— Узнал ли Гортхаур что-то от Нэльдора, когда они изучали звезды, или от других, кто был в гостях не вместе со мной, мне неизвестно. Чтобы узнать, сгущаю ли я краски, стоило бы спросить их самих. И я хотела бы увидеть товарищей, быть может, поддержать их хоть добрым словом, но не знаю, свободно ли ты ходишь в пределах крепости, можешь ли зайти в подземелья; и если да, то дозволят ли мне идти вместе с тобой?

— Я не воин и не могу спускаться в темницы и заходить в некоторые иные места в крепости. Таков порядок. Я не могу тебе помочь большим! — вдруг с болью вскрикнул беоринг, представив, что и Линаэвэн могут начать допрашивать и… выбивать из нее тайны. Что же они будут делать? Бить это прекрасное создание? Нет, о таком и мыслить нельзя, какой бы заблудшей она ни была… — Линаэвэн, тебе есть что выдавать? — вдруг спросил Март. — О границах Наркосторондо и так знают, есть ли тебе что сказать больше? — пусть эта дева была обманщица и притворщица… Что, если через три дня, лишившись его покровительства и отказавшись от того, чтобы быть гостьей Повелителя, Линаэвэн окажется в подземелье?

— Да, Март, есть. Я везла письмо.

— Ты знаешь, что было в письме? — мрачно спросил беоринг. — Или ты его не читала?

— Знаю, — просто ответила Линаэвэн.

— Повелитель подготовил меня к разговору с тобой, чтобы я не был обманут, и помог мне ничего не забыть. Но я не понимаю, почему ты отказываешься быть гостьей Маирона: неужели ты боишься проговориться о письме? А о другом уже бесполезно бояться сказать лишнее: Маирон уже знает все, что ему нужно.

— Есть много того, что знают все нарготрондцы, как ты знаешь многое о своем доме, — покачала головой дева. — Есть то, что знаю именно я… Но ты не можешь помочь мне большим, чем помогаешь.

Марту было очень жаль деву. Она не пыталась избежать страшной участи, а словно сама рвалась к ней… Быть может, Линаэвэн просто считала несправедливым, что она избегла допроса, а ее друзья нет?

— А почему я вовсе не считаю эти гости добром… — продолжила тэлэрэ, — Представь себе, что враги схватили тебя, избили, заставили голодать, но не мучили сильнее, хотя могли бы. Ты действительно сочтешь, что тебе сделали добро? Тем одним, что не сделали хуже, чем могли? Я назову добром дар, помощь. А ты?

— Как можешь ты так говорить? — вспыхнул Март. — Да, Больдог был груб с вами, но ты же сама слышала причины той грубости. Повелитель же и вовсе не сделал вам зла! Он встретил вас, своих пленников, своих врагов, жаждущих его гибели и разорения Твердыни, но он протянул вам ладони, просил быть его гостями! — Март негодовал, хотя и старался сдерживать себя изо всех сил.

— Я вижу добро от тебя, — Линаэвэн решила не спорить с Мартом о том, что он не увидит. — Ты помогаешь мне по своей воле, не ставя условий, не требуя чего-то взамен. Сейчас ты идешь готовить, и я помогу тебе, как и сказала; но если бы я ответила «нет, не хочу», ты мог бы огорчиться или обидеться, но не отказал бы в защите и не стал бы, скажем, наказывать. Ты добр и не поступил бы так. Но можешь ли ты мне показать, чтобы умаиа или орк поступали так же? Чтобы кто-то из них помог одному из нас по доброй воле, без условий и наказаний за их нарушение. Или помог в нужде одному из своих, ведь ты говоришь, они все стоят друг за друга, значит, ты видел, что они всегда помогают друг другу, доставляют радость, дарят подарки и так далее? Может быть, лечат обычного орка, который покалечился, или иначе заботятся о нем: орк больше не может принести пользу в войне, но кроме пользы, есть забота. Может быть, выхаживают раненых птиц и зверей. Ты можешь показать мне нечто подобное?

На самом деле, тэлэрэ только недавно видела такую бескорыстную помощь от умаиа — когда Эвег передал ей слова одного из товарищей. Но ее мысли сейчас метались меж обманутым Мартом и страдающими родичами, к тому же для Марта Эвег был человеком.

А Март растерялся. Он никогда не видел, чтобы в крепости лечили лесных зверей и птиц, чтобы заботились о калеках — вообще калек в крепости не видел. Но… может быть, это было лишь совпадением?.. Неприятное, еще не ясное ощущение поселилось в груди Марта. Линаэан видела замешательство атана и продолжила:

— Ты можешь показать мне крепость там, где тебе можно пройти? Ведь здесь идет жизнь, и если Темные не таковы, как считаю я, то мы увидим дружескую беседу, заботу о слабом, помощь друг другу… Малое, но бескорыстное, ведь там, где есть польза, трудно отличить, где совершают добро, а где просто поступают рационально.

Линаэвэн сказала нечто, что заставило Марта… впасть в еще большую задумчивость. Как часто он видел добро и милосердие в крепости… Повелитель всегда был великодушен, и Эвег, он лечит даже мелкие ожоги и порезы женщин на кухне, и оркам тоже помогает, хоть и морщится; Больдог никогда не позволял оркам буянить… Но было ли это милосердием? Март понял, что будет теперь очень внимательно смотреть вокруг, с Линаэвэн или без нее. Он будет внимательно смотреть и искать милосердие, заботу, доброту. Ведь этого всего много рядом. Ведь так?.. Он найдет и покажет это эльдэ. И она убедится!

Не зная мыслей Марта, эльдэ была рада самому размышлению, тому, что на открытом лице атана отражались то жалость, то вопрос, то горячее стремление, и, разумеется, не желала прерывать его.

Через некоторое время Март словно очнулся:

— Да, пойдем на кухню…

— Идем, — кивнула Линаэвэн.

***

На кухне тэлэрэ нарезала сырую птицу, подбирала травы и пряности. В сердце эльдэ смешивались надежда, тревога и горечь. Она надеялась освободить разум атана из плена; но при этом боялась, что ее товарищей могли уже начать допрашивать… Но Линаэвэн успокаивала себя и сосредотачивалась на том, чтобы разложить на темно-коричневое блюдо белый сыр и уже готовое мясо. Было ли молоко для сыра надоено у местных коров, которых выращивают, чтобы убить, или взято как дань в еще уцелевших деревнях Дортониона? Для чьего стола была предназначена эта пища: для служащих в крепости дев, для молчаливого Ханора или для тех, кто, возможно, уже терзает Тардуинэ или Ароквэна? Мысли девы шли по кругу, и вновь она сосредотачивалась и успокаивала себя. Как она сможет говорить с атаном, помогать ему, будучи сама поглощенной тревогой?

— Ты помнишь, — нарушил молчание Март, когда они уже во всю готовили, — вчерашний ужин? Скажи, разве братья Твердыни не были добры друг к другу? Разве не выказывали сочувствие, сострадание и благородство, не поддерживали друг друга? — А потом обратился к женщинам на кухне, — Скажите, вы любите Эвега? — и все согласно закивали головами. А Март повернулся к Линаэвэн. — Видишь? А ведь Эвег учился у самого Мэлькора.