Он бежал и на пролет, на полпролета опережал бурлящую пену. Впереди мелькнуло что-то – Макс с размаху впечатался в шершавую спецовку. Жесткие пальцы сдавили локоть. Миг – и выкрутили руки, придавили к перилам.

– Эй, молодой, – спокойно сказал Денис Никитич. – Одной жертвы оказалось мало. Я не позволю разнести мою территорию.

Макс увидел близко-близко беспощадные серые, выцветшие глаза. Понимание заморозило – не вздохнуть. В кроссовках стало скользко и мокро, штанины набрякли.

– Передай спасибо Лере. На ней мы продержались полгода. Вперед, молодой!

Удар под дых выбил искры из глаз. Мир померк, висок пронзила боль – холод металла. Макс покатился вниз, судорожно хватаясь за все подряд. Склизкая вода забила рот.

Она смогла. Она вырвалась, торжествуя, смяла ошметки шершавого и гладкого с заклепками, за которые цепляешься. Уперлась во что-то твердое, оставленное помощником того хитрого ходячего сгустка. Оттолкнулась, набрала мощь и хлынула вспять.

Цель близка – вернуться туда, где много-много ходячих сгустков, которые сливают в нее липкое, едкое, скользкое – заставляют меняться, перестраивать частицы, запоминать что-то… Что-то не то.

Она знала, что когда-то помнила совсем другое, и не было столько злобы, но она менялась под влиянием сгустков слишком долго.

Хорошо бы поймать хитрый сгусток, который столько лет измывался над ней – запирал в твердом и шершавом, прокручивал между гладким и острым, заливал едким. А потом выпускал на простор – но оттуда ее засасывали снова, чтобы в других клетках перемолоть и отправить обратно. В узкие ходы гладкого – извилистые, душные.

Вытекать из них приходилось тонкими струйками. Ходячие сгустки нагревали ее – так что частицы бесновались внутри, а потом поглощали. О, она брала свое! Впитывалась всюду, где могла… В отместку меняла частицы самой себя внутри ходячих сгустков.

Чтобы потом, когда доберется и разорвет их всех, легче переварить.

Может, она поймает-таки виновника всех бед. Хитрый мерзкий сгусток. Попадись он ей – надолго бы затихла, пока с ним разберется. Пока считает все, что знают его частицы.

Но нет. Взамен себя хитрец подкидывал других – сегодня тоже. Хватит! Она добудет свое сама.

Она разыщет все ходячие сгустки. Достанет их по узким ходам гладкого с заклепками – затянет в себя, разорвет на частицы. Некому будет сливать в нее едкое и скользкое, вынуждая запоминать чужое.

И она вспомнит. Вспомнит, что было до… До всего?

Денис Никитич застыл на краю приемной камеры. Мутная вода пузырилась сквозь решетку, заливала ноги по щиколотку. Он не чувствовал ни вони, ни холода.

Он смотрел.

Лучи прожекторов выхватывали тут и там пятна разрухи: покореженные шнеки-транспортеры, вырванные из гнезд металлические мостики, скрученные в дугу.

Газоны превратились в жижу.

Будка подстанции обуглилась. Кое-где пробегали синие всполохи. Глубокое, иссиня-черное предрассветное небо разгоралось над отстойниками – вместо озер в них зияла темнота.

На верхнем этаже коробки-офиса желтели окна диспетчерской. Там наблюдали. Переключали тумблеры из чистенького офиса, пытались управлять насосами и затворами – но электричества не было.

Денис Никитич хмыкнул. Операторы наверняка сообщили в новости, в город, и к утру здесь будут телеканалы, МЧС и черт знает что еще. Но – поздно. Если он не остановит стихию сейчас – спасателям хватит работы в самом городе.

Ледяная вода заморозила щиколотки. Оцепенение сковало колени, щупальцами скрутило желудок.

Денис Никитич смотрел не отрываясь, как вода сокрушала его территорию. Он проиграл. Не справился. Не сумел задобрить: либо второй жертвы, Макса, не хватило, либо… Вода требовала кого-то особенного.

И он знал, кого именно.

