– Я так понимаю, у вас здесь всё без происшествий прошло, пока меня не было?

– Да, без происшествий, – ответил амфибос. – Мне всё больше кажется, что нам удалось здесь поселиться незаметно. И ещё я на всякий случай отключил этот дом от всех систем видеонаблюдения.

– Много было?

– Стандартно для таких домов – две. Городская – с выводом на полицейский участок и дополнительная – от охранного агентства. Но камеры использовались одни и те же для обеих систем.

– А ты уверен, что смог это всё действительно отключить? Не замечал раньше у тебя склонности к решению сложных инженерных вопросов.

– Ты прав. Такой склонностью я не обладаю. Я не инженер, а разведчик, – ответил Жаб. – Но там не было ничего сложного. Я обесточил все камеры и перерезал провода, передающие сигнал. Ну и объективы заклеил, чтобы уж наверняка.

– Дёшево и сердито, но зато невероятно эффективно! – усмехнулся Лёха. – Надеюсь, ты все камеры нашёл.

– В таком доме не может быть скрытых. Это запрещено. Он же в аренду сдаётся. Но я всё равно проверил на всякий случай. Ничего не нашёл.

– Молодец! Что тут ещё можно сказать?

– Господа! Вот она! Смотрите! – закричал Носок, прерывая разговор комедиантов. – Признаюсь, впечатляет!

Лёха с Жабом повернулись к инфовизору – весь его большой экран занимало изображение полотна Кармога, одного из самых известных живописцев Лифентра, творившего в так называемый период гонений – эпоху правления диктатора Копогоза, известного своим неприятием всего, в чём он не разбирался, и в первую очередь искусства.

На картине «Неотвратимость естественного» был изображён гигантский морской краб кровавого алого цвета, вылезший из пучины и взобравшийся на спину синего горбатого кита. Краб пожирал прячущийся в океане за линией горизонта Зиолун – главную звезду галактики № 15-М-99. Вокруг Зиолуна были расположены девяносто девять процентов известных обитаемых планет вышеуказанной галактики, он был центром Обитаемого Пространства, и, естественно, во многих культурах это светило выполняло роль ключевого символа жизненной силы и могущества.

Изображённый на картине краб более чем наполовину проглотил Зиолун, но лучи последнего потихоньку пробивались сквозь панцирь членистоногого монстра, оставляя тем самым надежду на то, что ещё не всё потеряно, и светило не исчезнет навсегда в утробе краба, а со временем разорвёт его изнутри.

Лёха в своём восприятии изобразительного искусства мастеров Лифентра ушёл недалеко от диктатора Копогоза и никак не мог понять, что же такого в этой картине, ради чего некоторые сумасшедшие коллекционеры готовы выложить за неё десятки миллионов юаней.

Сначала бывший штурмовик честно пытался разобраться, что же имел в виду автор, создавая этот шедевр, и что, по мнению Кармога, являлось тем самым естественным. Что всегда найдётся какой-нибудь урод, который рано или поздно попытается сожрать самое дорогое и светлое? Или что, какой бы безвыходной ни казалась ситуация, силы света всегда прорвутся наружу, и добро победит зло? Или что, когда какой-нибудь гад решит сожрать самое важное и ценное, всегда найдётся придурок, подставивший ему для этого свой горб?

Вариантов была масса, поэтому комедиант решил не заморачиваться и принял их все. Но даже это не могло оправдать в Лёхиных глазах дикую стоимость картины; к тому же, на его взгляд, краб был какой-то нелепый. Можно было и пострашнее нарисовать, коль уж речь шла о том, чтобы сожрать Зиолун.

Ковалёв решил, что к прекрасному в этот день он приобщился достаточно, достал из холодильника пиво и бургер и перенастроил инфовизор на спортивный канал. Лёха отхлебнул пенного напитка прямо из банки, с удовлетворением посмотрел на булочку, напоминавшую формой и цветом Зиолун, представил себя крабом и принялся поглощать бургер – естественно и необратимо.

Следующее утро началось с того, что за Носком заехал стилист Джии, и они отправились заниматься превращением скромного адвоката в богатого коллекционера живописи.

