Я облизываю губы. Одна часть меня склоняется к бегству, но другая готова полыхнуть жарким пламенем: возгорание началось в тот момент, когда он отшил Престона, включив эту свою неотразимую хрипотцу…

Грег поворачивается, и я вздрагиваю.

Он движется – правильнее сказать, крадется – в моем направлении.

Ты совершенно его не знаешь, и…

Тебе это нужно, проносится у меня в голове. К тому же его одобрил Тофер. Я месяцами торчала дома, и теперь мне требуется хоть что-нибудь, чтобы покончить с депрессией и начать новую жизнь.

Правила, которым ты следуешь, придумала ты сама. Живи собственной жизнью, звучит у меня в голове бабушкин голос. Так она отреагировала на брошенную мной в сторону семьи осколочную гранату – новость, что я не пойду учиться на медицинский факультет. Бабушка хотела, чтобы я не обманывала себя. Думаю, она одобрила бы этого телесиноптика.

Он протягивает мне стакан и отхлебывает из своего, потупив взор; за этой деланой кротостью прячется дикость. Я отпиваю свой джин-тоник, смело глядя на него. Мне тоже хочется быть дикой. Дикой на пару с ним.

Не вздумай! – включает холодный душ моя рациональная составляющая.

– Вы здесь живете? – Я ставлю стакан на стол. Что за дурацкий вопрос!

Грег не спешит с ответом.

– У меня квартира недалеко отсюда, но пентхаус ближе к работе.

Ресторан и две резиденции? Мне попался богач!

– Вот оно что…

Вижу спальню, кровать королевских размеров: манящее белое ложе, заваленное несчетным количеством пышных подушек. У меня было двое мужчин. Первый – Тэд, моя университетская любовь, переехавший после выпуска в Кремниевую долину. Он не звал меня поселиться с ним: сначала нужно было проявить себя на новой работе и найти жилье; я его не торопила. Мы расстались, пообещав друг другу поддерживать связь, летать в гости друг к другу, но почему-то ни разу этого не сделали. Наши отношения были доброкачественными и удобными для обоих, но через два-три месяца после расставания я поймала себя на том, что перестала его вспоминать. Где-то год назад я нашла его в интернете и обнаружила, что он недавно женился. Следующим был Престон – с известным результатом. Мужчины от меня уходят, и я начинаю подозревать, что объяснение этому – мои изъяны.

– У вас взволнованный вид, Елена. Не надо нервничать.

Золотые слова. С тем же успехом можно уговаривать мою свинку не есть огурцы.

– Если вы предпочитаете уехать домой, я вызову для вас машину. Просто я подумал, что вы и я… Кажется, у нас с вами есть… – Он сбивается, словно потерял нить.

– Нет, я хочу остаться.

– Тем лучше.

Мы долго смотрим друг на друга, я мнусь, переступаю с ноги на ногу.

Грег подходит ближе, ставит стакан на край стола, рядом с моим.

– Можно, я распущу тебе волосы? – Неуверенность в его голосе придает уверенности мне: понятно, что он тоже нервничает.

– Валяй.

Он разрушает мою прическу, с таким старанием сооруженную утром, перед работой.

Закончив этот труд, Грег облегченно вздыхает и запускает пальцы в волосы, достающие мне до лопаток. Они – мое сокровище, я горжусь их длиной, густотой, блеском. Волосы у меня цвета меди с золотым оттенком. Тофер всегда нудит, чтобы я их распускала, потому что это моя изюминка, но мне проще поднимать их наверх или стягивать резинкой.

– Красота! Не думал, что они такие длинные, – бормочет он.

Грег так умело массирует мне голову, что я невольно делаю шажок ему навстречу – расслабленная, растекающаяся в золоте его глаз.

– Хочу, чтобы ты кое-что подписала. Не возражаешь?

Что мне подписывать? Я недоуменно моргаю.

Он повторяет то, что с успехом сделал еще в «Милано»: проводит большим пальцем по моей нижней губе.

– Дело в конфиденциальности. Соглашение о неразглашении. В моем положении нельзя рисковать, тем более после того, что себе позволила моя бывшая. Идет?

– Не такая уж ты величина.

Он замирает, потом делает шаг назад. Мне сразу хочется его вернуть.

