— Не отнимут, — сказал Эвег. — Властелин Севера ценит мои способности к исцелению и не станет их ослаблять.

***

Исцеленный Ларкатал вошел в покои Саурона и увидел укрытого шкурами Ароквэна.

— Я ухожу, и Химйамакиль тоже, — произнес лорд, увидев Ларкатала. В голосе Ароквэна не было вины, но была надежда, что все будет хорошо.

— Гортхаур согласился… отпустить тебя просто так? Я просил его, но он называл это невозможным.

— Он и мне так сказал; но я рассказал о защите Улмо, ведь этим не может воспользоваться Ангамандо. И он ответил, что многие теперь отвернутся от Севера.

— Это может повлиять и на него самого, — согласился Ларкатал. — Он помог тебе и получил в ответ то, что может помочь ему.

— Если бы не твои слова о нем, не эта нежданная помощь, — Ароквэн был потрясен и опустошен пережитым за этот необычайный день, — я не стал бы говорить; но раз мои слова обернутся ко благу, то сказать стоило… — это не было предвидением, Ароквэн просто так думал, или хотел думать. Ведь если слова Ароквэна вели к добру, то он и не выдал ничего, а, наоборот, был молодцом, что заговорил.

Ларкатал обнял товарища и пожелал светлого пути.

***

Волк велел отнести Ароквэна на носилках в башню, туда же отвели Химйамакиля. Зато забрали Нэльдора и Ламмиона — завтра они будут на свободе. Этих двоих отвели в одну из комнат и дали выпить сонного зелья:

— Пейте, вы очнетесь на опушке Таурэ Хуинэва.

Эльфы выпили зелье и вскоре погрузились в глубокий сон. И тогда Фуинор начал накладывать на них заготовленные чары. Он готовил их полночи и полдня, а теперь нити чар нужно было переплести с фэар эльфов. Они будут помнить, что были в плену, Нэльдор будет помнить пытки, Ламмион свою поездку в лес, но последних суток они не вспомнят, не вспомнят, что их отпустили. Ужас тени Таурэ Хуинэва будет предшествовать их пробуждению. Они не смогут выдать Маирона ни своим, ни чужим. Не смогут вспомнить, что они рассказали.

***

Задумчивый Волк и Ларкатал встретились вместе на обеде.

— Я пытаюсь помочь Энгватару несмотря на все, что он творил, но он… едва ли даже замечает это, — сетовал Ларкатал, не понимая, что выдает одного Темного другому, и в такой ситуации Энгватару несказанно повезло, что он "словно не замечал" помощи эльфа. — А я в продолжение дней не видел, что ты на многое готов ради меня и теперь дал свободу Ароквэну, не требуя от него полного ответа.

— Мне кажется, Энгватар боится тебя, — заметил Волк. — И то, что раньше приносило ему удовольствие, теперь вызывает лишь злость.

— Добрые вести, — кивнул нолдо. Если умаиа не получал больше удовольствия от того, что причинял боль другим, что-то в нем уже изменилось…

Если бы Энгватар узнал об этом разговоре, он боялся бы куда сильнее: Гортхаур заметил эту перемену, значит, будет теперь внимательно смотреть за ним…

За столом же Волк помолчал, а потом добавил:

— Я рад, что… еще двое уйдут. Но все равно остались те, кого завтра будут допрашивать, если мы не сможем помочь им сегодня. И… я причинил тебе боль. Я делал вид, что мучаю тебя. Ты не злишься на меня?

— Эта боль… Ты причинил ее не для того, чтобы чего-то добиться от меня или от Ароквэна, но чтобы помочь ему, по моему же замыслу, — Ларкатал, несмотря на волнение, принялся за зелень и суп. — Но другие… Я хотел бы им помочь, только не знаю, как. Им известно многое, чего они не должны рассказывать.

Когда обед закончился, Волк проводил Ларкатала в его комнату.

— Отдыхай, — Маирон сжал ладонями плечи нолдо, — я постараюсь что-то придумать. Ты многое пережил, положись пока на меня, а на свежую голову, глядишь, и ты что-то надумаешь.

***

Оставив Ларкатала, Волк спустился в камеру Таурвэ.

— Поговорим, эльф? - И Волк снова повторил все, что было ему известно о посольстве, плюс добавил к этому новые знания и свои догадки.

— Вряд ли ты знаешь много больше, чем уже сказано. Позволь помочь тебе. Я хочу, чтобы ты с Тардуинэ мог уйти. Вернуться к жизни, а не снова попасть на допросы и в рудники, — никогда раньше Волк не говорил с эльфами так добро и просительно. Но результаты перекрывали потраченные усилия.

Когда Саурон явился и предложил поговорить, Таурвэ собрался, готовясь к началу допроса: угрозам, удару Волей, боли, возможно, колдовству. Однако умаиа говорил с ним, и более того - просил. И ему было уже многое известно… Но ответ Таурвэ, по сути, не изменился:

— Нет. Нам не о чем говорить с тобой, Саурон.

Волк ждал отказа и не огорчился, зато услышал изменение в тоне эльфа, увидел его колебания — это было то, что нужно, чего Волк и желал достигнуть. И теперь, когда почва была готова, Маирон продолжил:

— Тардуинэ отказывается уходить без тебя. И это значит, что я не смогу его больше защитить, — Волк помолчал. — Тардуинэ жестоко пытали, не вини его за то, что он не выдержал. Но теперь, если он не уйдет, его будут допрашивать о Наркосторондо. И я не смогу помешать. А твой друг… он уже не выдержал однажды, выдержит ли теперь? Я не думаю, что то, что ты знаешь, стоит такого риска… и допросов тебя и друга.

За мягким, разве что не заботливым тоном (Саурон делал вид, будто допросы идут едва ли не против его воли), крылись угрозы. В сущности, в них не было почти ничего нового. О том, что их будут допрашивать, Таурвэ знал со времени, как их схватили. О том, что будут допрашивать о Наркосторондо — со времени, как о том объявили… Тардуинэ оставался, значит, он все же не был сломлен и, хотя под пытками и выдал, что знал о Посольстве, теперь собрался с духом. Единственное… друг действительно мог не выдержать снова. Таурвэ некоторое время мрачно смотрел на Саурона. Нет ничего, что стоило бы выдать Тьме — никогда не знаешь, чем она может воспользоваться и как. О задании он не сказал бы, и Тардуинэ не стал бы говорить, если бы не пытки.