Литмир - Электронная Библиотека

Мумтаз провела рукой по его щеке и прошептала:

– Душа моя…

Ее рука ослабла и упала на постель. Прижавшись лицом к руке любимой, султан зарыдал.

Каждое утро эмиры и раджи являлись в Ам-каз на обязательный утренний сбор у султана, но и на этот раз султан не вышел к ним. Эмиры ходили по залу и передавали друг другу дворцовые новости.

– Восьмой день султан не приходит в Ам-каз, такого ещё никогда не было! – сказал один из эмиров.

– Он вообще восьмой день не выходит из своей комнаты, как похоронил жену, – рассказывал другой.

– Не ест, не пьет, и ни кого к себе не пускает.

– Да, подкосила нашего султана смерть Мумтаз Махал, – сочувственно качал головой раджа.

– Он ведь её безумно любил!

– Всё в руках Аллаха! Всё!

– Говорят, что он хотел наложить на себя руки, да Аллах уберёг его от этого.

И вдруг среди толпы эмиров послышались голоса:

– Государь!

– Государь идёт!

Все повернулись к дверям, в которые обычно входил султан. Двери отворились, и в зал медленно вошёл постаревший, ссутулившийся, с потухшими глазами Шах-Джехан. Он был абсолютно седой. В зале повисла тишина, все были потрясены увиденным. И, словно по команде, все эмиры и раджи низко поклонились Высокой Любви этого человека.

Индия Агра 1632 год

Солнце быстро уходило за горизонт, золотя последними своими лучами воды реки Джумны. Шах-Джехан стоял у окна и смотрел на заходящее солнце.

– Мумтаз Махал, – прошептал он.

Мир погружался в темноту. Из сада слышались крики павлинов, цветы издавали аромат, привлекая к себе ночных бабочек, слышался смех людей. Всё радовалось ночной прохладе. Только султан оставался печален. Год назад он потерял свою любимую третью жену Мумтаз Махал, которая умерла при родах четырнадцатого ребенка. Её смерть была большим горем для него, и он до сих пор не мог оправиться от этого, так велика была его любовь к ней. И вся страна, вместе с ним, была погружена в траур, который султан ввёл на два года. Мумтаз Махал была не только любимой женой: она была для султана советником и другом. Во дворце, полном завистников и недоброжелателей, это был островок любви и спокойствия. Он взглянул на портрет любимой, который висел в комнате. По законам Шариата людей не разрешалось рисовать, но султан понимал и ценил искусство, и он мог себе позволить то, что не мог ни один из смертных. Последний луч света коснулся портрета, и в обманчивых сумерках Шах-Джехану показалось, что её глаза ожили и посмотрели на него с любовью. Он подошёл ближе, но луч света погас, и всё погрузилось в темноту.

– Вот и всё. Ты ушла также быстро, как и солнце.

В комнату вошёл слуга с горящим светильником и, поклонившись, произнёс:

– О, повелитель, по вашему приказу музыканты и певцы уже собрались в Диван-и-Кхас.

Шах-Джехан молча повернулся и вышел из комнаты.

В коридоре его ждал Садулла-хан.

– Пойдём, Садулла-хан, пойдём, друг мой, в Диван-и-Кхас. Я приказал музыкантам, певцам и поэтам сочинять гимны в честь моей несравненной Мумтаз Махал. Сегодня они должны показать свои творения. Теперь каждый день я буду отбирать лучшие песни о ней, чтобы потом, когда тоска и одиночество одержат верх, через них снова остаться наедине с любимой, хотя бы мысленно. Хочу навеки запечатлеть её образ в этом бренном мире, чтобы люди помнили о ней и о моей Вечной любви.

Султан со свитой вошёл в зал. Все низко поклонились ему. Рядом с троном стояли большие вазы с лилиями. Он остановился, глядя на цветы. По его приказу их теперь каждый день приносили сюда.

«Она любила эти цветы, они как весточка от неё, – подумал он. – О, Ардтуманд, когда же Аллах захочет, чтобы мы встретились? Сколько мне ещё ждать этой встречи?»

В полнейшей тишине все ждали приказа султана. Он сел на трон и закрыл глаза, вдыхая аромат цветов. Подал знак. И полилась тихая нежная музыка. Певец запел о Вечной любви, в центр зала выбежали несколько танцовщиц. Султан равнодушно смотрел на их танец, не понимая, зачем они здесь. Закрыл глаза, и образ любимой сразу появился перед ним:

«– Душа моя, где вы?

Тяжелый полог откинулся, и в комнату вошла Мумтаз Махал.

– Где вы? – удивленно спросила она.

