Карагусов обрадовался, схватил меня за руки и, нервно тряся, выпалил неожиданно вовсе не то, что я ожидал услышать после такой его реакции, на свои слова.

– Так, значит, вы в это время будете свободны? Дайте мне честное слово, что завтра непременно зайдёте ко мне часам к одиннадцати. Вот мой дом. Он находится за этим четырёхэтажным, на первом этаже которого размещена художественная галерея. Слушайте внимательно, и уж простите занудство старика. Этот первый дом вдоль проспекта Абая номер 129 пропускайте, и сразу финишная прямая – вы у цели. За ним, параллельно, находится дом вашего покорного слуги. Между этими домами расположено небольшое футбольное поле, детское. Наши дома пятиэтажные, остальные – четырёх.

Мне пришлось среагировать, а не то прессинг бы ещё долго продолжался. Мой ответ: «Понял, понял», – почему-то был понят им так, как будто я принял его предложение, к чему он так радостно воскликнул:

– Отлично! Все, жду Вас к 11 часам. Можете раньше прийти, разрешаю, и опоздать на немного тоже позволяю.

У меня даже дух перехватило, что дар речи пропал. Я понял, что влип безо всяких шансов отвертеться теперь. Мы тепло распрощались. Когда он скрылся в проходе между домами, я направился в сторону своего дома. Жил ведь совсем неподалёку от назойливого Ереке, по улице Айтеке Би, № 2, над магазином «Дамдес». Я ничего не утаивал, и никто меня ни о чём не спрашивал, но всё равно на душе был осадок, будто я скрыл от аксакала то, что проживаю рядом – в следующем квартале. Поднимаясь по лестничным пролётам тёмного подъезда своего дома, невольно ухмыльнулся случайному совпадению, ведь в точности как новоиспечённый знакомый, проживал тоже на четвёртом этаже.

– Какие только бредовые мысли, со всякими идеями и причудами, не лезут в голову в хмельном состоянии? Кто бы знал, что в таком, пусть и сладостном, дурмане каждый из нас становится объектом преследования всякой нечисти. И не повезло тому, кто, находясь в состоянии «под шафе», случайно подцепит, ночной порой возвращаясь домой, бродячего домовика.

Домовик не приветит гостеприимно в своём гнезде другого сородича.

Видно, не зря говорится «утро вечера мудренее», лично я убедился в этом несколько раз. По этому поводу мне попадалась какая-то познавательная литература. В статье утверждалось, что будто бы услышанная нами какая-либо информация, не понятая нами или чем-либо показавшаяся ненужной, во время нашего сна проходит системную обработку и анализ мозгом, что в итоге мы, проснувшись на следующий день, можем изменить своё мнение, которое зрело накануне. Нечто схожее произошло в своё время с Менделеевым, который якобы увидел свою периодическую таблицу химических элементов во сне. Я тогда не представлял себе, как такое вообще возможно?

Весь вчерашний разговор, правда, в контексте своём мне представлялся утром жутко интересным в познавательном плане. Что-то для меня прояснилось в смутном очертании, и желание прояснить суть предмета отчётливее было притягательно заманчиво, к тому же особых занятий, а день выпал на субботу, в общем, не предусматривалось. Кроме всего, любопытство подогревало и данное мною обещание, и я стал готовиться к визиту.

Таким образом, всё началось 13 августа 2001 года. Из своей квартиры я вышел без пяти минут одиннадцать: чтобы добраться пешим ходом до пункта назначения, требовалось немного времени. Мне захотелось быть пунктуальным, чтобы прибыть строго по-сталински – в точно назначенное время. Шёл спокойно и не торопясь, в таком же темпе, сохраняя ритм движения, стал подниматься вверх по лестнице подъезда с затхлым и спёртым воздухом. Все вокруг, казалось, навевало мрачность. Быть может, такой специфичный эффект создавали стены помещения, выкрашенные половой краской известного скандального цвета, любимого фашистами всех времён и народов. Само собой вдруг подумалось – почему этот цвет был любим фашистами, а коммунистами – во вторую очередь, после красного? И почему он называется цветом чумы?

