Морнахэндо разговаривать с Сауроном не желал, но здесь были только он и враг, и нолдо стало страшно, что новая пытка последовала сразу после лечения — неужели теперь так будет всегда, одна мука будет сменять другую?

— Саурон! — этот выкрик не был похож на проклятье или обвинение, но на начало просьбы, и мучитель остановился. Однако продолжения не последовало, и потому продолжилась пытка. И на эльфа снова накатывал ужас, в котором казалось, что его мучения никогда не кончатся. И рядом не было Тандаполдо, который мог быть примером стойкости для Морнахэндо. …Хорошо, что здесь не было Тандаполдо. Мысль о товарищах придала мужества, и Морнахэндо больше не пытался обращаться к Саурону.

Но Волк не унывал. Он развлекался, обрабатывая этого эльфа — надо же, пленник оказался крепким. На удивление крепким. Но и допросы лишь начались. Соседи Морнахэндо за тонкими стенами внимали его крикам но ничем не могли помочь.

***

Тем временем Март вошел в кухню. Почти все приготовления были завершены в его отсутствие, и беоринг подошел к Линаэвэн, поблагодарить ее.

— Ты мне помогла, — улыбнулся атан, беря деву за руку и целуя ее. — Спасибо.

— Хорошо, что я могла помочь, — улыбнулась Линаэвэн, а потом серьезно произнесла: — Я беспокоилась, что тебя могут наказать за меня.

— Наказать? Кому и за что наказывать меня? — удивился Март и сразу погрустнел. — Быть может, у эльфов принято за все подряд давать наказания, быть может, ты так уверена, что Темные это чудовища, но только ты все время думаешь и говоришь о наказании… Нет, в этой крепости совсем другие порядки.

— Нет, у эльфов так не принято, — вздохнула Линаэвэн, ничего не говоря ни о тех порядках в крепости, с какими она успела познакомиться, ни об угрозах. Об этом не стоило заводить речь, если она хотела помочь Марту выпутаться из сети, в какую он был пойман. — Пока тебя не было, я размышляла. Будешь ли ты беседовать со мной, если я ради тебя больше не буду обвинять при тебе Темных, хотя бы это и было непросто? Сможешь ли и сам поступить так же?

Март грустно вздохнул, взял деву за руку, отвел ее к скамье у стены, посадил, сам сел рядом.

— Конечно, я буду говорить с тобой, если ты так хочешь. И конечно, я тоже постараюсь не говорить плохого о твоем народе, — горец помолчал, и лицо его стало жестким. — Я был в подземельях, Линаэвэн. Ты спросила меня, согласился бы я на твоем месте на гости. Я видел, что пришлось вынести одному из твоих спутников, их начали допрашивать. Так вот, я бы, если бы мог прикрыть своих товарищей, согласился бы на все, кроме предательства.

Краска схлынула с лица эльдэ.

— Кто это был, и что сделали с ним? Что ты видел? — спросила она, одновременно боясь и желая услышать ответ. Затем постаралась взять себя в руки. Товарищам она не могла сейчас помочь… или могла? Если Марту дозволили спуститься в подземелье, может быть, если он попросит хотя бы за одного, Саурон согласится на время, ради того, чтобы беоринг продолжал считать его добрым, пощадить пленника… Только неприятно царапнуло по сердцу выражение лица атана, та улыбка, с которой он вошел на кухню. Деве думалось, что такой человек, как Март, не мог не испытать потрясение и ужас, увидев пытки своими глазами.

— Не думай об этом, прекрасная дева, — вздохнул Март. — Если ты решила оставить товарищей в подземелье, то какая разница, с кем из них и что происходит? Разве что ты передумаешь, и мы сможем забрать его сюда.

— Не я решаю, кого оставить в подземелье, — возразила Линаэвэн и закрыла ладонями лицо. Март не ответил, что именно происходит с товарищами, только сказал, что он согласился бы на все, чтобы прикрыть их, кроме одного предательства… — Я у тебя в гостях… Март, ты… Я пойму, если это невозможно, но теперь, когда ты видел… ты мог бы просить за одного из них? — Атан служил Саурону и говорил порой дикие вещи, мог передать Саурону их разговор, но он был добрым и искренним. Эльдэ не верила словам Марта, ибо он был обманут, но доверяла поступкам.

Март с сочувствием смотрел на Линаэвэн. Быть может, хотя бы сейчас она одумается?

— Госпожа моя… Я не уверен, что мне под силу сделать то, что было бы легко сделать тебе. Я могу, по твоему желанию, просить Повелителя отдать мне еще одного из твоих спутников, но… Это то же самое, что просить отдать мне одного из врагов. Как это возможно? Если бы хоть кто-то согласился забыть вражду, препятствий бы не было, но ты не хочешь так поступать, и другие тоже.

Март вдруг отчетливо понял, что не может простить эльфам-воинам, что ни один из них не прикрыл свою спутницу. А раз так — то пусть они получают, что заслужили.

Линаэвэн услышала в словах Марта не только сочувствие и мягкий отказ, но и новый упрек в том, что она не делает ничего ради своих спутников. Собравшись с духом, и видя перед глазами лица товарищей, любого из которых сейчас могли пытать, тэлэрэ ответила:

— Я не могу помочь им, — взгляд девы стал тверже. — И значит, тогда я должна разделить их участь, быть с ними. Это единственный путь, — Линаэвэн считала, что только в этом случае ей будет не за что корить себя; и что в этом случае не будет сомнений и метаний: верно ли она поступает? Но тэлэрэ не могла уйти прямо сейчас: сейчас она пыталась помочь беорингу; как можно было бросить его, даже не пытаясь вытащить из-под власти Саурона? Тем более, что им дали так мало времени. — Я не ухожу сейчас, но ты слышал слова своего господина: через три дня я должна оставить тебя.

— Ты никому не поможешь, если отправишься вниз, — рассерженно ответил Март. — Ты боишься выдать что-то за беседой, так почему ты думаешь, что не расскажешь все, что знаешь, под пыткой? Ты думаешь, ты тверже камня? Если тебе есть, что скрывать, то ты всеми силами должна стараться избежать допросов, а не стремиться к ним.

— Твои слова разумны, но у меня есть три причины, Март. Первая: я думаю, что всех пленных не будут допрашивать одновременно. Моих товарищей не будут трогать в то же самое время, что и меня. Вторая… и на ужине, и после меня справедливо упрекали, что я принимаю ванну, трапезу, покой в то время, как мои товарищи остаются в подземельях. Это был не мой выбор, но так сложилось, и теперь упреки справедливы. Я не знаю, что уже претерпели мои товарищи, но знаю, что кто-то, вначале отказавшийся идти в гости, после согласился… И это произошло в том числе из-за меня. Моих спутников не допрашивали, но они страдали, тогда как я оставалась и остаюсь в тепле и покое. Я не должна была принимать это, но должна была разделить общую участь. И если я и приняла лучшие условия, то временно, а не насовсем. Третью причину объяснить сложнее, и прежде я спрошу тебя… Как думаешь ты сам, зачем твой повелитель так хочет, чтобы мы пришли к нему в гости, что даже готов не допрашивать нас ради этого?