Летописное дело продолжалось в XIV–XVII веках, вообще хронографы и различные летописные сборники той поры умножились необычайно. Они дошли до нас в многочисленных и весьма разнообразных списках, наглядно свидетельствуя о напряженной работе русской мысли по осознанию Божьего промышления о русском народе и его государственном устроении.

Наиболее крупными летописными центрами XIV–XV веков были столицы самых мощных русских княжеств и земель – Москва, Новгород и Тверь. Во всех летописных сводах, созданных в рассматриваемый период, по мнению многих авторов (Д. Лихачев, В. Кусков), отчетливо проявлялся их общерусский характер, где красной нитью проходят идеи единства всех русских земель, героической борьбы против иноземных захватчиков и защиты православия.

Новгородское летописание носило сугубо местный характер, вопрос о времени его становления до сих пор остается предметом научной дискуссии. Одни авторы (А. Шахматов, Б. Рыбаков) древнейшим летописным сводом считали «Новгородскую Первую летопись по Синодальному харатейному списку» или «Новгородскую Первую летопись старшего извода». Начало создания этой летописи они относили к 1050-м годам, т. е. к моменту завершения постройки новгородского Софийского собора. Другие авторы (Д. Лихачев, П. Толочко, И. Данилевский) полагали, что Первая новгородская летопись была создана вскоре после известного «новгородского восстания» 1136 года, ставшего переломным моментом в истории новгородской государственности. Наконец, третья группа авторов (В. Янин, М. Алешковский) полагала, что самобытное новгородское летописание возникло только в 1220-х годах.

В начале XII века по указанию новгородского архиепископа Нифонта доместик новгородского Антониева монастыря Кирик составил хронологическое пособие к летописанию, которое в историографии получило название Софийского владычного свода. Именно на базе этого свода началась переработка всего княжеского летописания, созданного в предшествующий период.

«Софийский временник» был создан в 1432 году при архиепископе Евфимии II, в этом летописном своде подчеркивалась особая роль Господина Великого Новгорода в истории всей Древней Руси. В 1448 году был создан новый Софийско-Новгородский летописный свод, или Первая Новгородская летопись, который, по мнению многих авторов (М. Приселков, Д. Лихачев, Я. Лурье), представлял собой уже общерусский летописный свод.

Московское летописание, по мнению большинства ученых (Д. Лихачев, В. Кусков, А. Кузьмин, Я. Лурье), возникло в 1326 году, т. е. его появление приурочено ко времени основания Иваном Калитой Успенского собора в Московском Кремле. В 1408–1423 годы при активном участии митрополитов Киприана и Фотия был создан первый общерусский летописный свод – Троицкая летопись, или «Владимирский полихрон». При Иване III, в связи со строительством нового Успенского собора в Московском Кремле, в 1480 году был создан Московский летописный свод.

В 1550-е годы, при митрополите Макарии, была завершена работа над огромным историческим сводом – так называемой Никоновской или Патриаршей летописью, начало которой было положено в 1526–1530 годы при митрополите Данииле. Эта летопись представляла собой оригинальную компиляцию различных источников и только внешне сохраняла форму летописи, то есть погодной записи главных исторических событий. В действительности в тексте Никоновской летописи содержалось большое количество разнообразных повестей и исторических сказаний, которые были приурочены к определенным историческим событиям и датам.

Тверское летописание до сих пор не имеет общепризнанной датировки возникновения, этот вопрос остается дискуссионным. Одни историки (А. Шапиро) утверждают, что первый летописный свод в Тверском княжестве был составлен в 1305 году в годы правления тверского князя Михаила Ярославича (1304–1318). Однако большинство ученых (Д. Лихачев, Я. Лурье, В. Кусков) утверждает, что создание Тверского летописного свода, который сохранился в составе «Рогожского летописца», началось только в 1375 году, при тверском князе Михаиле Александровиче (1339–1399). В Тверском летописании особое место занимает «Летописец» великого тверского князя Бориса Александровича (1425–1461), созданный иноком Фомой в 1453 году.

