– А чего это ты там будешь делать, на границе-то? Брюхо набивать дичью? Ты для этого туда идешь?

Булло не хватало воздуха, чтобы дать ответ, а Струглур стоял над ним и ждал.

– Сказать нечего? В самую точку я угадал, да? Слыхал, среди вас дурачки, которые мечтают оказаться на границе только затем, чтобы стрелять дичь и жрать ее, пока остальные люди в племени давятся баландой из кукурузы…

– Я не… я не… – пыхтел Булло. – Не для…

– Что ты не? – не понял Струглур. – Не ради дичи? А ради рытья рова? Что ж, я вижу, плечи у тебя ничего… Махать лопатой сможешь от заката до рассвета… Это ж у Желудевого Порога на посту стоит Регола?

– Да, там, – кивнул Могуль.

– Ров там еще углублять и углублять, а отходы из Преющей Впадины уже переваливают за край и подтекают к нам… Плотину, по-хорошему, надо там сооружать… Сильные руки нужны…

– У меня сильные руки… Я готов, – с трудом выпрямился Булло.

Ачуда встретился взглядом с Ориганни, у того на лице читалось отчаяние и мольба.

– А что он сделает, если нагрянут Пожирающие Печень? – вдруг услышал он будто со стороны. Оказалось, что это был его голос. – Сколотит из досок перед собой плотину? Границе нужны руки, что умеют держать не только лопату, но и удар…

Струглур выглядел обомлевшим от наглости Ачуды, но Могулю его слова, кажется, пришлись по вкусу.

– Девчонка дело говорит, – отозвался он. – Есть тут такие?

Уретойши, которому Ачуда уже в четвертый раз настойчиво шептал имя своего друга, указал своим копьем на кого-то из мальчишек.

– Ориганни.

Счастливый паренек шагнул вперед, бросив благодарный взгляд Ачуде.

– А семья у тебя полная? – вдруг спросил Могуль, стерев с его лица улыбку.

Друг Ачуды не имел семьи. Его мать тоже умерла, но еще раньше, сразу после родов от горячки. А отец погиб от рук каннибалов, когда пересекал границу. К счастью, своего сына он оставил на произвол судьбы в племени, поэтому того не постигла участь отца.

Тем не менее Ориганни решил посвятить свою жизнь мести и борьбе с убийцами. Вступить в ряды Презирающих День ему помог Ачуда, его единственный друг детства, после долгих увещеваний своего влиятельного отца. А сирот, как известно, в Смотрящие в Ночь не брали.

Струглур склонился над ухом Могуля, вполголоса что-то объясняя. Могуль скривил свои жесткие губы и, бросив на Ачуду непонятный взгляд, молча покинул ристалище.

– Ты принят, – Струглур хлопнул Ориганни по плечу, подгоняя к Уретойши. – Приготовь их и веди на границу, – велел он Поднимающему Ветер, а сам вернулся к ученикам. – Ваше время придет позже. А пока… В колонну встать!..

Заложив копье за голову себе на плечи, Уретойши шагал и насвистывал, подражая пению голубых соек. Ориганни и Ачуда поспевали за ним.

– Желудевый Порог – недурное место, если так подумать, – рассуждал Ачуда. – В ореховой каше недостатка у тебя не будет… Еще мелкое зверье там кишит…

– А еще там стоит жуткая вонь, если ты не забыл, – сморщился Ориганни. – Никогда не понимал, почему бы мусор попросту не сжигать на карьере…

– Не весь мусор подходит для топки. Так мне отец сказал. Ну и сам посмотри, мы с Поднимающим Ветер будем стоять у Сосновой Тиши, а от тебя это всего в двух-трех полетах стрелы, пущенной рукой Арно.

Ориганни фыркнул.

– Что?

– Старика Арно уже давно нет, а мы все никак не откажемся от глупой привычки измерять все подряд в количестве вздохов, чихах и прочих измывательствах над дряхлым телом, устроенных незадолго до его кончины… Не проще ли выдумать мерило понадежнее?

– Наверное, не проще.

– Почему?

– Потому что это стало привычкой. Ты сам ответил на свой вопрос. Все привыкли, вот и все…

– Да, но кому же однажды пришло в голову вложить в его трясущуюся руку лук и предложить ему задать меру, что станет нарицательной не для одного поколения потомков? – недоумевал Ориганни. – Чем его рука была особенна?