Оставшись вдвоём, комедианты позавтракали, после чего амфибос спросил товарища:

– Какие у нас планы на сегодня?

– В зоопарк хотел сходить, покормить крабов булочками, чтобы они не вздумали Зиолун сожрать, – ответил Лёха. – Но думаю, что лучше покопаться в сети и поискать информацию про Тида и Бронкхорста.

– Да, это будет лучше, – согласился Жаб. – Ищем до обеда, а потом сверим, кто что раскопал.

– На одном инфовизоре одновременно ищем? – усмехнулся Ковалёв.

– Я у Носка забрал его планшет на сегодня.

– Грамотный поступок, дружище! Я смотрю, почти двадцать лет в разведке тебя научили не только шеи ломать.

– Очень многому научили, – серьёзно ответил амфибос, не поняв «подколки».

Жаб достал из холодильника банку клюквенного сока и ушёл в свою спальню, а Лёха активировал инфовизор. На нём искать информацию было менее удобно, чем на планшете, но зато при рассматривании фотографий и видеозаписей можно было разглядеть даже самые маленькие детали.

Уже через час сёрфинга в сети Ковалёв с удивлением обнаружил, что информации о Бронкхорсте было очень мало, а о Тиде не было вовсе. А всё, что Лёхе удалось найти по его номинальному хозяину, было настолько неинформативным, что как-то использовать это для поиска было просто невозможно. Комедиант честно исследовал все закоулки информационной сети, вводя различные запросы, иногда лишь косвенно относящиеся к Бронкхорсту, но результат был всё тем же – незначительная информация без каких-либо подробностей.

Ближе к обеду вернулся Жаб.

– Ну как? Удалось нарыть хоть что-то? – с надеждой спросил Ковалёв друга.

– На Бронкхорста очень мало информации, а Тида будто вообще не существует, – ответил амфибос, вздыхая и усаживаясь в кресло. – Мне уже кажется, что Тид – не настоящая фамилия.

– Не исключено, – согласился Лёха. – А что по Бронкхорсту в итоге?

– Да ничего такого, за что можно хоть как-то зацепиться. Крупный промышленник, землевладелец. Есть информация о некоторых приобретениях, сделках. Но в основном всё, что есть в сети, связано с нами и последними событиями. Ни внятной биографии его не нашёл, ни даже места рождения. Вся информация, что имеется, не старше двух лет.

– У меня такой же результат, – сказал Ковалёв. – Правда, биографию я раскопал, но там настолько всё коротко и в общих фразах, что, кажется, она подойдёт каждому третьему жителю Тропоса.

– Лёха, а тебе не кажется, что это не биография, а легенда?

– Кажется. Слишком уж всё причёсано и прилизано: никаких сплетен, слухов и компрометирующей информации.

– И я не удивлюсь, – предположил Жаб. – Если ещё несколько лет назад он был совсем не Бронкхорстом.

– Или Бронкхорстом, но был засекречен, а теперь по какой-то причине получил возможность открыться. Разумеется, открыться в разумных пределах, – Ковалёв тяжело вздохнул. – Чем больше о нём думаю, тем сильнее удивляюсь: зачем мы ему понадобились? Я очень сильно хочу в этом разобраться, но уже даже и не знаю, что мной движет больше – желание избавиться от проблем или любопытство?

– Если бы это всё закончилось прямо сегодня нашим полным освобождением и снятием всех обвинений, я согласен никогда не узнать, кто такой Бронкхорст и зачем мы ему были нужны, – пробурчал амфибос.

– Какой же ты скучный, Жаб! – улыбнулся Лёха. – По Тиду хоть что-то нашёл?

– Я же уже сказал, что ничего. А ты?

– Только фотографии, – ответил Ковалёв. – Но не факт, что это Тид. Я запросил все снимки Бронкхорста за последний месяц. На трёх рядом с ним находится тот человек, что выжил после полёта в капсуле. Думаю, этот мужик и есть Тид.

– А ты по этим фотографиям запрашивал информацию? – спросил Жаб.

– Я, конечно, обычный штурмовик и в разведке не служил, но всё же не настолько тупой, как ты думаешь. Ясное дело, запрашивал. Полная тишина. Ни информации, ни других фотографий, кроме этих трёх.