Когда конвой спустился в подземелье, из-за дверей некоторых камер слышались мольбы и крики. Что именно там происходит, Лаирсулэ не знал, и его сердце целителя сжималось — но и сейчас эльф ничего не попробовал предпринять. А орки только ухмылялись, таща его дальше.

Наконец, Лаирсулэ затолкнули в какую-то камеру, и осмотревшись, нолдо понял, что он там один. где Вэрйанэр, где другие товарищи, было неизвестно.

Некоторое время нолдо сражался сам с собою, с обуревающими его эмоциями и страданием, но затем не выдержал, бросился к двери, и плотно прижавшись к ней, закричал в щель:

— Вэрйанэр, держись!

И содрогнулся: может быть, это кровь Вэрйанэра была на рубахе; и если да… это его, Лаирсулэ, вина…

А может быть, то была кровь Линаэвэн…

***

Вэрйанэра пока тоже поместили в отдельную камеру — быть может, не зная, где Лаирсулэ и что с ним, слыша страдание родичей, он изменит мнение? Крик Лаирсулэ разрушил планы Темных, но… Тут ведь как: один план идет прахом, а другой на этом самом прахе и возводится. Эмоции часто мешают эрухини думать, и Темные всеми силами старались лишить пленников душевного равновесия. И вот Лаирсулэ, терзаемый своими переживаниями и виной, назвал имя, которое сам Вэрйанэр так рьяно и гордо скрывал. А у Лаирсулэ стало еще одной виной, пригибающей его вниз, больше. Не только свое имя ни за что сказал, но и приятеля выдал. И пусть его, что вина-то липовая и надуманная, для эльфа она была самая что ни на есть настоящая.

Теперь Темные на какое-то время оставили Лаирсула одного: его вине и смятению надо подрасти, как тесту на дрожжах и замучить эльфа. А когда он будет готов, с ним снова поговорят.

12. Перемена мест

В подземелье день мало чем отличался от ночи. Морнахэндо не согласился бы вновь поменяться местами с Тандаполдо, но его облегчение скоро сменилось болью; вначале он терпел, потом начал стонать и стонал все чаще. Тандаполдо, что сам на том же месте молчал, пока мог выдержать, клял сквозь зубы Саурона и обращался к товарищу:

— Ты выдержишь, мы выдержим. Мы прошли ночь и Льды, и бои, а ты даже отсюда сумел вырваться.

***

Волк не имел возможности постоянно следить за всеми пленными, но зато мог выбирать моменты, когда и за кем будут наблюдать.

Так, две «опытные» пары, которым Маирон присвоил номера «первая» и «пятая», скорее всего, не сболтнут лишнего, пока отдыхают. А вот пары под пыткой могут проговориться — что и случилось с «шестой» парой, где Тандаполдо сообщил, что его друг был здесь при осаде и спасся. На первый взгляд, эта информация не казалась значимой, но была любопытной. И если над ней подумать, то она становилась куда важнее, чем могло показаться. Отряд ехал куда-то с письмом, не с письмами: значит, направлялись к одному правителю, без соправителей.

Значит, ехали не к Амон-Эреб, что и так понятно, но — тогда куда? Остаются Финдэкано, Турукано и Кирдан.

Далее, в отряде из Нарготронда был как минимум один из эльфов Артарэсто. И раз так, вряд ли это было просто дружеское послание, скорее уговор о чем-то… А везла письмо тэлэрэ из древних… что могла знать Кирдана еще по дням Похода. И к ней владыка Гаваней отнесется с большим вниманием, чем к другому гонцу. Вряд ли письма к Финдэкано и Турукано везла бы тэлэрэ — значит, отряд направлялся в Гавани.

Волк довольно улыбнулся. Эльфы задумали что-то под носом самого Повелителя Волков, и он собирался выяснить, что именно.

С этого момента не только Линаэвэн, но и Морнахэндо был на особом положении. Волк слегка нахмурился — недаром тэлэрэ сейчас выполняет то, что было предложено Морнахэндо, они словно связаны — нужно быть внимательнее к знакам. В них часто кроются подсказки. Что уготовить этим двоим, Маирон пока не знал, но скоро они сами покажут ему свои слабые места.

Волк улыбнулся, припоминая: при встрече Морнахэндо показал себя «никаким», но подобное притягивает подобное. Не удивительно, что Верный Артаресто оказался таким же «никаким», как и его Лорд. Кусочки мозаики складывались в картину.

Благодаря наблюдателям, Волк узнал и другие интересные вещи. Например, то, что Морнахэндо был слабее своих товарищей: после первого же часа растягивания начал стонать в голос. Вообще, первые стоны пленников Маирон считал очень важной вещью — большинство из тех, кто впервые попадал в плен, были уверены, что должны выдержать все, не проронив ни звука. Когда это не получалось, когда они начинали стонать и кричать, многие уже давали брешь, ощущали свою слабость, и их охватывал страх. И этим нужно было пользоваться, пока пленник не понял, что стоны, крики, слезы — это все не важно: если ты решил хранить тайны до конца, то будешь их хранить, даже срывая горло.

Так же стонать, хотя и тихо, начал пытаемый в первой паре, чьи мышцы и сухожилия болели еще после вчерашнего. А вот в четвертой паре пленник оказался достойным уважения: он также был растянут повторно, но находил в себе силы поддерживать бессильно наблюдающего товарища. Похоже, его будет не просто взять грубой силой, но что, если попробовать иначе?

Повинуясь безмолвным приказам Повелителя, в камеру Четвертой пары вошли орки и, скучая, переругиваясь меж собой, словно не замечая, что пленники живые, поменяли их местами. Теперь растянутый отдыхал в кресле, а наблюдатель оказался на стене.

Выказавшим стойкость был Ларкатал (Лагортал), наблюдателем — его друг Кирион, единственный в отряде тинда, но их имен Темные пока не знали.

***

В камеру к Морнахэндо и Тандаполдо заглянул скучающий Больдог. Орк зевнул и лениво прокомментировал:

— Вы только посмотрите: тот, кто вчера сам не выдержал, сегодня уговаривает терпеть приятеля. Чья бы корова мычала.

Тандаполдо бросил на Больдога краткий презрительный взгляд — орк, мерзкое и жалкое создание, не был достоин ответа — и нолдо продолжил ободрять Морнахэндо, не подавая вида, что его задели слова твари. Вчера сам Тандаполдо превозмогал боль, но согласился стать «гостем» Саурона… потому что не смог бы молчать дальше, стал бы стонать, быть может, плакать, что не подобает воину. Но у Саурона Тандаполдо получил причину держаться на допросе и вернулся в подземелье в уверенности, что теперь он выдержит пытки и ни на что не согласится. Вот только воину не удалось выказать стойкость теперь, когда у него была цель и причина: твари повесили вместо него Морнахэндо. Но не говорить же орку: «Поменяй нас местами, увидишь, как я буду держаться!» Раб повинуется Саурону и или не может сделать ничего, кроме того, что ему прикажет умаиа, или запомнит слова нолдо и потом использует их против пленников.