— Неблагородно согласиться с твоими словами, унижающими Кириона, — ответил нолдо, словно он и правда каждый раз не напоминал, почему он здесь. Этот эльф как и прочие, не видел за собой проступков, и это разочаровывало Маирона. — Свойства нашего тела, привычки или опыт не то, что делает нас более или менее достойными. Но раз мы говорим начистоту, то справедливо сказать, что ты держишь меня здесь только тем, что грозишь пытками моему товарищу. Ты сказал мне вчера, что слишком тесно связан со своим Владыкой и не можешь уйти, и не знаешь куда… — Ларкатал полагал, что умаиа вряд ли хотел вести этот разговор при целителе, но теперь нолдо считал, что он мог и должен был говорить, даже если при этом выдавал Саурона другим Темным. Эльф не понимал, что своими словами фактически отрезает Саурону путь к отступлению, к возвращению к свету и «сговору с эльфами». И Ларкатал продолжал свою гневную речь. — Но ты властен над тем, чтобы мучить или нет пленных в своей крепости. Ты попросил меня не оставлять тебя без Света, и я тоже попрошу в ответ: сними свою угрозу, свое условие, и обещай, что не повторишь его. Чтобы за то, что я однажды откажусь и уйду или буду молчать, или скажу то, что ты сочтешь дерзостью, или нарушу еще что-то из твоих условий, ни Кириону, ни другим моим товарищам не будет грозить кара. Это в твоей воле, ведь я по-прежнему остаюсь в плену, и у тебя есть орки и многое другое, чтобы угрожать лично мне.
Ларкатал считал, что этот выбор, который он дал Саурону, и есть возможность провести границу. Если умаиа хочет… перестать быть Сауроном, хочет идти к Свету, то он сделает этот шаг: даст свободу в тех пределах, в каких он в силах её дать. Если же Саурон хочет просто заполучить Свет себе — то откажет: ведь иначе он лишится лучшего способа удерживать и принуждать Ларкатала. Нолдо не думал, что Саурон просто не может согласиться на такие условия… при свидетелях. Эльф загадал про себя условие, потому, что ему было слишком сложно искать правду, вместо этого нолдо хотел, чтобы все было просто, чтобы сама Эа через «знаки» дала ему простой и четкий ответ — нужно ему помочь Темному вернуться к Свету или нет. И эльф не заботился ни о свободной воле умаиа, ни о возможностях разумной речи, ни даже о том насколько допустимо требовать что-либо от Саурона при других Темных. Эльф просто хотел быстрого и легкого решения, которое принимают за него.
— Ты хочешь сказать, что правда может унизить? — прорычал Волк, теряющий терпение и разозленный тем, как его подставили перед Эвегом. — Кирион слаб, и не надо это прятать за красивыми словами о привычке или опыте. Дух определяет все, и достоинство в том числе. Но ты все время пытаешься меня обмануть, пытаешься вывернуться, хотя я честен с тобой и заранее сделал для тебя все, что смог. А теперь ты хочешь вновь обмануть меня, уловкой вытянуть из меня обещание, а потом уйти и ничего мне не дать. И раз ты так решил поступить со мной, то вот и тебе мое слово: что будет с тобой, то станет и с Кирионом. И если твои раны нельзя лечить, то пусть и он разделит твою боль, — с этими словами Волк развернулся и в гневе вышел, а Эвег, подняв бровь, вопросительно посмотрел на Ларкатала.
Для себя нолдо решил что ответ был ясен, и продолжения прошлого быть уже не могло: умаиа не только отказал выполнить условия, но и прибег к угрозе и каре. Однако сейчас Саурон ушел, а рядом оставался этот Эвэг. И Кирион…
— Он прав, я много слабее тебя, — заговорил до сих пор молчавший тинда. — Но ты, ты сильный! Не соглашайся больше ни на что ради меня.
