— Давай я расскажу тебе все новости, — откинувшись в кресле, предложил Маирон. — Как ты помнишь, юный Нэльдор вызвался быть гостем и прихватил с собой брата и деву. Впрочем, с тех пор много воды утекло, и теперь Линаэвэн здесь по доброй воле. Она готовит еду вместе с беорингом и желает остаться с ним, хочет вернуть его на вашу сторону. Думаю, это будет интересно…

— Готовит вместе с беорингом, — повторил Вэрйанэр, думая про себя: «Беоринг служит здесь? Так же «добровольно», как и Линаэвэн? Но тогда его не нужно было бы «возвращать». Значит, атан предатель? Эльдэ слишком добра, стараться ради изменника…» — Я мог бы увидеть ее? Тогда мы и могли бы поговорить, ведь готовит она не во время обеда.

— Я подозреваю, что сейчас она не готовит, но также обедает и беседует с Мартом, — отозвался Волк. — И тогда… они могут быть на кухне или в комнате у одного из них, или… да где угодно, если им вздумалось поесть на воздухе или посмотреть на окрестности с башни или со стен. Я могу приказать разыскать Линаэвэн, если ты и правда хочешь оторвать ее от трапезы. Но я бы посоветовал тебе встретиться позже.

— Нет, отрывать Линаэвэн от обеда в самом деле незачем, — качнул головой Вэрйанэр. Он и сам желал встретиться позже: опыт мог помочь эльдэ справиться и распознать обман при встрече с Сауроном, но если возможно поговорить, не приводя ее к умаиа, это было бы куда лучше.

***

А в дверях камеры Нэльдора появился ненасытный Эвег. Нэльдору предстоял длинный день. Сегодня Эвег и Больдог планировали сменять друг друга так долго, как только Нэльдор выдержит. Сначала его ни о чем не спрашивали, а потом начались вопросы о посольстве:

— Куда вы ехали?

— Что было в письме?

— О чем вы собирались говорить?

— К кому вы ехали?

— Что поручено Линаэвэн?

— Зачем вы ехали к Кирдану?

Вопросов было много, они были похожи один на другой, но с небольшими различиями. Враги хотели запутать Нэльдора, заставить сказать хоть что-то. Лечение Эвега сейчас причиняло такую боль, что само было пыткой. Самым худшим для юноша оказалось то, что кричать его заставлял целитель. Это было воплощенное Искажение. Но Нэльдор терпел. Когда пленников было двое, и страшное орудие соединяло их тела так, что они невольно причиняли друг другу боль, нолдо удержался от просьб. Сейчас же ему и в голову не пришло просить прекратить это. Прекратить что — лечение? Ведь кровь в самом деле останавливалась, раны в самом деле заживали… Просить облегчения? Но этот Темный явно наслаждался тем, что делает… он не прекратит. Оставалось только… пережить это лечение. Которое, к изумлению Нэльдора, сменилось допросом. Больдог снова пытал его и спрашивал о посольстве и письме. Теперь Нэльдор знал, что облегчение действительно можно получить… если заговорить. Однажды, когда ему казалось, что из тела вновь выдирают крюки, медленно и мучительно, Нэльдор начал было говорить: «Ведь я…», — но потом только мотнул головой и выдохнул со злостью: «Все равно ничего не скажу».

***

Теперь эльдэ с горечью вспоминала о том, как не желала вначале петь перед Сауроном и слышать песню умаиа. И говорила тогда с Темными свободно, почти без страха. А сейчас она боялась выдать тайну или вместо помощи причинить товарищам вред, ощущая, словно ее заманивали в расставленные ловушки. Боялась еще больше навредить Марту. Боялась снова бессмысленно унизиться перед Темными. И еще, как и прежде, боялась быть околдованной, но этот страх был наименьшим. Если Саурон пожелает околдовать ее песней или иначе, он найдет способ это сделать.

Петь перед Сауроном, танцевать… Быть может, и готовить при нем? Она уже готовила, по видимости, для Темных, а не только для пленников, но все же лично не прислуживала. Линаэвэн думала, что товарищи будут презирать ее, если еще не презирают. Темные наверняка рассказали им о ее унижении и добавили подробностей, смешивая правду с ложью. Но главным было то, что Линаэвэн сама себя осуждала. Внешне она держалась сдержанно, но в глазах отражалась мука. На что еще она согласится? Наконец, дева произнесла тверже, чем раньше:

— Нет. Мне не должно идти в гости к Гортхауру, оставаясь на особом положении, но следует разделить участь товарищей. Ты не сочтешь это разумным, Март, но так правильно. — «Довольно колебаний! Почти все время плена я металась от одного к другому, и так из двух зол избирала оба». — Таков мой выбор, и я больше не изменю его, — едва произнеся это, Линаэвэн ощутила, что на сердце стало спокойней. Она больше не боялась, что и этот поступок окажется неверным, словно вместо болота, где можно провалиться на каждом шагу, и где она увязала все глубже, под ногами, наконец, оказалась твердая почва. Ей нужно было выстоять. Быть столь сильной, какой только сможет, ведь она хрупкая дева, что не воевала и тем паче не имела опыта плена. Не от того ли и ошибалась на каждом шагу? У нее был опыт похода через леса, через великие реки и высокие горы, когда она шла на Запад вслед за Оромэ, и на квэнди нападали чудовища. Был у нее опыт перехода Льдов, когда она возвращалась на Восток. Но это сейчас не помогало, и еще… она тогда была не одна. Линаэвэн подняла взгляд к потолку. — Улмо, Владыка Вод, что никогда не забывал нас! Даруй мне свою помощь в темный час, да выдержу я все, что выпадет…

Март слушал Линаэвэн, и его пальцы, держащие ложку, побелели, с такой силой атан сжал их.

Она опять начала это. Она постоянно меняла свои решения. Вот только что она просила его идти, говорить с Повелителем, и хорошо, что Март не пошел! Не прошло много времени, как дева уже отказывалась от своих слов. Беоринг знал, что некоторые орки ненавидят эльфов, и теперь он начинал понимать их. Когда же эта лицемерная дрянь, с лицом самой невинности, но полная коварства, вдруг подняла свои глазки к небу, Март едва не запустил своей миской в стену.

— Если Валар и правда хорошие, они тебе не ответят! — бросил атан, вставая. — Доешь, уберешь здесь все, и тебя проводят в комнату. — Это были уже слова для рабыни, не для гостьи. Линаэвэн большего не заслуживала, но и мучить ее он не даст.

— Мне следовало подумать сразу, что я не могу просить Гортхаура о милости, зная, что не стану больше говорить с ним, — с горечью ответила Линаэвэн, запоздало осознав: она не подумала, как ее решение будет выглядеть для Марта. Думала о многом: о товарищах, о тайнах, о своей боли и своих страхах, но не о беоринге, которому вызвалась помочь… А ведь по ее поступкам Март будет, как всегда, судить и о ее родичах. — Знай, по крайней мере, что другие эльфы не таковы, как я. Как и люди отличаются друг от друга.