Старик, судя по всему, видно, наблюдал за мной в окна, выходящие в тенистый дворик, ибо железная дверь, обитая с двух сторон декоративными рейками, оказалась открытой. На площадке всего их было три. Открытая, не имевшая номера, была расположена слева. Две другие, находившиеся прямо, с номерами 11 и 12, были похожи одна на другую как близнецы, ясно свидетельствуя, что они дело рук одного мастера.

Прежде чем войти, я нажал кнопку звонка и моментально услышал:

– Рахман, заходи, дорогой.

Ермахан Муратович встретил меня на пороге с распростёртыми по сторонам руками для объятий. Я его поприветствовал, как следует добропорядочным правоверным муслимам:

– Ас саляму алейкум, Ага!

Аксакал тут же среагировал с приятной интонацией в голосе:

– Ву алейкум ас салам! Проходи в большую комнату, братишка. Вот – тапочки надень.

Он не скрывал своей радости, и от него источалось воодушевление, пропитавшее всю атмосферу ионами доброжелательности. Чувствовалось по его эмоциональному возбуждению, что он искренне рад моему приходу. Больше всего действовали успокаивающе его располагающая улыбка и чудесные запахи в квартире. Эта комфортная обстановка создавала очаровательный уют. Мне сразу стало легко и свободно. Признаюсь, все мои имевшиеся опасения, сами собой рассеявшись, улетучились как дым.

Ереке, усадив меня на почётное место, вначале произнёс «такбир» – восхваления Всевышнему Богу, затем добавил:

– Так я живу. Пока можешь осмотреться тут внимательнее, чтобы пообвыкнуть к обстановке. Для начала помоги мне стол передвинуть к мягкой мебели. Я здесь в зале достархан накрою. Сейчас отлучусь всего лишь на секундочку, на кухне надо похлопотать немного, чтобы соответствующе подать пищу, которую сегодня нам Бог послал. Да, и чай заварю по китайскому рецепту, меня недавно этому способу один хороший человек научил.

Чаепитие наше затянулось. Время будто в мгновение провалилось в пропасть. Мне пришлось дважды отклонить витиеватые предложения радушного хозяина очага в отношения употребления более крепких напитков. Он попытался вначале соблазнить шотландским виски, затем пятизвёздочным коньяком «Казахстан» приличного срока выдержки, кроме того, с его слов выходило то, что он сумел сохранить эту бутылку ещё с советских времён.

Я чувствовал себя свободно, поэтому оставался твёрд. Мало этого, отважился потребовать от хозяина очага убрать со стола эти красивые бутыли, после чего в самом вежливом виде попросил вернуться к нашей вчерашней беседе. К этому ещё добавил, что тема меня чрезвычайно взволновала и заинтересовала с познавательной стороны.

Ермахан Муратович сегодня был совсем другой человек, чем представлялся и казался мне вчера. Крутые перемены были налицо. Обходительно строг в поведении, предусмотрительно внимателен и учтив, при всём этом добродушен и вежлив. Само собой, был расторопен и умел в вопросах гостеприимства, особо удивляли его неторопливость в изложении мыслей и умение держать с изяществом осанку грузного тела, всё свидетельствовало о том, что человек этот имеет манеры и обладает вкусом.

Как у меня не могли возникнуть подозрения о подмене собеседника, при наличии таких контрастов перемен и всего лишь за одну ночь, не понимаю?

Выдержав длительную паузу, видно, в уме взвешивая все За и Против, прежде собравшись с мыслями, он для начала предложил мне, если я того желаю сам, курить в помещении, и поставил на стол большую хрустальную пепельницу. Мне оставалось только ещё раз поблагодарить заботливого Ереке.

– Мне вчера показалось, что, напротив, Вам мои откровения пришлись не по нраву? – произнёс он вкрадчиво, после чего добавил поспешно: – Знаете, что? Давайте я о себе кое-что расскажу, а там уже посмотрим, к чему это нас приведёт?

Дух жилья может способствовать раскрытию таинства любви и ненависти.