Философия, как наука «любви к мудрости», систематизировала взгляды во множестве учений (для чего создала понятия, категории и термины), которые в процессе собственной эволюции мышления забыли о своём главном предназначении – стремиться к истине. Вследствие чего они зарождаются на перекрёстках эпох как бы только лишь для того, чтобы опротестовывать и отвергать все предыдущие.

В итоге, псевдоэволюционное развитие этой области познаний о мире и вещах привело людей к неутешительному результату, абстракции, что уже не могло не найти выражение во всех видах творчества, что ярко проявилось в искусстве.

Всякое учение в философии вместо защиты своей позиции с последующим продвижением идей для наглядности с доказательствами на правильность и верность теории вдруг занялось совсем иным непонятным промыслом. Школы стали готовить профессиональных спорщиков, к тому же ещё законченных графоманов, которым предстояло, как искуснейшим фехтовальщикам «биться на поле устной брани». В полемической эристике опровергать якобы неопровержимое, где каждое учение в открытом противостоянии с разноликой оппозицией отстаивало своё право, если не на превосходство, то хотя бы на существование. К чему это привело?

Софистика – наука искушённых в красноречии умельцев, демагогов, по сути, мастеров приводить неправильные по определению формулировки и многоликие доводы, с целью ставить в затруднительное положение оппонентов, чтобы заслужить признание слушателей (зрителей), опять же толпы, – давно в моде. Особенно преуспевшие краснобаи умудрялись, преднамеренно и незаметно, ещё в самом начале дискуссии, внедрить своего «Троянского коня» в позицию наиболее сильного неприятеля. Этот ловкий приём «изобретательных победителей» стал с давних пор разменной монетой в каждом противоборстве, соперничестве, поединке, ну и, конечно же, в любой азартной игре на интерес. Теперь это дух политики, у которой любимый тезис – победителей не судят!

Вот так, подобно средневековым рыцарям на турнирах, нам приходится ломать копья в бытовых поединках, каждодневно, за Прево своего права, только более примитивными способами – «болтовнёй с применением всяких ненормативных выражений», зачастую приводящей и к низменным проявлениям с насилием, случаются и смертоубийства.

Все нелепые комментарии, критические высказывания, комические формулировки, обидные сравнения, прозвища, существуют и применяются для одного во всех видах грубых артикуляций – нанести душевную травму и вывести из равновесия конкретный объект, чтобы, ослабив, деморализовать на неопределённое время и развить в нём комплекс неполноценности, главное – заставить того считаться во всём с собой.

Насолить другу, что может быть приятнее! Об искренности и уважении умолчим, по понятным из сказанного выше причинам. Таково наше глупое позерство с негативом самоутверждения в собственных глазах.

Указанные определения, в конце концов, если не становятся аксиомами, являются полигоном для испытаний на прочность экологий натур, предпосылками для категоричного спора с обоснованными и не очень претензиями, обстоятельства суждений которых рано или поздно обретут форму бессмысленной полемики из-за раздутия привлекаемых тем. Критическая ситуация однажды достигнет предела и произойдёт «пшик», ибо в резиновый шар нельзя вместить бесконечность!

Поэтому, чтобы этого у нас с вами не получилось, мне придётся выдавать информацию порциями, где по необходимости, только ради достижения ясности, нужно будет позаботиться преследованием цепкой взаимосвязи не только всех существующих в мире вещей, но и отдельно взятых эпизодов в этой повести, предложенных вашему вниманию с соблюдением осторожности.

Мы связаны невидимыми узами с этими сверхсуществами, ведь наша сущность находится в тени этих призрачных невидимок, которые корректируют наш замысловато устроенный характер, влияют на настроение, помыслы и намерения.

Добряк ли наш опекун или злыдень, проглядывается на наших действиях. Предсказуемы ли они, порой? Гармоничен ли союз естества и натуры в нас самих? Полноценно ли развита в нас личность?

Полученные ответы могут привести к другим вопросам. Как мы можем с ним сосуществовать в такой односторонней взаимосвязи? Возможно ли наладить с ним сообщение каким-либо иным способом?

