Теперь многое изменилось. Михаил знал, что Скипер, как и другие монстры, служил Хозяину Нави. И потому предупреждение Таисии заставляло держаться настороженно, ожидая подвоха. Тем более что Скипер, как и его господин, предпочитал действовать не силой, а хитростью. Пока ничего, впрочем, не предвещало беды. Скатерть-дорожка бежала вперед, лес радовал глаз буйством красок и их оттенков. И только непривычная тишина звенела оглушительным набатом, призывая прислушиваться к перешептыванию листьев или журчанию далекого ручья.

Клонился к закату четвертый день пути. Михаил, устраиваясь на ночевку, собирал валежник и хворост для костра, попутно высматривая в траве подберезовики и сыроежки. Пироги закончились еще вчера, и он прикидывал, на сколько хватит крупы. Впрочем, по всем расчетам до Медного царства, где обитали дед Сурай и дядьки Кочемас и Атямас со своими семьями, оставалось не более трех дней пути. Сказать, что он устал, Михаил не мог. Все-таки во время военных командировок ему случалось участвовать в пеших марш-бросках. Да и пресс-конференции различных официальных лиц, начала которых иногда приходилось ждать часами, изнывая на холоде или жаре, приучили к терпению. Другое дело, что тревога, вроде бы беспричинная, с каждым днем пути все возрастала, а ночи мучили переживаниями о родных.

С первых ночевок в Слави Михаил использовал свой ведовской дар, чтобы хотя бы во сне повидаться с семьей. Навещал на даче родителей и Левушку. Наблюдал, как сын, наслаждаясь теплой сентябрьской погодой, помогает дедушке и бабушке собирать урожай, ходит с ними в лес за грибами, то и дело поглядывая в сторону знакомой тропинки, ведущей к домовине деда Овтая. К счастью, старый ведун отводил малышу глаза. Потом волны сновидения переносили в Москву к Вере. Усердная рукодельница, пользуясь одиночеством, засиживалась после работы допоздна, доводя до ума летние наброски или создавая новые дизайнерские шедевры. Сон к ней не шел. Приходя уже за полночь в спальню, в самом темном углу которой таилось зеркало, она еще долго листала страницы дежурного детектива, следя за приключениями бойкого порученца на службе Российской империи, а потом забывалась тревожным сном, прижав к груди мужнину рубаху.

Этой ночью, однако, сон явил иную картину. Вера стонала от наслаждения в объятьях другого мужчины. Михаил толком не разглядел его лица, но точно знал, что это освобожденный вероломной супругой Константин Щаславович. Следующее видение показывало события еще более невероятные. Жена демонстративно паковала свои и Левины вещи, а свекор со свекровью, которые души в ней не чаяли, в гневе указывали ей и внуку на дверь.

— Духу твоего чтобы здесь не было! Тварь неблагодарная! — возмущалась поведением невестки мама, прибавляя такие эпитеты, которых из ее уст Михаил в своей жизни не слышал.

— И пащенка своего забирай! — прибавив еще несколько крепких выражений, категорично заявил папа. — Нагуляла, небось, а мы и поверили, что наш.

— Конечно нагуляла, — рассмеялась ему в лицо Вера. — Не от вашего же сына-неудачника с его безумными идеями и закидонами, мне следовало ребенка рожать!

Она подхватила чемодан, взяла за руку ничего не понимающего Левушку и спустилась вниз, где ее поджидал знакомый черный Гелендваген.

Михаил проснулся в ужасе, не желая верить увиденному. Уже почти рассвело, и он отправился к ручью, чтобы хотя бы немного охладиться и утолить жажду: горло пересохло, будто туда набилась асбестовая пыль или песок.

Однако, едва приблизившись к воде, он почувствовал на другом берегу какое-то движение. Возле излучины, пытаясь обломать верхние ветви разросшейся калины, стояла молодая обворожительная женщина. Подоткнутая рубаха, открывавшая взору крепкие икры и изящные стопы, подчеркивала достоинства ладной фигуры, Длинные золотистые волосы рассыпались по плечам роскошным каскадом, в глубоком вырезе виднелась наливная упругая грудь. В нежных чертах лица удивительным образом сочетались наивность и древняя изначальная мудрость, а румянец на белой, упругой коже свел бы с ума любых производителей косметики.

