Христианство было первой и единственной религией, объявившей природу человека безнадёжно испорченной. Оно выделило среди качеств человека как важнейшие не добродетели, как это делали античные философы, но пороки; при этом преувеличивался масштаб последних. Отсюда назойливое требование христианства к человеку – непрестанно помышлять о своей испорченности и ставить покаяние на первое место среди своих дел. Но допустим на миг, что все грешники превратятся в праведников. Не останется больше тех, кого нужно будет поучать и исправлять, и не нужны станут Христос и христианство. Христос сам говорит о себе: «Я пришёл призвать не праведников, но грешников к покаянию»[5]. Но исправившимся ни к чему покаяние.
Христианство не может быть заинтересованным в улучшении природы человека; в этом случае исчезли бы причина и почва для него. Но и самого человека в целом устраивает его природа в том виде, какова она есть. Святоши внушают большинству людей неприязнь. Отождествление христианством со злом того, что не зло, и с грехом того, что не грех, приводило в ярость Ницше. Требованию христианства «Подави твои страсти!» он противопоставил требование «Дай волю твоим страстям и инстинктам!» Требованию «Не греши!» он противопоставил требование «Возвысься до греха!» Одни предпочтут Христа в качестве морального авторитета, другие Ницше. Обе эти позиции легко уживаются и совмещаются в разных индивидуумах, а порой и в том же индивидууме. Зло неуничтожимо, но не в этом суть и истина, а в том, что оно не должно быть уничтожено. Без зла не выживет человек; поэтому оно неуничтожимо. Это лишь естественное следствие того, что оно необходимо. Человека не нужно учить ненавидеть зло – он ненавидит зло и любит его, и иное отношение ко злу он не выработает в себе. Для него остаётся один путь – относиться ко злу с опаской и любопытством и признать легитимность греха. Это и есть истинное благовестие для него. Но принесено оно ему Ницше.
Не только между реальными поступками, но и в уме невозможно проведение отчётливой разграничительной линии между добром и злом. В том, как обычно проводится эта линия, обнаруживаются многочисленные несообразности и нарушения логики. Человек боится постичь зло во всей его глубине – не оттого ли, что он боится, что он полюбит и примет зло? Но он всегда любил и принимал зло – в той мере, в какой оно было для него жизненно необходимо, было для него добро. Ницше, этот великий знаток и ценитель зла, не сомневался в том, что называющие зло «злом» неверно пользуются этим словом. Добро и зло обречены на сосуществование во взаимном противостоянии, а человек обречён на причастность тому и другому. Зло необходимое условие счастья, коль скоро счастье возможно только через преодоление зла. Неизбежность зла неприемлема для разума, а с другой стороны, должна быть принята им. Не вина человека, что путь к его высшим целям и ценностям лежит через зло, что за добро он вынужден платить высокую цену. Не им установлена эта цена.
Догматы христианства всегда подвергались осмеянию критиками христианства и скептиками, но не его моральное учение. Что приемлемо и что неприемлемо в христианстве для современного человека? Не только философы, но и теологи уже задают этот вопрос. Отвечают на него те и другие с некоторых пор одинаково: неприемлемо в христианстве то, что исторически устарело, приемлемо и не должно подвергаться ревизии его моральное учение. После двух тысячелетий вражды богословие и философия начинают находить общий язык. Философу легко спрашивать о ценности учения Христа: его положение свободного мыслителя не обязывает его к положительному ответу. Труднее спросить о том же богослову, которого положение обязывает к положительному ответу. Отвергая догматическую и мифологическую составляющие христианства, философ не подвергает сомнению моральную ценность христианства. В этом ему начинает следовать богослов, позволяя себе всё большую свободу мысли. Интересно явление рациональной, или либеральной, теологии с её требованием истины и интеллектуальной честности, обращённым ей и к самой себе. Протестантский теолог Рудольф Бультманн так сформулировал претензии критической теологической мысли к христианству:
«Воскресший был вознесён на небо, …сделавшись «Господом» и «Царём». Он придёт вновь на небесных облаках, чтобы довершить дело спасения; тогда мёртвые воскреснут, свершится суд и будут уничтожены грех, смерть и всякое зло. …Всё это – мифологическая речь. Её отдельные мотивы нетрудно возвести к современной ей мифологии еврейской апокалиптики и гностическому мифу о спасении. А коль скоро эта речь мифологична, она недостоверна для сегодняшнего человека, ибо для него мифическая картина мира отошла в прошлое»[6].
Ещё более резок его тон в частном письме к другу, не предназначавшемся для публикации:
«В настоящий момент у меня больше всего расхождений с догматикой. Тут нам действительно нужна реформа. Что за глупости переполняют её! «Откровение», «Троица», «Чудеса», «Божественные качества». Это ужасно! И всё это происходит только из любви к традиции»[7].
Если бы только из любви к традиции! Но и Бультманн, не принимая христианской догматики, не выдвигает каких-либо претензий к христианской морали. В этом вопросе царит единодушие между теологами и философами. Вопрос об интеллектуальной честности не возникает для того, кто искренне разделяет христианские моральные ценности.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.