрыла под собой большую часть царских садов и так называемой Аркадской веси, в которой жили последователи Руссо и поборники идей Просвещения.

— Я не спорю, люди там живут неплохие, образованные и воспитанные, — объяснял дед Сурай. — Немного странноватые со своими идеями про неделимый атом и единение с природой, вроде этих ваших нынешних экологов. Но не то, что разбойники из Ярилина городища, которые только и умеют, что щиты на воротах прибивать и чужое имущество умыкать.

— Но одно дело добрососедские отношения водить, — пояснил дядька Кочемас, — а другое — брать чужих людей на постой.

— Да еще всяких эксплуататоров и крепостников, которые Руссо и Вольтера, конечно, читали, но крестьянам вольные дать забыли, — добавил дядька Атямас.

— И что, даже царицы не знают, что делать с этой горой? — удивился Михаил.

— Да что они вообще знают? — пожал плечами Атямас. — Только как трудовой народ притеснять и разными податями облагать.

Михаил подумал о том, что дядька в какой-то мере на сестер наговаривает. Духи и другие древние сущности в нынешнем мире материалистов выживали как могли, не всегда имея возможность получать подпитку из общения с людьми. Некоторые, вроде Ланы и прочих Хранительниц, жили в тесной взаимосвязи с природой, другие, как Великий Полоз, сами на время выходили в Явь в человеческом облике. А такие, как Константин Щаславович, наращивали силу и мощь за счет энергии разрушения и смерти. Впрочем, вопрос Хрустальной горы это все равно не помогало решить.

— Если Ворону Вороновичу ответ ведом, я у него спрошу, — пообещал Михаил.

Хотя, заговорившись с родными, он лег, когда ходики пробили второй час пополуночи, сон к нему не шел. Он ощущал, что вплотную приблизился к цели своего пути, и переживал по поводу встречи с царицами. Судя по рассказам прадедов и прапрадеда, правительницы Трех царств, заставшие еще начало времен, добро и зло понимали исходя из каких-то своих представлений, к тому же находились с Бессмертным в родстве. Позволят ли они перейти на остров Буян по Радужному мосту или придется пересекать реку Смородину и как-то пробираться через Навь?

Заснул Михаил ближе к рассвету и наконец увидел не наваждения, пугавшие жутковатыми картинками из будущего, а нормальный ведовской сон, перенесший его к родителям и сыну. Кажется, из дома предков путешествие свершилось даже легче, нежели из Запретного леса или избушки деда Овтая. Вот только увиденное одновременно и порадовало, и вселило тревогу.

Поскольку сейчас в Яви шла уже середина сентября, ночи стояли холодные, и живущие с внуком в их деревенском доме родители каждый день немного протапливали печку. Но в этот раз случилось что-то непонятное. Дым вместо того, чтобы уходить в трубу, густо повалил в комнату. Огонь потушили, дом проветрили, как-то переночевали. На следующий день отец позвал знакомого печника. Они смотрели и так, и эдак, даже лазали на крышу, хотя старшему Шатунову уже давно перевалило за шестьдесят, а печнику было и того больше, но ничего не нашли и причину устранить не сумели.

— Придется возвращаться в Москву, — вздохнула мама, велев Леве, который до этого с неустанным вниманием следил за всеми манипуляциями дедушки, собирать игрушки. — Конечно, ребенку нужен свежий воздух, но это не повод его морозить.

По ее интонации, в которой вместе с озабоченностью от предстоящих сборов сквозило явное облегчение, Михаил понял, что она просто устала от деревенской жизни и хочет вернуться в свою квартиру поближе к благам цивилизации. Что бы там ни придумывали невестка и сын.

Вера, встретившая Леву и свекра со свекровью прибранной квартирой, приготовленным обедом и яблочным рулетом по маминому рецепту, конечно, неподдельно радовалась встрече с сыном. Однако в ее взгляде сквозила растерянность. Особенно когда Левушка сразу прошел в спальню, чтобы посмотреть на зеркало. Михаилу показалось, что из-за видимой в семье только им двоим глади на малыша с торжествующим злорадством смотрел Константин Щаславович. В следующий момент Вера увела сына купаться, а Михаил проснулся, поскольку в окошко влетел Семаргл.

«Вставай, соня! Мамонт ждет уже у ворот. За тобой царицы послали. Хотят видеть победителя Скипера».

«Да какой я победитель», — засмущался Михаил, спешно одеваясь и накидывая куму, обереги на которой после знакомстве с зубным порошком сияли, как пуговицы на командирском кителе прадеда.