Я решился потревожить одиночество занимательного во всех отношениях земляка, судя по всему, законченного интеллигента, и тем самым оторвал его от медитации. Ну, в самом деле, не мог же я стоять «до ишачьей пасхи» в ожидании, когда этот странный субъект соизволит спуститься с небес, чтобы передать ему в руки эти несчастные листы, испещрённые непонятными каракулями?

Вторично мне довелось встретиться с этим незнакомцем уже летом возле здания областной администрации, где в вечернее время собирались жильцы местных домов, которые выбирались из душных квартир на прогулку, чтобы подышать свежим воздухом и совершить обходы вокруг действующих фонтанов. Ага[1]отозвался должным образом, когда я его поприветствовал, как заведено по традиции муслиман[2], т. е. младшими старших. Он, в свою очередь, проявил любезность и попросил присесть рядом, мало того, тут же узнал меня, к моему удивлению, и сам напомнил о нашей предыдущей встрече в парке, после чего ещё раз поблагодарил меня за благородный поступок, совершённый произвольно от воспитанности. Мы пообщались немного, поговорили о том, о сём, обменялись кое-какими соображениями касательно мировых политических новостей и о множестве внутренних проблем в стране. Поскольку мы были не одни – я гулял с сынишкой, он же сопровождал внучку – нам пришлось вскоре со всеми полагающимися любезностями распрощаться.

Другая, совсем иная по значению, встреча произошла между нами возле ресторана «Тюльпан». Отчётливо осталось в памяти, что тогда я направлялся в магазин «Глобус», расположенный рядом, за лентой для своей печатной машинки и за газетами. Как вдруг меня окликнули необычным зовом «до-ро-гой», причём скандировали в унисон протяжно несколько человек и взмахами рук подзывали к себе со стороны открывшегося недавно пивного бара в огороженном дворике этого двухэтажного увеселительного заведения, в числе звавших я разглядел знакомое лицо.

Он создан из тончайших прозрачных волокон кратно тоньше паутины, различимых только под лучами солнца в темноте. Представляет собой некий мощнейший энергетический сгусток размером с футбольный мяч в одном случае, в другом – это небольшой комочек, не больше теннисного мяча, от слабости выдающий едва уловимые импульсы, которые пусть и незначительно, но всё-таки влияют на характеры опекаемых ими людей. Домовики бывают различных форм, имеются исключительные экземпляры гигантских размеров. Соответственно, это влияет и на их способности и возможности во влиянии на окружающих по силе магнетического воздействия, что главным образом отражается на том, какое по значению гнездо они занимают. Это является первоосновой их существования. Передвигаются они крайне медленно, и то по срочной необходимости, а так это им вообще-то без надобности. В целом же, для людей практически исключена сама возможность видеть их, наблюдать за ними, изучать повадки и образ жизни этих чудных невидимок. При всём при этом устройстве, можно сказать, бестелесной сущности, эти Божьи творения наделены множеством возможностей психофизического воздействия на настроение и вкусы людей, и избирательно, особенно на опекаемых домочадцев. Есть среди них и мощные особи, способные влиять на сознание масс.

Телесное очищение очищает и разум, а нагота естества способствует к откровенности. В латах и маскировке человек становится особенно скрытен.

Я абсолютно и категорично отказывался верить всему услышанному скорее внутренним сопротивлением протестующей интуиции, нежели логическим воспрепятствованием разума. Помнится, настроение было подавлено сумбурным нагромождением всяких вздорных заявлений, вступивших в противоборство с противоречивыми реакциями в моей душе, что уже, в свою очередь, привело к коллапсу, состоянию смуты и нерешительности, с незнанием выхода из тупикового положения. Сомнения одолевали штурмом и требовали предпринять действия, но из чего. Что лучше – уйти или остаться? Извечно мы обречены на одно – на необходимость выбирать!