Шах-Джехан тихонько подошёл сзади и закрыл ей глаза рукой.

– Его здесь нет, – на ушко прошептал он ей.

– Я говорю с шайтаном? – притворно испугалась Мумтаз Махал, прижавшись к нему.

– Нет.

– Я говорю с Дэви? – спросила она радостно.

– Нет.

– О, Аллах, с кем же я тогда говорю?

– Со своей Душой.

– Душа моя не хочет взглянуть на своего сына? Он сделал первые шаги.

– Ауренгзеб пошёл ножками? Какой молодец! Пусть принесут его сюда, я хочу на него посмотреть.

Мумтаз Махал хлопнула в ладоши и в комнату вошла няня с малышом. Мумтаз взяла на руки сына и отпустила кормилицу. Поставив на пол, на неокрепшие ещё ножки, она стала придерживать его за ручку. Шах-Джехан сел на ковер на небольшом расстоянии от них и протянул к сыну руки.

– Иди ко мне мой будущий повелитель.

Будущий повелитель оторвался от материнской руки и, улыбаясь, сделал первый шаг к отцу.

– Он действительно будет править государством?

– Так говорят астрологи.

Султан взял ребёнка на руки и стал с ним играть.

– Ауренгзеб, сын мой, – он нежно поцеловал малыша в легкое облачко волос на макушке. – Надо подобрать ему самых лучших учителей. Он должен быть умным и образованным, ведь в его руках будет жизнь целого государства. Даже не верится, что этот беспомощный маленький человечек – будущий император страны.

– Да. Но вы не должны выделять его среди других детей. Этот ребенок может стать императором, но «может быть» ещё не значит «будет». Просто звёзды более благосклонны к нему.

– Как бы мне хотелось увидеть его на троне.

Мумтаз Махал грустно посмотрела на мужа с сыном.

– Когда-нибудь вы это увидите, мой государь.

– Почему такая грусть в словах? – он передал ребёнка вошедшей кормилице и вместе с женой вышел на террасу из белого мрамора, выходящую в сад, где били фонтаны и по мозаичным дорожкам ходили павлины, раскрыв веерами хвосты.

– Аллах не даст мне возможности увидеть это.

– Не говорите так! Ваши занятия астрологией мне не нравятся! Пусть этим занимается придворный астролог и врач Абу-ибн-Загреддин. Я поговорю с ним, чтобы он не учил вас ненужным наукам!

– Простите, я не хотела вас расстроить. И Абу-ибн-Загреддин здесь ни при чем, всё в руках Аллаха, и когда-нибудь наши души соединятся с Его Душой. Мы вчера говорили на эту тему с Абу-ибн-Загреддином…

– Опять?! Он суфий!

– Да, но что же в этом плохого?

– Он смущает умы! Он не должен говорить с вами на такие темы!

– Хорошо, я не буду говорить с ним на эти темы.

– Я не хочу вас потерять! О, Мумтаз Махал! – Шах-Джахан остановился и сжал в объятиях свою жену.

– Мы будем жить вечно и счастливо! И я всегда буду рядом с вами, чтобы не случилось. Я буду в цветах, в луче солнца, в музыке. Но пообещайте мне, если когда-нибудь…без меня… к вам придет суфий, выслушать его. Он ничего дурного не скажет, ведь во всем надо искать истину.

– Обещаю! Но пообещайте и мне, что больше на такие темы мы говорить не будем.

– Как пожелает, Душа моя!

Шах-Джехан обнял жену и, целуя её прядку волос, прочитал стихи Саади Ширази:

Если в рай после смерти меня поведут без тебя, -

Я закрою глаза, чтобы светлого рая не видеть.

Ведь в раю без тебя мне придется сгорать, как в аду.

Нет, Аллах не захочет меня так жестоко обидеть!»

Музыка затихла. Султан открыл глаза. Рядом стоял, нёсший в этот день караульную службу, эмир Дианет-хан.

– Государь, пришёл дервиш. По внешнему виду суфий. Он просит, чтобы вы приняли его.

Шах-Джехан вздрогнул.

– Дервиш? Суфий? Приведите его.

В зал вошёл полуголый, обросший волосами человек, с атрибутами на поясе, по которым можно было догадаться, к какому учению он относится. Дервиши всегда считались посланниками Аллаха, к их речам прислушивались. А этот дервиш был приверженцем суфизма, религиозного мистического учения, утверждавшего, что Аллах – это всеобщая Душа, а всё живое на земле – частицы этой Души, стремящиеся воссоединиться с нею. Суфисты утверждали, что человек живёт на земле не один раз.

7
{"b":"745801","o":1}