Рождество же я отмечала с теми, кто, благодаря частым совместным встречам и схожим интересам, стали мне новыми друзьями. Родители на две недели уехали тогда в Ялту и пообещали рассказать после о красотах её, так что практически каждый вечер наш, начиная с самого праздника, проходил у меня дома в компании абсолютно различных людей. Благодаря общению с Костей, связей у меня стало больше, а потому и кружок наш расширялся раз от раза. Тут была и журналистка, моя коллега, Ира, каковую затащила, если можно будет так выразиться, я в нашу компанию благодаря тёплому знакомству на работе, и Даша, очень много изучающая историю и социализм — мы могли ночами напролёт с ней не спать и обсуждать интересующие нас вопросы, довольствуясь тишиною, снегом за окном и крепким чаем в наших кружках. Бессонница в определённой мере может довести людей до престранных идей — наверное, таким оправданием пользовалась я, когда внезапно и для себя самой, и для всех окружающих покрасила свои короткие волосы в рыжий цвет. Говорить о революции стало как-то проще, приятнее и атмосфернее.

Я всё усиленнее и рьянее зачитывалась «Овода» Войнич. Ребята каждый раз приносили с собою граммофон и мысли, чтобы, благодаря им, вести таковые лекции. Мы переписывали самое важное в тетради. Боясь, как бы ничего не случилось с моей, я брала её с собою каждый раз, как отправлялась в издательство — она выглядела обыкновенной рукописной книжонкой, походящей на тетрадь школьницы, не считая того, что на обложке её красовалось яркое, написанное красной краской: «МИР ИЗМЕНИЛСЯ. Я УЧАСТНИК». Я перестала почти писать стихи, потому что самое главное и важное для себя могла нынче передавать в прозе. И несколько раз Рюрик Рок, служивший мне своеобразным знакомцем с нынешней моею компанией, звонил мне, приглашая выступить то в одном, то в другом университете перед студентами и другими молодыми поэтами. Я не смогла отказать лишь один раз — когда 19 января он пригласил меня на встречу в Политехническом с другими «Ничевоками». В начале года все её члены как раз вернулись из Ростова-на-Дону вновь в Москву, были полны сил и энергии, почувствовав запах столицы, напоённый новыми возможностями и стремлениями. Мне удалось познакомиться очень со многими в тот раз.

— Ну что, произведём захват жизненного организма искусства? — усмехнулся Илья Березарк, который, как я после узнала, был не только поэтом, но и журналистом. Рюрик Рок только улыбнулся в ответ ему.

На встрече было много футуристов, в том числе — и Маяковский. У меня ёкнуло сердце: я стала оглядываться, боясь увидеть здесь знакомые лица имажинистов, однако же, никого так и не разглядела в толпе. Тогда я снова вернулась к слушанию Маяковского — мне нравилось, как он читал громогласно, слегка грозно, но при том при всём чувствовалось, как что-то буквально приподнимает тебя с места, чтобы начать действовать. Строчки его на первый взгляд казались резкими и отрывистыми, но после ты привыкал к таковому ритму, сам начинал подражать ему, сам стремился влиться в него. «Ничевоки» же, как и другие поэтические течения, конкурирующие с футуристами, вряд ли бы разделили мои взгляды. И, будто прочитав мои мысли, Илья вышел вперёд, как только Маяковский закончил чтение, и спросил:

— Да кто такой этот Маяковский? Отправляйся-как ты к Пампушке на Твербул — сапоги чистить всем желающим.

Зал взорвался аплодисментами и весёлым смехом. Я, давно входящая в поэтические круги, знала наверняка, что он имел в виду сходить на Тверской бульвар к памятнику Пушкина, и, то ли выступление известного поэта меня так взволновало, то ли какая-то несправедливость от этого поступка и даже обида овеяли сердце моё, но я, сама не помню, как, но побежала за Маяковским к дверям, пока ни поклонницы, ни друзья его не успели сделать это быстрее меня, и окликнула мастера футуризма — правда, вовсе не именем его.

«А вы

ноктюрн сыграть

могли бы

на флейте водосточных труб?»

Вряд ли даже звонкий голос мой и крик могли сравниться с величием и интонацией, с каковыми всегда читал он на сцене, однако мужчина как-то медленно и вовсе неспешно обернулся, бросил на меня беглый взгляд — только теперь, когда он был не на сцене, а прямо передо мною, мне стало ясно, сколь он высок ростом, а я — напротив! — и внезапно улыбнулся. Улыбка эта сказала красноречивее любых слов его обо всём.