— Ты вовсе не…
— Я говорю так не потому, что обижен; я знаю, что ты не думаешь обо мне так, как Гортхаур, просто тебе тяжело было видеть, что я едва держусь… — Кирион опустил голову, горько сжал губы. — Но если ты будешь соглашаться ради меня, от тебя будут требовать, чтобы ты принял от врагов больше, чтобы принял то, что в другой ситуации бы отверг. Как и сейчас он требует то одно, то другое; а потом все равно объявит тебя обманщиком, как и сейчас объявил. Не соглашайся больше, даже если я потом не выдержу и буду тебя просить, помни, что я хочу другого, а прошу… просто потому что слаб…
Эвег не вмешивался и, давя ухмылку, слушал, как один наивный глупец уговаривает другого не принимать ничего хорошего от Темных. Ох, слышали бы сейчас этих самозабвенных и напыщенных гордецов их родичи-рабы в Ангамандо, где лишний раз кнутом не получить уже за счастье.
А Ларкатал тем временем отвечал товарищу:
— Ты не слаб, Кирион, иначе не мог бы сказать таких слов. В одном Саурон, — нолдо вновь открыто назвал умаиа этим именем, — прав: важнее всего дух. А я добавлю, что еще важен выбор. Тогда, на стене, ты не сдался; быть может, хотел, но все же преодолел себя. — Ларкатал сжал руку товарища и зажмурился… Он знал, что теперь Саурон заставит заплатить за этот отказ и Кириона, и других, но Ларкатал не мог не отказать, особенно теперь, после всех своих слов (нет, нолдо не считал это гордыней). Затем Ларкатал, открыл глаза, выпрямился и обратился к самому целителю, говоря твердо и ясно: — Запомни мои слова и передай их своему господину, ибо с ним я больше говорить не стану: «Что я не обманщик, ты знаешь сам. При первой встрече ты проверял меня, а теперь я проверил тебя. Ответь ты «да», я остался бы рядом свободно, приложил бы усилия, чтобы помочь тебе выйти к Свету, и ушел бы от тебя нескоро. Но ты хочешь Света только для себя лично, и отдавать тебе Свет своей фэа так же немыслимо, как самому отдать Древа Унголиант, чтобы она их пожрала. Впредь я отказываюсь от бесед с тобой и от самих гостей». Передай это своему господину. Что до твоего лечения, теперь мое согласие было бы и не вполне честным, я принял бы подарок, связанный с «гостями», отвергая их на словах. Да и сам Саурон может передумать лечить меня, когда услышит мой ответ.
Эвэг, слушал послание, склонив голову набок, и когда эльф закончил, заговорил сам:
— Ты уверен, что больше не станешь говорить с Повелителем? Я бы не зарекался на твоем месте. — Темные очень часто, почти всегда, видели как свежие пленники швырялись гордыми словами и обещаниями только для того, чтобы, познав почем фунт лиха, сразу же их нарушить. — И не хочешь ли ты сам сохранить свой Свет лишь для себя? — Эвег однажды встречал того, кого считал Светлым: тот эльф щедро отдавал Свет направо и налево, не иссякая. — Я слышал, что Свет, которого так не хватает Повелителю, — тут Эвег откровенно усмехнулся: он не верил, что Маирон чего-то ищет, считая слова Волка очередной уловкой и его способом забавляться с нолдо, — что Свет всегда действенен, обращен к другим. Не знаю, так ли это. Валар сидели в Амане в лучах Света, а весь мир тонул во Мраке, но их зовут Светлыми… Не таков ли и ты? Ты не дашь свой Свет Повелителю потому, что он не достоин твоего Света, а мне казалось, что солнце равно должно светить всем, и достойным, и нет. Так что подумай еще раз, эльф. Я, ради Повелителя, буду добр к тебе: я не прикажу нанести Кириону те же раны, что у тебя, как распорядился Маирон, но я исцелю тебя.
Кто мог знать, что в действительности Эвег не наносил ран не ради Повелителя, а ради… того, кого не видел уже столетия. И про себя умаиа надеялся, что этот эльф задумается над его словами. Если он и правда так Светел, как полагал Маирон.