«Летописание было любимым занятием наших древних книжников. Начав послушным подражанием внешним приёмам византийской хронографии, они скоро усвоили её дух и понятия, с течением времени выработали некоторые особенности летописного изложения, свой стиль, твёрдое и цельное историческое миросозерцание с однообразной оценкой исторических событий и иногда достигали замечательного искусства в своём деле». [Ключевский В.О.: Том 1, С. 86. История России, С. 20990].

Начиная с середины XIX века, исследователи не раз отмечали высокое литературное мастерство русских летописцев. Плодом исследовательской работы на этом этапе явились частные наблюдения над стилем летописей, порой довольно глубокие и справедливые. Следующий этап, начавшийся с середины XX века, характеризуется формированием целостных представлений о русском летописании, прежде всего, в трудах Д.С. Лихачева и И.П. Еремина. Так, И.П. Еремин в своей статье «Киевская летопись как памятник литературы» обращает внимание на различия литературной природы различных компонентов летописного текста: погодных записей, летописных рассказов и летописных повестей. В летописных повестях, по мнению исследователя, летописец прибегал к особой «агиографической», идеализирующей манере повествования. Д.С. Лихачев показал, что различие стилистических приемов, обнаруживаемых в летописи, объясняется, прежде всего, происхождением и спецификой летописного жанра. Эта специфика обусловлена тем, что в летописи статьи, созданные самим летописцем, повествующие о событиях современной ему общественной жизни, соседствуют с фрагментами из эпических преданий и легенд, обладающих своим особым стилем, особой манерой сюжетного повествования.

В свои исследования Д.С. Лихачев вводит такое понятие как «стиль эпохи» и рассматривает, какое влияние оказывало это явление на стилистические приемы летописца в тот или иной исторический период. Однако охарактеризовать «стиль эпохи», т. е. некоторые общие тенденции в мировоззрении, литературе, искусстве, нормах общественной жизни и т. д., чрезвычайно сложно. Поэтому Д.С. Лихачев сосредотачивает свое внимание на одном из проявлений «стиля эпохи» в литературном творчестве летописцев, каковым, по мнению ученого, выступало такое явление как «литературный этикет», которое достаточно основательно проявляет себя в литературе XI–XIII веков.

Литературный этикет – это и есть отражение и проявление особенностей мировоззрения и мирочувствия в литературном творчестве. Он определяет задачи литературы, принципы построения литературных сюжетов, и, наконец, сами изобразительные средства, выделяя круг наиболее предпочтительных речевых оборотов, образов, метафор. В основе понятия литературного этикета лежит представление о незыблемом и упорядоченном мире, где все деяния людей как бы заранее предопределены, где для каждого человека существует особый эталон его поведения. Литература же должна соответственно утверждать и демонстрировать этот «модельный», «нормативный» мир. На практике – это означает, что предметом литературных произведений преимущественно должно стать изображение «нормативных» ситуаций, неких социальных образцов поведения. В соответствии с требованиями литературного этикета в центре внимания летописного свода должно быть описание основных сюжетных линий, среди которых восшествие очередного князя на престол, описание воинских битв, одержанных побед и поражений, дипломатических акций. А также описание смерти и погребения князя; причем в этом случае подводится своеобразный итог его жизни, обобщенный в некрологической характеристике. Аналогично в житиях обязательно должно быть рассказано о детстве святого, о его пути к подвижничеству. О его «традиционных» (именно традиционных, едва ли не обязательных для каждого святого) добродетелях, о творимых им при жизни и посмертных чудесах и т. д. При этом каждая из названных сюжетных линий (в которой герой летописи или жития выступает в своем амплуа – князя или святого) должна была изображаться в стилистически единообразных, сходных, традиционных речевых оборотах. О родителях святого обязательно говорилось, что они благочестивы, о ребенке – будущем святом, что он чуждался игр со сверстниками, о битве повествовалось в традиционных формулах типа: «и бысть сеча зла», «иных посекоша, а иных поимаша» (т. е. одних изрубили мечами, других захватили в плен), и т. д.