***

Мне чудилось, что революционные настрои ныне со всею силою поглотили меня, однако же это оказалось не так. Всё больше и сильнее ближе к весне участники наших кружков стали приходить к мысли, что режим большевиков не слабеет, а напротив — лишь крепнет. Что все зачины наши бесполезны, и даже мои выражения их в статьях и редкими временами — в стихах, вряд ли принесут плоды свои. Однако же мы забыли, забыли, что великие перевороты не совершаются в один день! И если люди готовы стать свободными и сознательными, никто не сможет удержать их в их ожиданиях.

Вместе с тем, Костя Свердлов всё чаще напоминал нам об опасности чекистов, и всё реже теперь мы собирались с помощью него в чужих домах. Однажды мы сидели в доме в глухой деревне под Москвою, и кто-то из наших ребят принялся рьяно критиковать политику Ленина. Я в ответ стала зачитывать статьи Троцкого из лондонской газеты, а также сохранившиеся отрывки выступлений, что сотни людей за пределами столицы голодают, пока наши власти пытаются строить идеи коммунизма вместо обещанного социализма. Он не так давно на своём выступлении привёл идеи милитаризации хозяйства — это был день, вливший хоть немного энтузиазма во всё наше дело. И только после стало мне понятно, что мне вовсе было не до политики всё это время — революция у меня была поэтическая, либо же происходила в основном во мне самой. В то же время мы вздрагивали по ночам, когда снилась нам Лубянка, но продолжали носить из дома в дом граммофоны с запрещёнными пластинками. Всё закончилось после того вечера. В ветхий домик, стукнув скрипящей, едва державшейся на петлях дверью, ворвался запыхавшийся Костя и закричал: «Облава!»

Все мы разбежались врассыпную, оставив после себя все улики. То событие стало последним нашим собранием, хотя так и не было понятно, была ли тревога ложной или нет. Помню лишь, как Костя приводил в чувство меня — ибо я была единственной, кто, от изумления и шока, оставался ещё в доме. Я не двигалась с места, несмотря на все его уговоры, пока, в конце концов, он не дёрнул меня за руку, и мы не побежали прятаться в сумерках у плетня. У меня так сильно дрожали зубы, что пришлось совать меж них палец — чтобы не выдать наше со Свердловым местонахождение. Тогда-то и стали мы с нашим маклером особенно дружны. Позже мне даже довелось познакомить его с Майей и Алисой — с последней они особенно нашли общий язык, и ни у кого из компании нашей более не оставалось сомнений, что Свердлов к ней неровно дышит.

Как только закончилась моя революционная деятельность, всё сильнее стала я окунаться в журналистику и, как водится — в творчество. И хотя революционное настроение должно было окончиться у меня вместе с завершением кружка нашего, оно только усилилось — то выражалось и в неизменном свободном образе моём, и в мыслях, которые теперь роились в голове моей, а после я их ловила и выжимала в то, что писала. Евграф Александрович оставил мне после себя похвалы за последние заметки, несколько слов и счастливую улыбку — и уехал лечиться в Ялту. Он выглядел теперь не так хорошо, как при последней нашей встрече, и было совершенно понятно, что он серьёзно вымотался и болен.

— Вы только особенно не шалите здесь без меня, Викки, — улыбнулся он мне, готовясь выйти, по привычке, с папкою в руке, в свет апрельского солнца за дверью. Он знал, что мне нравится всё нестандартное революционное, но, будучи человеком старше и с опытом, лишь посмеивался надо всеми моими идеями. Вероятно, потому именно не запрещал к редакции ни одной он статьи моей и ограничивался лишь мелкими поправками, не переставая хвалить их и приговаривать: «Вы хорошо пишете, хорошо…» Оттого-то и родилось это «Викки» — как своеобразный вызов обществу, как дополнение псевдонима моего и должно было вылиться, видимо во что-то, как я и любила, английское. — Не совершайте необдуманных поступков, по крайней мере, до моего возвращения. Я вот рассказал о вас Володе Адарюкову — он пообещал связаться в ближайшее время и обсудить всё. Так что не пугайтесь, ежели услышите незнакомый телефонный звонок.