Мы привязываемся и к автомобилю, ибо и тут не обходится без участия мистического существа. В особенности видно на футболе, гонках и войнах.

Глазами видим лишь поверхность предмета, а сущность обнаруживается только после опыта с исследованием и испытанием… Иногда всему виной домыслы.

Несколько лет назад, как сейчас помню всё четко, прогуливался я как-то по парку имени В. И. Ленина – теперь этот парк носит имя Т. Рыскулова, – чтобы скоротать время обеденного перерыва, ведь стоял я в длинной очереди людей в специальный отдел Центрального района города Тараз, которым необходимо было встать на прописку по новому местожительству. Учёт и контроль остались в наследство нам с эпохи страны советов.

Это учреждение находится по известному горожанам с давнишних времен адресу: улица Ленина, 1. Здание, относящееся к отделению полиции, расположено рядом с городским парком, только с тыльной стороны.

Времени до открытия конторы имелось ещё предостаточно, его с лихвой хватило бы для совершения ещё одной прогулки, кругом и не спеша, по небольшому уютному островку оазиса, утопающему в зелени. Чем, собственно, решил я заняться, совместив приятное времяпровождение с полезным. Провести время на природе и одновременно устроить так называемый массаж лёгким, основательно пострадавшим от длительного и утомительно неприятного пребывания в толпе курящих и плюющихся мужчин.

Вскоре моё внимание привлёк к себе один человек в годах, необычно одетый, в смысле фасон его одежды был не нашего провинциального менталитета, ибо яркой броскостью и вычурным пижонством невольно притягивал взоры окружающих. Многие признаки выдавали в нём пенсионера, но при этом чрезвычайно деятельного. Даже в парке на отдыхе он был чем-то увлечённо занят, до самопоглощения, сидя на одной из скамей летней эстрады, причём спиной к сцене. Казалось, мужчина ничего не видел вокруг, словно для него перестал существовать весь мир, до такой степени погружения он отдал свой разум процессу творчества. Не обращал внимания и на оброненные им случайно на землю, исписанные только что листы бумаги. Кстати, не замечал и того, что наступил правой ногой на свой головной убор, в котором он щеголял минут пять назад – изящную высокую шляпу тёмно-синего цвета, между прочим, новомодную и привычную, конечно, не в наших краях, а где-нибудь в далёкой загадочной Англии, в старинных консервативных городах, расположившихся по течению Темзы. Но самым странным мне показалось то, что стиляга в броском клубном костюмчике в мелкую клеточку стального цвета вдруг уселся, не глядя, на грязную скамью.

Я решил из вежливости, как воспитанный человек, поучаствовать в благотворительности, то есть с мерами предосторожностей, аккуратно и не торопясь, собрал все разлетевшиеся вокруг листы. Большинство из них оказались девственно чисты и белы. Сложил в общую охапку, где снизу оказались пустышки, и тут же поймал себя на мысли, помнится, почему-то подумал: «Жаль, что такого справедливого порядка на практике в жизни не получается!»

Седовласый агашка, безусловно, пенсионер, всё так же продолжал делать записи мелким неразборчивым почерком, в своей задумчивости не замечая моего участливого присутствия, отвлекаясь только лишь для того, чтобы пробурчать себе под нос какие-то важные в своём понимании слова, быть может, таинственные заклинания. Вдруг он застыл в неподвижности и несколько секунд находился в таком состоянии. В его остекленевших глазах происходило некое действо, словно он пытался уловить и разглядеть воображаемый им предмет, который он силился приворожить волей, чтобы замедлить его движение и не упустить из поля зрения все его черты, пока не успеет описать его досконально как интересный объект. Он щурился и вглядывался в призму представления, прилагая усилия, но, видимо, окончательно утерял призрачную тень из виду, поскольку, вдруг расстроившись, смачно сплюнул себе под ноги и выругался матом. Только теперь он заметил меня и почему-то не обратил внимания.