– Магия циркулирует по всему нашему телу, но ее сосредоточие находится здесь. – Он приложил руку к груди, где синих огоньков было больше всего.

– А при чем тут эмоции? – спросила я, избавившись, наконец, от глупых мыслей.

– Когда мы испытываем сильные и противоречивые эмоции, наша магия бунтует. Она пытается найти выход из тела, проявить себя, защитить носителя, от этого мы порой ощущаем тяжесть в груди, горечь в горле и жгучее чувство, что раздирает нас изнутри. Знакомые ощущения?

– Кажется да, – неуверенно кивнув, подалась вперед, желая прикоснуться к чистой магии, но Марк не позволил, одним движением руки развеяв чудное мгновение.

– Запомни, Аля, – нельзя прикасаться к чистой магии.

– Почему?! – удивленно воскликнула я, немного обидевшись.

– Это слишком личное. Ты сама это поймешь, когда придет время, – ответил он устало.

Опять загадки, как же это утомляет! Все, что касается пробуждения моих способностей, скрыто за черной завесой недомолвок и тайн, раскрывать которые никто не хотел.

– Так что вы посоветуете, Мастер? – специально его так назвала.

– Разве того, что я рассказал, недостаточно?! – удивленно приподнял он брови, так и не дождавшись никакой реакции с моей стороны. – Попробуй медитацию, Алевтина, говорят, – это помогает.

–– Говорят?! – мой голос чуть дрогнул от злости. Он, что, издевается?! – А как вы пробудили свои способности? – произнесла и моментально пожалела о свой любознательности. Глаза, так напоминавшие мне грозовое небо, заволокла тьма. Его лицо вновь приобрело отчужденность, а в комнате ощутимо опустилась температура, всего на несколько градусов… но уже от одного этого факта меня невольно бросило в дрожь. Кажется, я спросила слишком личное или болезненное. Марк поднялся, и залпом допив остатки рома, и, окинув меня полным неприязни взглядом, спокойно произнес:

–– Не сработаемся.

Всего два слова, по сути ничего не значащие для меня, но именно они в один миг пошатнули мое равновесие. Большинство людей на выделенном для разведки объекте, меня, мягко говоря, недолюбливали. Собственно, эти чувства были взаимны, но все же, как бы там ни было, я старалась со всеми поддерживать дружеские отношения, прекрасно зная, как всего один человек может превратить беззаботную жизнь в ад.

А еще, почему-то его слова меня зацепили, настолько, что срочно захотелось записаться на его вечерние «лекции». Не сработаемся, говорите? Это мы еще посмотрим!

На базе нас встречали как героев и даже устроили вечеринку в нашу честь. И, конечно, не обошлось без эксцессов. Нет, пьяных драк не было, просто я поспорила с Юлианой. А вот когда осознала, готова была побиться головой об стену!

Зачем? Зачем я на это согласилась? Будто мне и без того не хватает забот. Нет, однозначно спорить с Юлианной – себе дороже. И на что? Господи, да об этом даже думать стыдно! А если вспомнить, о том, к каким действиям меня привел этот спор… становиться очень стыдно.

– Печалька! – простонала я, обессиленно опускаясь на диван, утром следующего дня в общей гостиной.

– Грустишка, – раздался рядом знакомый голос.

– Что? – непонимающе переспросила я, посмотрев на оперативника. Вот ведь голова дырявая, я ведь ничегошеньки не помню с того самого момента, как началась вечеринка, только спор с Юлей хорошенько засел у меня в голове. Может, он узнал о моем споре?

– Печалька, – это слишком по-бабски, тебе так не кажется? За глаза прозванный Черт зам командира, дернулся, усиленно изображая омерзение вперемешку с брезгливостью. – И вообще, Тина, что б я от тебя таких слов не слышал! – назидательно произнес он.

– А грустишка, значит, звучит не по-бабски? – решила я уточнить.

– По-мужицки! – кивнул он с довольной ухмылкой. – Пора быть мужиком, Алевтина. Никто не решит за тебя твои проблемы. Так что оторвала свою «грустишку» от дивана, быстро сгоняла за «Растишкой» для поднятия настроения, и пойдем на задний двор.

– З-зачем на двор? – слегка запнувшись, спросила я.

