Эсперанса продолжала свой рассказ, словно и не заметив этих моих тщетных усилий. Меня безгранично удивило, что она безраздельно владела моим вниманием. Она сказала, что источник знания магов можно понять только используя легенды.

Высшая сущность из сострадания к ужасной обязанности человека — к тому, что им руководит голод и инстинкт продолжения рода, — подарила ему способность сновидеть и обучает тому, как использовать свои сновидения.

— Легенды, конечно, рассказывают об истине завуалированно, — продолжала она. — Им удалось замаскировать истину потому, что человек убежден, что это просто сказки. Легенды о людях, превратившихся в птиц или ангелов, — вот примеры такой замаскированной истины, и они могут казаться фантазиями или заблуждениями первобытного или больного разума.

Поэтому задачей магов на протяжении тысячелетий было создание новых легенд и раскрытие замаскированной истины в старых легендах.

Здесь на сцену выходят сновидящие. Женщинам лучше удается сновидеть. У них есть способность отказаться от себя, способность позволить всему случаться.

Женщина, обучавшая меня сновидениям, могла удерживать двести сновидений.

Эсперанса внимательно посмотрела на меня, как бы оценивая мою реакцию. Я совсем остолбенела, ибо совершенно не понимала, о чем она говорит. Она объяснила, что удерживать сновидение означает, что человек может сновидеть нечто конкретное о самом себе и может войти в это сновидение, когда захочет. Ее наставница, как утверждала она, могла войти по желанию в двести отдельных видений себя самой.

— Женщины — бесподобные сновидящие, — уверяла меня Эсперанса. — Женщины очень практичны. Чтобы удерживать сновидение, нужно быть очень практичным, поскольку сновидение должно содержать практические аспекты снов человека. Любимым сновидением моей наставницы было то, в котором она сновидела себя как сокола. Еще одним было сновидение совы. Поэтому, в зависимости от времени суток, она могли быть одним из них, и поскольку она сновидела-наяву, он, на самом деле полностью и была соколом или совой.

В ее голосе и ее глазах было столько искренности и убеждения, что я оказалась полностью во власти ее чар. Ни на секунду я не сомневалась в ее словах. В ту минуту ничто из того, о чем она говорила, не казалось мне необычным.

Затем она пояснила мне, что для того, чтобы достичь сновидений такого рода, женщина должна следовать железной дисциплине. Она наклонилась ко мне и конфиденциально, как бы не желая того, чтобы ее услышали другие, сказала:

— Железной дисциплиной я называю не тщательное соблюдение любого рода распорядка, как раз наоборот, это означает, что женщины .должны разрушить любой распорядок, которого от них ожидают.

— Так они поступают в юности, — подчеркнула она. — И что самое важное — в силу своей девственности, не прибегая к силе. Часто, когда женщина уже достаточно стара, чтобы продолжать оставаться женщиной, она считает, что пришло время заняться мирскими или ино-мирскими мыслями и действиями. Как бы мало она ни хотела и насколько бы ни было малым то, во что она хотела бы поверить, ей ничего так и не удастся достичь.

Она мягко похлопала меня по животу, словно играла на барабане.

— Тайна силы женщины в ее матке.

Эсперанса утвердительно кивнула, словно на самом деле услышала тот глупый вопрос, который появился у меня в голове:

— В ее матке?

— Женщина, — продолжала она, — должна начать с того, чтобы сжечь свою матрицу. Она не может служить плодоносящей почвой, ожидающей оплодотворения мужчиной, повинуясь повелению Бога.

Она посмотрела на меня пристально, улыбнулась и спросила:

— Ты, случайно, не религиозна?

Я покачала головой. Говорить я не могла. Мое горло настолько сжалось, что я едва могла дышать. Я оцепенела от страха и удивления, но не столько от ее слов, сколько от перемен в ее лице. Спроси меня, и я не могла бы ответить, когда именно это началось, но внезапно ее лицо стало молодым и сияющим; внутри нее как бы вспыхнула внутренняя жизнь.