Михаил поймал себя на мысли, что незнакомка своей статью напоминает Веру, только выглядит более соблазнительно и маняще. А когда она повернулась, сходство сделалось просто очевидным. Другое дело, что скромница-Вера никогда не смотрела на него с таким откровенным вызовом и неприкрытым, отчаянным желанием. Да что там Вера! Пожалуй, красавица ничем не уступила бы даже Лане, как знойное пышное лето не уступит нежной весне.

И когда внизу живота уже загорелось нечто не рассуждающее, темное и властное, призывавшее преодолеть ручей и отдаться на волю страсти, тем более что незнакомка явно его приглашала, шею и грудь предостерегающе обожгли обереги шаманского плаща, а в руках оказалась дудочка.

Едва он извлек первый звук, лицо незнакомки исказила злоба, после пары фраз оно утратило всю прелесть, превратившись в жуткий оскал мертвеца, плоть иссохла и рассыпалась прахом, распространяя такой жуткий запах гнили, что Михаил едва не сбился с такта.

Он все-таки перешел на тот берег и осмотрелся. Возле ручья на влажной почве отпечаталось огромное раздвоенное копыто, а к ветвям калины пристало несколько шерстинок, темных и жестких, похожих на медную проволоку. Как ни странно, находка немного успокоила, но вместе с тем заставила испытать жгучий стыд за то, что едва не поддался наваждению. Как он мог хоть на миг усомниться в верности любимой? Он ведь об истинности своего отцовства узнал еще до рождения Левушки, когда наследника рода признал дед Овтай! Конечно, не стоило сбрасывать со счетов коварство запертого в зеркале пленника. Другое дело, что и Скипер мастерски морочил головы не только людям.

Но что этот монстр, считавшийся повелителем чудовищ Нави, делал на другой стороне Смородины реки? Неужто выследил и теперь пытался заманить в ловушку, чтобы таким образом Хозяина Нави освободить? Тогда, вероятно, лучше позвать духов и проделать оставшийся путь на спине мамонта-эхеле? Но хватит ли в таком случае ему сил на путешествие через Навь?

Таисия щедро предлагала просить помощи у ее мужа, Великого Полоза. Этот хранитель подземных богатств во время человеческой жизни хотя и работал на аффинажном заводе, но, по словам супруги, Бессмертного не жаловал и его неумеренную жадность не одобрял. А вчера на берегу того самого ручья, который не могла перейти младшая из дочерей Великого Полоза Арина, и куда каждый вечер приводила скатерть-дорожка, Михаил нашел несколько золотых чешуек.

День прошел без приключений, а ночью опять приснился дурной сон. Немного подросший, но удрученный и зареванный Лева шел с матерью из музыкальной школы, что-то объясняя про гобой, который так некстати сломался накануне важного конкурса. Успокоив сына, проверив с ним уроки и уложив его спать в непривычно пустой квартире, Вера еще раз осмотрела инструмент, потрогала злополучный клапан, заедавший уже в те годы, когда на нем учился Михаил. Потом открыла кошелек, на дне которого грустно позвякивала какая-то мелочь, выдвинула пустой ящик комода, где у них в семье обычно хранились деньги на питание и прочие хозяйственные нужды. Достала конверт с так называемым «неприкосновенным запасом». Там сейчас лежала пара-тройка купюр, которых явно не хватило бы не только на покупку нового инструмента, но даже на ремонт. Снова глянула на гобой и горько разрыдалась:

— И зачем я только его отпустила, — поглаживая клапаны, помнившие еще пальцы мужа, тихонько причитала она. — Зачем позволила впутаться в эту бессмысленную борьбу? Впрочем, как я могу его в чем-то упрекать? Я же обещала ему присматривать за зеркалом!

Михаил не мог понять, что произошло. Хотя они не пробились в хозяева жизни, даже в самые лихие годы семья не бедствовала. И тут на стене он увидел портреты родителей в траурных рамочках, а рядом с ними свою фотографию, тоже окруженную печальной каймой, только явно более раннюю…

Проснувшись в холодном поту, на периферии зрения в свете догорающего костра он увидел смутную тень удаляющегося гигантского зверя. И хотя, кое-как успокоившись, остаток ночи он проспал спокойно и без сновидений, утром мысли о семье снова вернулись.