– Елена, я должен кое-что тебе сказать… – Грег трет лицо. – Вот черт!

Он колеблется. Я тяжело вздыхаю. Престон вернется домой с Жизель, и пусть он даже будет в своей проклятой пижаме и в вонючих носках, одиночество ждет меня, а не его.

– Ты женат? – спрашиваю я.

– Нет.

– В отношениях?

– Нет.

– Может, ты серийный убийца?

– Тоже нет. Но разве я признался бы, если бы им был? – Он ухмыляется.

– Страдаешь венерическим заболеванием?

Он морщится.

– Ничего подобного. Только что прошел диспансеризацию. К тому же никогда не занимался незащищенным сексом.

Что же тогда его гложет? Может, дело во мне? Не привык иметь дело с такими, как я?

– Значит, все в порядке. Секс между двумя одиночествами, не более того.

Он вздыхает и долго на меня смотрит.

– Ты не создана для одиночества, Елена.

Откровенность и желание, которыми пропитан его голос, донельзя меня размягчают. Мне нравится его немного ворчливый голос, такой мужской, полная противоположность фальцету Престона. Он снимает с меня очки, я наблюдаю за его губами. Они полные, буквально созданы для поцелуев, одна ямочка на нижней чего стоит. Надо запретить мужчинам иметь такие порочные губы.

– Потому мы и собираемся этим заняться… – лепечу я.

Он, похоже, решился. Приглашает меня в огромную современную кухню, там достает из ящика несколько листов бумаги и кладет их на столешницу из белого мрамора.

Я очень стараюсь сосредоточиться на бумаге, но дается это с трудом, когда он двигается у меня за спиной, прижимается, убирает волосы с шеи и касается губами чувствительных местечек.

От малейшего его прикосновения лижущие меня языки пламени поднимаются все выше. Мы еще даже не целовались, а у меня внутри уже бушует пожар.

Содрогнувшись от глубокого вдоха, я бегло просматриваю бумаги. Так и есть, соглашение о неразглашении. Если вкратце, оно о том, что я достойна доверия, что никогда ничего никому не разболтаю… Да уж, мне бы мои собственные секреты не выболтать! А то сексуальное бельишко и все такое…

Он тем временем расстегивает на моей шее жемчужное ожерелье. От его прикосновений у меня подкашиваются ноги.

– Поторопись, Елена.

От его воркования меня пронзает молния, сначала я ежусь, потом меня бросает в жар. Хватаю ручку, кое-как чиркаю свое имя и адрес.

Оборачиваясь к нему, я машинально прикусываю нижнюю губу.

– Готово.

Опять этот дикий и при этом ощупывающий меня взгляд, вздымающаяся грудная клетка… Не знаю, что он рассматривает, вряд ли волоски, вставшие дыбом у меня на плечах. Соски, к счастью, тоже пока что не на виду – знаю, они уже стоят торчком.

Я кладу ладонь ему на грудь.

– Сперва скажи мне три вещи о себе.

Он расстегивает мою верхнюю пуговку.

– Пожалуйста. Мое второе имя – Юджин. До шестнадцати лет Юджин оставался недомерком и частенько бывал бит. – Он переходит к следующей пуговке. – Второе. Я категорический ненавистник воды. Ты никогда не увидишь меня плавающим или валяющимся на пляже.

А на вид настоящий спортсмен…

– Почему? – спрашиваю, вернее, выдыхаю я, когда он берется за третью пуговку.

Он припадает лицом к моей шее и жадно вдыхает. Его губы теребят мне ухо.

– Не скажу. Как же восхитительно ты пахнешь! Что это за духи?

Вместо дыхания у меня уже хрип. Духи – подарок Тофера.

– Не помню. Что там третье?

Он трогает нижнюю пуговку у меня на блузке, но расстегивать ее не спешит.

– Ты обязательно хочешь это узнать?

Я киваю, все тело сладко ноет от предвкушения, он несильно тянет меня за волосы, заставляя выгнуть шею. Это излишне властно, это резковато, но моя реакция – сильный разряд тока, пробегающий вдоль всего позвоночника.

– Люблю жесткий грязный секс. Тебя это не пугает?

– Только без наручников. – Наверное, я пьяна, потому что на трезвую голову и против этого не возражала бы.

Он целует мои ключицы, но ниже не спускается.