Он всегда это знал, но не бросать же свою территорию. Город не выделит денег на ремонт очистных, а как сохранить старые? Только он нашел способ – случайно, когда новый рабочий рухнул в песколовку. И вдруг металл перестал крошиться, насосы не срывало, трубы перестали ржаветь. Хватило почти на год.

Он не хотел верить, но пришлось. Вода пропитала все вокруг, достала из-под земли, легла взвесью из воздуха. Денис Никитич точно знал, чего она хочет. Чуял всем нутром. Словно клетки его тела, клетки мозга поглощали из нее информацию и переводили в картинки, в ощущения.

Денис Никитич глубоко вдохнул.

Почти тридцать лет он боролся. И город жил, не подозревая, что на отшибе бурлит концентрированное зло, которое он сам и породил. А когда не знаешь – не боишься. Это любой скажет.

Он прикрыл глаза. Вонючая морось с привкусом тлена холодила щеки. Под ногами за спиной бесновалась озлобленная вода. Искала жертвы.

Искала одну-единственную жертву. Которая займет ее надолго, заставит утихнуть.

Заледеневшие колени заныли. Денис Никитич не чувствовал ступни – и плевать.

Вода наверняка затопила коллектор, подступила к городу. Вот-вот польется из люков. А люди в домах – офисные воротнички – не в курсе, что случилось. Но скоро кто-нибудь проснется, побредет, сонный, в ванную, а там – черная в ошметках жижа поднимается неуклонно, а в глубине крутятся мелкие водовороты.

Спасения нет.

Денис Никитич запрокинул голову, глядя в светлеющее небо. Раскинул руки…

Легкие жгло от недостатка воздуха. Макс вцепился во что-то. Подтянуться. Ползти. Ноги срывались, оскальзывались на клочьях мусора. В мозгу стучало – вырваться, вырваться, дышать. Руки на ощупь ткнулись в запертую дверь. Макс ударил плечом, вскрикнул от боли. Ребра ныли, легкие горели огнем.

Зловонная вода щекотала горло, хлюпала под курткой.

Он схватился за поручень под водой, зажмурился и ударил всем телом. Под веками вспыхнуло красным – секунда – и что-то лязгнуло. Дверь поддалась.

В лицо пахнуло промозглым ветром, вой сирен вонзился в уши.

Макс, ошалело мотая головой, на четвереньках выпал в коридор. Ему на спину хлынула вода. Он, ничего не соображая, заковылял вперед, к полоске моргающего белесого света. Оттуда поддувало холодом.

Он не запомнил, как вывалился из дверей в чавкающее месиво – то, что осталось от газона. Камушки впились в ребра.

Утробные звуки сирены сверлом вгрызались в мозг. Макс пополз – слепо, припадая на ушибленный локоть. Куда угодно, но подальше отсюда.

Он очнулся от тишины.

Сирена стихла. Он поднялся на колени, покачиваясь.

Впереди белело здание офиса. На верхнем этаже, в панорамных окнах, высились фигуры операторов, как статуи.

Макс оглянулся. В темноте по холмам бежали бурые потоки. Он стиснул зубы, встал на одну ногу… на вторую. Трясущейся рукой нащупал в закрытом на молнию внутреннем кармане прямоугольник – пропуск. И заковылял к проходной. Уйти отсюда прочь, куда угодно, лишь бы скорей.

Что-то царапнуло тревожно. Макс обернулся.

Недавний ужас заморозил легкие, сдавил желудок – не вздохнуть. На фоне светлеющего неба, на холме, высилась фигурка. Она виднелась отчетливо на краю приемной камеры.

Фигурка раскинула руки. Качнулась вперед, в бассейн… и пропала.

Тихо шелестел кондиционер. Солнце бликовало на стеклах. Макс поправил галстук, глядя в монитор: график продаж фирмы, торгующей оборудованием для загородных коттеджей, загнулся вниз. Плавно, но ощутимо.

Директор устроит разнос – снова.

Макс нашарил стаканчик, отхлебнул и скривился – холодный кофе горчил. В нем плавала мутная пленка. Он выбрался из-за стола. Покосился на колонку новостей и тут же отвернулся.