— Прекрасно! — воскликнула Эсперанса. — Значит, тебе не придется бороться с верованиями, — подчеркнула она. — Их победить очень трудно. Меня воспитывал правоверный католик. Я чуть не умерла, когда мне пришлось изменять свое отношение к религии.

Она вздохнула. Ее голос, некоторое время звучавший печально, снова стал нежным, когда она добавила:

— Но это несравнимо с той битвой, в которую мне пришлось вступить до того, как я стала настоящей сновидящей.

Тяжело дыша, я терпеливо ожидала, пока очень приятное ощущение, подобное слабому электрическому току, не разольется по всему моему телу. Я уже предвкушала рассказ об ужасном сражении с наводящими ужас созданиями. Мне едва удалось скрыть свое разочарование, когда она сказала, что ей пришлось вступить в битву с самой собой.

— Чтобы стать сновидящей, я должна была покорить себя[4], — пояснила Эсперанса. — Вроде пустяк, но нет ничего тяжелее этого. Мы, женщины, самые несчастные пленники своего «я». Это «я»— наша тюрьма. Наша тюрьма создана из команд и ожиданий, которые обрушиваются на нас с самого момента рождения. Если родился первенец, и это мальчик, тогда это праздник. Но если же это девочка, тогда пожимают плечами и говорят: «Все нормально. Я все же буду любить ее и сделаю для нее все».

Из уважения к этой старой женщине я не могла смеяться громко. Никогда я не слышала ничего подобного. Я считала себя независимой, но в свете того, что говорила Эсперанса, я была ничем не лучше остальных женщин. Вопреки своему обычному способу реагирования на такого рода идеи, я была с ней согласна. Я всегда осознавала, что предварительным условием того, что я женщина, является то, что я зависима. Мне всегда говорили, что женщине очень повезло, если ее настолько желает мужчина, что ради нее будет делать многое. Мне говорили, что для меня как для женщины унизительно самой делать что-то, что мне и так могут дать. В меня вбили, что место женщины дома, рядом с мужем и детьми.

— Как и тебя, меня воспитывал авторитарный, хотя и снисходительный отец, — продолжала Эсперанса. — Как и ты, я считала себя свободной. Для меня понять путь магов — что свобода не означает быть самой собой — было равносильно тому, чтобы убить себя. Быть собой для меня означало утверждать себя как женщину. И осуществление этого занимало все мое время, мои усилия и энергию.

Маги, наоборот, понимали свободу как способность совершать невозможное, неожиданное — сновидеть сновидение, не имеющее основания, реальности в повседневной жизни. — Ее голос снова превратился в шепот, и она добавила: — Знание магов — это то, что волнующе и ново. Вообразить, что женщине нужно изменить себя и стать сновидящей.

Эсперанса сказала, что если бы ей не удалось победить себя, то это вернуло бы ее к жизни обычной женщины, той жизни, которую уготовили для нее родители. Жизни, состоящей из поражений и унижений. Жизни, лишенной тайны. Жизни, предопределенной привычкой и традицией.

Эсперанса ущипнула меня за руку. От боли я вскрикнула.

— Тебе следует слушать более внимательно, — заметила она.

— Да, конечно, — промямлила я виновато, поглаживая руку. Я была уверена, что никто не заметит ослабления моего интереса.

— Тебя не могут заманить или соблазнить войти в мир магов, — предупредила она меня. — Ты должна выбрать это, осознавая то, что тебя ожидает.

Перемены в собственном настроении поразили меня, ибо они были совершенно иррациональны. Мне следовало бы испугаться. Но я сохраняла спокойствие, словно это была самая естественная вещь в мире.

— Тайна женщины в ее матке, — сказала Эсперанса и снова похлопала меня по животу.

Она сказала, что женщины сновидят с помощью матки, или даже скорее — из матки. Сам факт, что у них есть матка, делает их совершенными сновидящими.