Хоть Черт и был всего лишь славно скалящейся милой птичкой за плечом командира, вечно ироничный, смешливый и периодически жаливший, мужчина не вызывал у меня опасений. Хотя, наверное, в этом месте он был единственным человеком, чьи истинные эмоции я не могла прочесть, как ни старалась… да и не нужно это, ни к чему.

Он умело владел своим лицом, не позволяя остальным увидеть те же отчаяние и надежду на лучший исход, которые в последнее время отражались на лице каждого сотрудника… Но Черт не врал, даже ради благого поступка. И объяснял он это очень легко:

«Чем быстрее ты поймешь, что до вас, никому нет дела, тем легче тебе станет жить. Нужно либо молчать, чтобы собственноручно не стать тем, кто снимет с человека розовые очки, либо говорить правду. Жестоко? Мир давно погряз во тьме, и то, что сейчас происходит, прямое тому доказательство. Нет ничего зазорного в том, чтобы сказать правду. Возможно, вы глубоко обидите жаждущую вашего совета нежную натуру, возможно, даже навсегда отвернете ее от себя. Но! Как только он перестанет убиваться и винить вас во всех смертных грехах, – ему станет лучше, он сможет расслабиться и плыть по течению. А знаете почему? Потому что вы не будете тем, кто собственноручно опустит его на самое дно!» – Вот такое у этого Черта было мнение.

Тряхнув головой, отогнала так некстати всплывшее в голове обидное воспоминание, и поднялась с повидавшего жизнь красного дивана.

– Так зачем? – вновь спросила я.

– Бороться будем, что еще мне там с тобой делать?! – с улыбкой, больше похожей на оскал, ответил он.

Вот что за человек, вроде ничего такого в его словах не было, он просто шутит, я это понимала, но под насмешливым взглядом все же смутилась.

– А вы куда?

Черт был единственным, кого я все еще называла на «вы». И хоть он и предложил мне перейти на ты, я не смогла. Несолидно, что ли? Или все дело в его лице, глядя на которое, хочется покаяться во всех смертных грехах, ну так, на всякий случай. А то мало ли, я ему «тыкну», и он в ответ в меня тыкнет, вилкой, один удар – четыре дырки.

– Музыку включить.

Мелодия мне незнакома, и, скорее всего, встретив ее на просторах интернета, я бы тут же переключила на что-то более нормальное. Но приплясывавший, подпевавший и постоянно менявший тембр мужчина, намертво запечатлелся в голове.

– Кто это поет? – поспешила спросить я, невольно заряжаясь от него зарядом положительной энергии.

– Богемская рапсодия. Моя любимая, – внезапно остановившись, он окинул меня внимательно взглядом. – Ты за йогуртом-то идешь, чудо рыжее?

– Уже не рыжее! – После портала исчезли не только артефакты, но и краска с волос, оставив натуральный цвет. С гордостью перекинув черные, отливавшие фиолетовым, волосы за спину, уверенно добавила: – Нет. Мне не нужна «Растишка», впрочем, как и дополнительная тренировка, тренер отлично справляется со своей задачей. Быть может, на следующее задание я отправлюсь в первой тройке, у меня вроде бы неплохо получается большинство приемов.

– Да ну? Покажи!

«Это мой шанс!» – решила я, уверенной походкой направляясь к абсолютно расслабленному мужчине, как бы невзначай подбив его руку. Теперь нужно выверенными движениями, пока объект не осознал происходящего, скользнуть в бок, и оперативно заломить ему руку.

С последним пунктом пришлось попрощаться – противник ушел с линии атаки. Правильно, блин, ушел, теперь, когда между нами есть дистанция, шансы на мою работу в тройке резко уменьшатся.

Мне его не достать. Я знаю эту стойку, который раз пытаюсь ее повторить.

Мне нравились занятия по айкидо. Нравилось чувствовать себя сильной. Как сейчас помню незабываемое чувство гордости и радости, что затопили мое сердце, когда после громкого «бум», взгляды всех присутствующих устремились к моей скромно потупившей глазки персоне, и моему семидесятикилограммовому валявшемуся на земле оппоненту.

Я считала себя сильной. Думала, что все смогу. Наивная дурочка! Правильно оценив свои возможности, решила сдаться.