Тело Химйамакиля сжимала боль. Он уже был знаком с такой болью. И сейчас его едва ли избавят от нее пришедшие на помощь. Назвать имя… Эльф не хотел этого, но это было не страшно. Он не был прославленным героем или родичем Короля, или Лордом. А Морнахэндо… Саурон спрашивал о Верных Артарэсто — значит, о Морнахэндо он уже знал? Боль от чар говорить не мешала, и эльф выдохнул:
— Я Химйамакиль…
Нолдо молчал, но лицо пленника выдало его с головой — да, Морнахэндо был гонцом от Артарэсто. И при том Химйамакиль не выказал себя несгибаемым. Как только не будет необходимости продолжать игру в «гости», Морнахэндо займутся в первую очередь. Только Химйамакилю об этом пока знать было не нужно. Волк одобрительно кивнул эльфу:
— Видишь, как все просто? Со мной куда проще договориться, чем противостоять. Вы зря отказались от гостей, но все еще можно исправить. Подумай об этом.
Пленника отвязали и вернули в камеру. А Волку нужно было еще успеть закончить подготовку пищи.
***
Маирон поспешил на кухню. На полпути его встретили орки с подносами для пленных, и умаиа остановил их. Три миски были убраны — для Линаэвэн и Четвертой пары, над остальными же Волк простер руки и выпустил свою часть заклятия, искажая песню тэлэрэ, обращая ее силу прощения в напоминание о вине и беде, о крови на своих руках или на руках тех, кто их, как считалось, предал. И такую зачарованную пищу принесли пленникам, не забыв сказать, кто готовил для них.
***
Эльфы принимались за обед. Он был вкусен, и чувствовалось, что готовили его руки эллет — так что никто не сомневался: Линаэвэн, в самом деле, согласилась на это. Пищи не получили только Акас с Хэлйанвэ — второй из них был еще растянут, и Маирон не собирался прерывать пытку на обед.
***
Таурвэ и Тардуинэ обсуждали произошедшее, когда им принесли еду. Таурвэ начал было есть, и тут к нему пришли воспоминания об Альквалондэ… Совершенно не связанные с разговором и его недавними мыслями.
— Это мясо готовила не одна Линаэвэн, — сказал нолдо, останавливаясь и с задумчивостью глядя на миску. — Пища нужна для поддержания сил, но такая, не отнимет ли их? — А есть очень хотелось…
— Что с тобой? — Тардуинэ, еще не приступивший к обеду, посмотрел на друга. После лечения у него прибавилось сил, но и есть хотелось еще сильнее. Судя по высказываниям Таурвэ, с пищей было что-то не так, но, возможно, никакой другой не будет…
— Пока только воспоминания, наверняка навеянные, — ответил Таурвэ.
— Пока, — повторил Тардуинэ и предложил. — Выждем. Скажи, если почувствуешь еще что-то странное. А если нет… будем есть.
***
Вэрйанэра от горячего вроде бы мяса начал пробирать озноб. Он не испытывал такого холода с тех самых пор. Ледяной ветер, заставляющий повернуть голову, чтобы вздохнуть, иней на бровях, с трудом гнущиеся пальцы. И упрямое: «Вперед», повторяемое самому себе. Он дойдет… Да, дошел давно. И пребывая в своих воспоминаниях, Вэрйанэр поднял голову и снова пробормотал: «Вперед».
***
Если наверху, в покоях Саурона, Лаирсулэ казалось, что он ощущает нечто странное в аромате пищи, то сейчас отпечаток был куда заметнее. Руки эллет и… и некая Темная сила… или здесь на всем будет отпечаток силы Саурона? Этого целитель не знал. Он решился съесть немного обеда, а затем всякое желание прикасаться к еде пропало — слишком сильной болью отдавалось в душе эльфа воспоминание об увиденном в Альквалондэ. Постепенно мысли целителя перетекли на Линаэвэн: ей в Альквалондэ, да и позже, было еще тяжелее… И не зачаровал ли Саурон ее прежде, чем она стала готовить?!
***
Ароквэн опустил голову: перед его глазами проходили все, кого он не вытащил, кому не помог (а, наверное, мог) во время Исхода… Зато и воля, и простор… и смерти на всем просторе…
Химйамакиль вначале невидяще смотрел перед собой, что-то вдруг всколыхнуло в нем память Исхода и всю ее горечь, и… желание, самое меньшее, посмотреть в глаза, и даже — отомстить… Нолдо встряхнул головой. Отомстить? Не врагам?! Тйэлкормо и Куруфинвэ, что помогают защищать Наркосторондо, а не Саурону? Химйэмакиль вновь встряхнул головой и сцепил пальцы, силясь сбросить наваждение.
***
Тандаполдо словно обожгло ледяным ветром, и вспомнилось все, что он думал о предателях во время перехода через Льды; но нолдо нашел в себе силы остановиться и сам напомнил себе об исцелении вражды и общей Осаде Ангамандо.
Морнахэндо вспомнил о примирении быстрее, хотя и перед его глазами вставали все тяготы перехода и все погибшие, кого он видел, и бесконечная ночь, казавшаяся безнадежной. А еще не отпускала мысль: ведь нельзя служить Саурону чем-либо, это падение. Сумеет ли Линаэвэн опомниться и удержаться?!
***
Нэльдор, глядя на еду, коснулся рукой лба, думая, что Линаэвэн заставили готовить этих домашних коров, выращенных на убой, наверняка из-за того, что он согласился идти к Саурону в гости. Эльф вздохнул и приступил к еде. И о чудо! Это было не просто мясо, а словно рассказ историка: о светлом Амане и Великом Море, об Альквалондэ и Хэлкараксэ… И еще было дыхание моря и свободы. Да, даже во время Исхода они все были свободны — верно, Линаэвэн постаралась напомнить товарищам об этом.
Нэльдор не был участником тех далеких событий, и чары не задели юношу.
***
Сама Линаэвэн так и не узнала, что сделал Саурон с ее песней, и получив обед, дева чуть улыбалась, ощущая вложенное ею — море, ветер, свободу. Пусть это станет хоть малым утешением для ее товарищей…
***
Не то чтобы Волк имел какие-то конкретные планы, посылая пленникам зачарованную пищу. Но всегда полезно заставить узников переживать, томиться, ненавидеть родичей. Однако приятное часто идет рука об руку с более полезным — через эту пищу можно было понять, кто из эльфов не чувствует чары в еде, а, значит, этим можно будет воспользоваться, а кто из пленников понимает, что за пищу получил.
