— Грейнджер, — дверь кабинета открылась. — Я хотел поговорить по поводу случившегося на кладбище…

— Выйди на хуй, Малфой, — прорычал Теодор, оторвавшись от Гермионы.

— Ох, ебать, извините, — хохотнул Драко. — Так, мало того, что ты предательница, ты ещё и подстилка, Грейнджер.

— Выйди на хуй, — повторил Нотт.

Малфой не стал задерживаться, бросив на диван какой-то свёрток. Дверь с грохотом закрылась, а парень попытался вновь поцеловать Гермиону, но та сбросила его с себя.

— Ты идёшь вслед за Малфоем, Теодор, — устало прошептала, не желая никаких выяснений отношений.

— Но…

— Пошёл вон! — крикнула Гермиона. — Убирайтесь все! Вали, Тео!

— Дай знать, когда будешь готова проведать эльфа.

Жизнь стала какой-то слишком сложной и неправильной с появлением слизеринцев в её жизни. Не зря она говорила Лорду о том, что не отмечала бы меткой этих школьников - они слишком наивны и не понимают этой жизни. Один думает лишь о том, как трахнуть её, а второй — обиженный на весь мир аристократ. Остальные — вообще не пойми чем и кем заняты.

Она отряхивает платье, будто желая убрать оттуда следы прикосновений Теодора, собирает волосы в привычный хвост и наконец-то обращает внимание на оставленный Малфоем свёрток. Это не упаковочная бумага, это ткань красивого тёмно-синего цвета. И приличный бант из атласной ткани чёрного цвета. Явно упаковкой занималась не женщина — слишком грубо и незатейливо всё завязано. Гермиона тянет за конец ленточки, распуская бант, и разворачивает ткань. Это блокнот.

Принадлежит Принцу-Полукровке.Отдать мисс Гермионе Грейнджер после моей смерти.

Руки задрожали, но слёзы не проступили. Видимо, они закончились. Аккуратно, она раскрывает блокнот, как будто боится увидеть в нём что-то убийственное. Хотя, всё связанное с Северусом, заставляло её дрожать, и этот «подарок» — не исключение. К ногам Гермионы выпадает колдография, сделанная за несколько недель до смерти зельевара. Гриффиндорка стоит у входной калитки поместья Лестрейндж и смотрит куда-то вдаль. На ней привычное чёрное одеяние, привычное выражение лица и нетипичное на то время для неё — слеза на щеке. Гермиона даже вспомнить не может, что вызвало тогда в ней подобные чувства. Переворачивает картинку и видит до боли в душе знакомый почерк:

Не забывай плакать, Гермиона. Плачут лишь сильные. Они способны себе признаться в собственной слабости и человечности.

Она повторяет то же, что и сделала у могилы друга. Касается губами призрачного воспоминания в виде колдографии. Создаётся впечатление, будто бы на ней до сих пор ощущаются нотки кедра и морозной свежести — так в её памяти отпечатался Северус. Мужественный и холодный.

Глаза отрываются от изображении и бегло пробегаются по записям Снейпа.

28.09.1998

Мне сегодня снилась Лили. Я снова не смог её спасти. Я никогда не смогу её спасти. Небеса не наградили меня таким даром, как спасение. Я могу лишь убивать. Это у меня отлично получается.

12.02.1999

Я впервые решился принять зелья для сна без сновидений. Мне нестерпимо больно каждое утро. Я устал считать дни в надежде, что когда-то станет легче. Видимо, я проклят.

30.04.1999

Она не принимает моей помощи, упрямая девица. Никогда я прежде не предлагал помощь кому-то из Пожирателей. А её я прежде и не спрашивал — просто молча делал то, что от меня требовалось. Но сегодня мне пришлось спросить у неё согласие на то, чтобы переломать ей рёбра, ведь по-другому нельзя было. Она отказалась. Я прохожу мимо дверей её спальни уже в сорок-первый раз, ей плохо. Она бредит и плохо спит. Если я пройду ещё раз, и ничего не изменится, то я буду иметь её согласие в одно место и сделаю всё без одобрения. Мисс Грейнджер ещё скажет мне «спасибо».

11.12.1999

С ней что-то происходит. Она что-то видит в этом зеркале. Я боюсь за неё. Боюсь? Это звучит очень странно. Кто-то, кто меня не знает, решил бы, что я влюбился. Но нет. Это та самая отеческая забота. Я знаю, что ты читаешь это, Гермиона, потому что я так завещал Драко. Я умру рано или поздно, и надеюсь, что этот белокурый засранец выполнит мою просьбу.

