Март вздохнул. С Линаэвэн было так всегда — сначала она нападала и обвиняла, потом, услышав ответ, начинала просить прощения и говорить, что они должны мочь лучше понять друг друга. И раньше ее нежный голос, ее прекрасные глаза, ее колдовские чары действовали на беоринга, но теперь… он раскусил обман и был свободен.
— Твои речи сладки, эльдэ, а твои печальные глаза смотрят прямо в душу. Но твоим чарам приходит конец. Я не вижу смысла в наших беседах, — Март не отказывался говорить, но он был честен: он отчаялся пытаться понять Линаэвэн и найти с ней общий язык. За каждым ее словом стояли либо упреки, либо ловушки, и каждое его слово Линаэвэн переворачивала.
Линаэвэн была удручена. Март больше не желал разговаривать с ней и считал, что тэлэрэ околдовывала его. У них было еще целых три дня, но человек уже не желал говорить с ней. И виной тому были ее метания, то, что она старалась преодолеть себя, но срывалась вновь и вновь. Однако, тому, как она говорила, была причина: в разуме Линаэвэн не укладывалось, что этот атан действительно был по другую сторону, и дева говорила с ним не как с околдованным воспитанником Саурона, а как с соратником. И поэтому Март мог так и остаться во власти Саурона и однажды отправиться в Ангамандо учиться…
— Я не налагала на тебя чары, но металась, как случалось и прежде… — дева поняла, что оправдывается, и эти оправдания будут неубедительны для Марта. Если не пусты. Для нее трудно было принять, что Март то держался очень доброжелательно, то начинал обвинять ее или оправдывал пытки (хотя и сама Линаэвэн то была ласковой с Мартом, а то начинала обвинять все, что дорого юноше). Но дева решила, что атану их общение должно было даваться еще сложнее: ведь у тэлэрэ не было предубеждения против людей, как у Марта против эльфов. — Если ты откажешься беседовать со мной… это будет справедливо, ты и так выказал терпение; но наши разговоры не продлятся слишком долго: только три дня.
Март не верил оправданиям тэлэрэ, но, услышав про три дня, снова смягчился.
— Почему только три дня? Никто не гонит тебя, и я не хочу отпускать тебя. Даже когда пари обо мне кончится, ты все равно будешь со мной, ну что ты, — и Март позволил себе коснуться ладонью лица девы, провести тыльной стороной по ее скуле. — Ты моя гостья, и я не собираюсь лишать тебя защиты, говорим мы или нет.
— Март… ты думаешь, — ответила Линаэвэн, — что я не умею проявлять добро, во многом потому, что я не пошла в гости к Гортхауру. Значит, если бы ты был захвачен врагами, и в разговоре и споре невольно выдал бы важную тайну, и это случилось бы не раз… то ты не сомневался бы в том, чтобы рисковать снова, даже не веря, что в другой раз окажешься умнее?
— Как бы я себя повел… Я скажу тебе вскоре. Не покидай кухню без меня, или я буду наказан, — сказал Март и двинулся к двери.
— Тебя могут наказать за меня? Я не знала… — не знала, когда просила не наказывать ее товарищей за других и за нее, что и Марта так же накажут за ее ошибки. — И за то, что я могу сказать на ужине?
Март задержался, услышав Линаэвэн.
— Я отвечаю за тебя, и если ты куда-то уйдешь, и натворишь там что-то, то я буду наказан, как был бы наказан любой из командиров, вверенные которому совершили проступок. А я не хочу, чтобы меня секли розгами в колодках, — беоринг улыбнулся и вышел. Как только Линаэвэн могло прийти в голову, что его накажут за слова, за встречу на ужине? Какими чудовищами она их себе придумывает.
Линаэвэн не поняла, какое наказание грозит Марту, но сейчас не стала уточнять, поняла только, что беоринга будут бить, если она сделает что-то не так. Дева не могла рассказать, что эльфы так не поступают, ведь атан ей все равно не поверит. Март вышел, а эльдэ осталась ждать и думать. Не разрушила ли она сама все возможности помочь юноше? Но отчаиваться было нельзя.
***
Кабинет Волка как раз закончили убирать после того, как Повелитель развлекался в нем с Ароквэном, как Маирон почувствовал приближение беоринга.
Умаиа был задумчив и печален после расставания с Ларкаталом, и изначально он вовсе не собирался пытать Ароквэна, но тот сам напросился… и теперь Волк тушил звериные угли-искры в свои глазах.
— Удивлен, что ты здесь, Март, — приветствовал Маирон беоринга легкой улыбкой. — Я думал, ты вместе с Линаэвэн.
— Нет, она осталась на кухне, а я пришел к тебе, Повелитель, мне нужно спросить тебя для нее. — Волк удивился, но кивнул: продолжай. — Много ли Линаэвэн выдала тебе, пока была твоей гостьей?
Волк задумался, наморщил лоб…
— Только то, что ты слышал: границы Наркосторондо, что она проспорила в пари. Что она еще могла сказать? Что в их землях не держат домашний скот? — Маирон в недоумении пожал плечами.
Март судорожно кивнул, и сказал то, что ему было действительно тяжело произнести:
— Повелитель, ее спутников уже начали пытать? Я хотел бы увидеть одного из них.
Волк удивился. И даже поднял бровь.
— Да, Март. Допрос уже идет. Зачем ты хочешь их видеть?
— Я хочу понять, права ли Линаэвэн, стоит ли ее отказ от гостей того… что делают с ее родичами.
Волк шагнул к Марту, взял юношу за подбородок, и внимательно посмотрел в глаза — готов ли атан? Он сам просит показать ему пытаемых и при том ни в чем не винит Повелителя — это добрый знак… Похоже, что общение с Линаэвэн подтолкнуло беоринга к тому, чего добивался сам умаиа.
— Друг мой, это тяжелое зрелище. Ты уверен, что готов увидеть это? Эльфы враги Твердыни, но то, что нам приходится делать с ними… это воистину ужасно.
Март смотрел во внимательные и полные заботы глаза наставника и черпал в них поддержку:
— Я не могу вечно прятаться за твою спину. Ты служишь Твердыне, как можешь, душой и телом, и я хочу быть таким же.
Волк притянул к себе беоринга, обнял его, чтобы юноша не заметил торжества в серых глазах.
— Ты доблестный и верный, Март. Ты будешь предан Тьме, что бы ни случилось, — и после краткой паузы продолжил, — Подожди немного, я сейчас закончу, и провожу тебя в подземелье лично.