– Говорят, он был самым старым, – вспомнил Ачуда. – А на его плече уже давно закончилось место для новых рубежей мудрости, но он все продолжал жить… С трудом передвигался, а кости скрипели, как жернова… Говорящий с Отцом объяснял нашим родичам, что шлак из костей Арно выпарился полностью, а значит, железа в них было больше, чем когда-либо им удавалось застать вживую…

– Ага, а теперь его костями с умным видом измеряют все, что попадется под руку…

– Всему должна быть мера, – пожал плечами Ачуда. Его угольно-черные локоны вспотели от взошедшего солнца, и он скрепил их на уровне шеи кольцом из рудного шлака.

Уретойши вывел ребят на Скалящуюся Равнину – ее так назвали из-за целиком вырубленных деревьев, – из потрескавшейся земли торчали, подобно кривым зубам, пни, чьи ряды обрывались на границе рва, выкопанным дозорными.

С тех пор как Пожирающие Печень зажали большую часть Кровоточащего Каньона в кольцо, Кланяющиеся Предкам утратили возможность выходить за пределы своей вотчины, дичь в их краях быстро закончилась, а почти все деревья, что были, ушли на восстановление Отца, – так что наслаждаться людям оставалось разве что пеньками да россыпями камней.

Но мало кто жаловался, так как на любование природой времени не хватало ни у кого, все силы шли на возделывание кукурузы, в меньшей мере – на проращивание бобовых, тыквы, ягодных культур и корнеплодов: едой необходимо было обеспечивать не только себя, но и воинственных соседей, племя Грязь под Ногтями, помогавшее им в войне. Но несмотря на возросшие аппетиты, граничащие с голодным мором, Скалящуюся Равнину все равно засеивать не пытались – земля была здесь мертвой и непробиваемой, некоторые ее даже именовали проклятой, не простив несметного количества убитых соплеменников на ее просторах. Да и Могуль с вождем были против ее засеивания, так как опасались, что густые заросли посевов послужат людоедам отличным укрытием от взоров Смотрящих в Ночь.

С животноводством же было несколько сложнее. Разводить зверье толком не удавалось, потому как это было исключительно уделом советника Ог-Лаколы, а у него и без того было много хлопот с контролем над плантациями и женщинами, что на них трудились.

Однако у Смотрящих в Ночь было право охотиться в пределах приграничья для нужд племени, а отдельным группам даже позволялось подниматься в ближайшие горы ради особо крупной дичи вроде толсторога. Каждую пятую добычу дозорный оставлял себе либо отправлял семье. Нетрудно догадаться, что некоторые семьи по этой причине отдавали своих сыновей, даже если те не горели желанием, на воспитание к Струглуру – мясо в племени считалось ценной редкостью и уделом зажиточников и воинов, поэтому его можно было не только вкусно приготовить в честь какого-нибудь празднества, но и выгодно обменять.

– Куда будешь отправлять пищу? – обратился к другу Ачуда. – Ведь у тебя нет семьи.

Ориганни жил в тени красного останца в убогом вигваме, доставшемся от родителей. Место было нехорошим, так как в участках, куда редко заглядывало солнце, в избытке водилась ядовитая живность. Там-то он и познакомился со своим тарантулом, которого прозвал Ожог. Укус от него горел не меньше, чем от языка пламени.

– Перепелку можно обменять на два мешка свежих початков кукурузы, – прикинул Ориганни. – Толсторога так вообще на целый обоз. Представляешь, сколько голодных ртов я смогу накормить?

– Толсторога? – усмехнулся Ачуда. – Нам не позволят так рискованно отдаляться от границы. На толсторогов охотится только Вогнан и братья его уровня. Опытней них никого нет. Они пережили множество из тех, кто вступил позже, а на их телах до сих пор ни шрама. Вогнан с самого начала на границе, и он знает всё про повадки Пожирающих Печень, знает, как избежать встречи с ними…

– Ха, избежать… Я жду не дождусь, чтобы увидеться с ними, – Ориганни сжал рукоятку крика на своей портупее. – Эти твари утаскивают своих падших сородичей с собой, не давая нам толком насладиться зрелищем. Но я-то успею одного урвать. Пусть все племя наконец увидит…