Я не имел шанса испытать всю прелесть отеческих чувств и семейного уюта. Да и вряд ли это возможно в условиях Войны. Я говорю не о той Войне, которая идёт сейчас. Я говорю о той, которая беспощадно бушует у меня в душе и сердце. Лили посеяла эту Войну своей смертью, хотя, не так. Она лишь подпитала возрастающее семя, которое посадил я.

Но ты, Гермиона, позволила мне почувствовать себя нужным. Ты обращаешься ко мне за советом, ты называешь меня по имени и видишь во мне человека. Я по-настоящему привязался к тебе, словно ты — моя дочь. Я передал тебе все свои знания, обучил всему, что знал сам.

Я буду ждать тебя на вокзале Кингс-Кросс, Гермиона.

22.01.2000

Я умру через несколько часов, если ты сдержишь своё слово. А ты сдержишь, ведь я видел твои воспоминания.

Как же ты смогла, Гермиона?

Как смогла вынести всю свою боль? Как смогла допустить это? Как позволила этому с тобой произойти? Знал бы я это тогда, пять лет назад, не позволил бы тебе нести эту ношу в одиночестве.

Я не знаю, когда ты прочитаешь всё это, но запомни: не потеряй себя. Не смей даже когда-то думать о том, что у тебя что-то не получится или ты не справишься. Я хочу, чтобы ты знала — я восхищаюсь тобой. Я знал одну женщину в своей жизни, которая поражала меня своей отвагой. Думаю, что её имя тебе прекрасно знакомо. И так случилось в жизни, что в своём ежедневнике я обращался всего к двум людям. Сначала к ней, а потом к тебе. Это что-то значит.

До встречи на Кингс-Кросс.

Будь сильной до конца, Гермиона.

P.S. Мне кажется, что ты давно никуда не выбиралась. В Тайной комнате Хогвартса можно побыть наедине с собой.

Визит Гермионы Грейнджер в Хогвартс посреди ночи застал Амбридж врасплох.

========== Глава 8 ==========

Эльф напуган до предела, но молчит. Гриффиндорке нутро не позволяет издеваться над несчастным существом. Она выгоняет Нотта-младшего и пытается как-то поговорить с Кикимером, но тот лишь отрицательно мотает головой и лепечет о верности семье Блэков. Можно позвать Беллатрису, но та явно не станет церемонится со слугой.

— Кикимер, — в очередной раз пытается девушка. — Где Сириус?

— Кикимер ничего не скажет поганой грязнокровке, — заикаясь, повторяет в сотый раз. — Кикимер верой и правдой служит старинной семье Блэков.

— Так-так, —врывается мужской голос в подземелья. — Мисс Грейнджер, какой приятный сюрприз!

Киллиан Нотт стоял за спиной девушки. Наверное, это был один из немногих Пожирателей, который сохранял относительный нейтралитет к персоне самой Гермионы. Они встречались на общих собраниях и несколько раз вне поместья Лестрейндж.

— Здравствуй, Киллиан. Я здесь с разрешения твоего сына, ты не против?

— Нет, не против, о чём ты. Ты не думала привлечь Беллатрису, может быть, эльф быстрее рассказал то, что тебя интересует члену семьи?

— Мне нужно поговорить с ним наедине, так сказать.

— Конечно. Надеюсь, что ты успеешь к обеду. Приглашаю тебя отобедать с нами. Одри приготовила изумительное рагу.

— Благодарю, Киллиан.

Мужчина покинул темницу, оставив Гермиону с Кикимером. Она знала, что продолжать разговор с домовым эльфом бесполезно. Эти существа преданы своей семье, не смотря на отвратительное отношение к ним. Хотя, раз он не побоялся сунуться в дом Пожирателя за книгой, то по-видимому, Сириус хорошо относился к Кикимеру. Или же выполнял приказ хозяина, но Блэк не идиот — он бы не отправлял слугу к прихвостню Тёмного Лорда.

— Кикимер, — Гермиона касается плеча испуганного существа. — Мне нужен Сириус. Прошу, не заставляй меня причинять тебе боль.

— Кикимер ничего не скажет грязнокровке, — брюзжит эльф. — Мистер Блэк должен уничтожить поганую диадему прежде, чем его найдут.

— Что ты сказал? — она хватает его за подранное одеяние. — Диадема цела?

— Кикимер — идиот, — он начинает биться головой об каменную стену. — Кикимер так и не научился держать язык за зубами. Идиот! Кикимер — идиот!