Не мог же я, в самом деле, создать сразу определение от первичного впечатления этого малознакомого человека, как оказалось педагога местного университета имени М. Х. Дулати, к тому же уважаемого и добродушного аксакала, и принять его каким-то выжившим из ума стариком маразматиком. Я отнёс весь этот беспорядочный и утомительный монолог с его стороны к хмельному состоянию, причиной многословия страстных речей могли быть у него семейные проблемы с всякими обстоятельствами. К тому времени мы уже выпили достаточное количество пива вслед за заедаемыми нами солёными фисташками. Этот непередаваемый обычными словами букет соединения различных вкусовых ощущений привёл к приятному, хоть и нелёгкому, опьянению, что, вероятно, побудило моего собеседника к ведению необычайно бестактных речей с откровениями. Разговор не получался и в тот раз не мог получиться по многим причинам, от меня не зависящим, о которых я не мог догадываться тогда. Нет смысла описывать тот никчёмный сумбур, где мы взвалили на свои плечи непосильную ношу в виде массы информации, также переусердствовали в демонстративной вольности, выказывая презрение к правилам поведения в общественном месте своей развязностью от обуреваемых нами чувств. Мы ведь смотрели страстно истинный футбол в исполнении асов этого искусства, матч «Манчестер Юнайтед» против «Ливерпуля», при этом много пили и ели, кричали, спорили, громко смеялись, в том числе и неприлично выражались, конечно. На следующий день единственным утешением для меня было то, – это отчётливо запечатлелось в моей памяти, – что таких, как мы, шалунов в тот злополучный вечер в той забегаловке оказалось немало.

Вкратце всё происходило следующим образом. Из уст интеллигента, забывшего об этикете, невразумительно прозвучало, что день у него с утра не выдался, якобы, было отвратительное расположение духа. Чтобы отвести душу, он пришёл поискать кого-то из знакомых в ближайшую пивную, пользуясь моментом, разбередить свои раны и излить наружу накопившуюся в груди накипь, которая отдавала глухой болью в сердце.

Вспоминается, как странно он тогда поблагодарил меня только за то, что я ему попадаюсь на пути своевременно, и ещё отметил тогда дружелюбно, что ему повезло встретить меня. Чтобы не показаться бестактным, представился:

– Ермахан Муратович Карагусов, кандидат исторических наук. В настоящее время пенсионер, немного преподаватель и чуточку предприниматель, и всё равно можно сказать откровенно – «бездельник».

Пожилой мужчина – со всей учтивостью, но при этом с настойчивостью, известной манерой преподавателей со стажем – сумел как-то очень быстро и запросто уговорить составить ему компанию. При всём при этом он лишил меня возможности представиться ответно, как подобает в таких случаях, поскольку он говорил, не умолкая. Много позже, когда я проводил его до дома, он уже сам соизволил, наконец, поинтересоваться моим именем. До этого обращался ко мне словами «дорогой», «братишка».

Карагусов был явно раздражён чем-то, и к этому было примешано чувство испуга, но ему удавалось временами это удачно скрывать. Я же, со своей стороны, отнёс всё к его размолвке с дочерью, о чём он проговорился вскользь скороговоркой в двух словах во время затянувшегося монолога. Истинные причины его подавленного состояния тогда мне не были открыты, прояснилось всё позже. В общем, весь вечер педагог в подпитии донимал меня всякими двусмысленными вопросами с подковырками. Очень интересовался моим происхождением: семьёй, родными и близкими. Всё занимало его и вызывало любопытство. Микроклимат во взаимоотношениях внутри семьи, отношение моё и родственников к проистекающим в мире событиям и вообще к окружающим людям: соседям, друзьям, знакомым, и много ещё чего.

Я жутко устал от напряжённого разговора с необходимостью отвечать на бестолковые вопросы как на допросе, но ещё больше – от недоумения. К чему это всё делается? Зачем он привязался ко мне? Но больше всего я укорял самого себя за все эти испытания, которые мне приходится переносить за глупую отзывчивость.