— Ты знаешь, как это остановить, — осклабился орк, вовсе не желавший, чтобы его останавливали.
Хотя раны Нэльдора прижигали, а плечо и грудь Кириона разорвали еще вырванные крюки, и эльфы уже охрипли от крика — их крики не были просьбами.
— Ты хорошо постарался, Нэльдор, целых четыре крюка выдрал, — издевался орк. — Как думаешь, с братом продержишься дольше?
А Эвэг шепнул Ларкаталу:
— Наивный Нэльдор. Он думает, он здесь кого-то интересует. Этот мальчишка всего лишь мясо. И когда он перестанет тебя развлекать, его отправят на корм волкам или оркам.
Ларкатал, похолодев, взглянул на умаиа. Ему представлялось, как Нэльдора, уже истерзанного, разорвут и съедят, и нолдо не мог этого вынести. Эвег, заметив решительный и больной взгляд пленника, вынул кляп. Все равно эльф сейчас никому не навредит, для этих двоих пытка кончилась.
— Передай Саурону… — сказать Ларкатал, и Нэльдор едва не крикнул, чтобы он не говорил ничего. Только однажды так уже было… И вместо этого юноша хрипло выкрикнул:
— Держись!
— Эти пытки… бессмысленны… — сухо сказал Ларкатал. Не ко времени вспомнилось, как Саурон рассуждал о том, что сметет все, но только если это необходимо… — Я не могу дать Саурону то, что он хочет. Это для вас, Темных, не бывает аксани, если вы хотите, переступите через все, я же… просто не могу. А если бы смог, отдать стало бы нечего.
Больдог тем временем отвязывал двоих приятелей от рамы и препоручал их заботам орков. И если Нэльдор хотел болтать — чего там, подумаешь!
Измученных пленных потащили по коридорам: Кириона к Лаирсулэ, а Нэльдора пока просто в камеру. Туда скоро должен был придти Повелитель.
22. Принятые решения
Внизу, в подвалах крепости, начались допросы, а в верхних комнатах продолжались неторопливые беседы.
***
Эвэг ушел, а сконфуженный Март посмотрел на Линаэвэн:
— Скажи мне, есть хоть один шанс, чтобы ты поверила нам, чтобы смогла увидеть Тьму, как я ее вижу, и полюбить?
Линаэвэн задумалась. Возможно, ее слова не смогут помочь Марту, ведь словам он не верит, но, быть может, беоринг поверит в увиденное своими глазами? Что, если им вместе пройти по крепости, спуститься в подземелье? Разве что Марту запрещают туда входить?..
— С одной стороны, я не верю Тьме, — ответила тэлэрэ, — с другой стороны, мы ведь решили показывать друг другу свою правду. Можешь ли ты показать мне Темного, то есть умаиа или орка, за добрым делом? Чтобы выйти за пределы «верю — не верю» и смотреть действительно своими глазами.
— Конечно, — ответил Март. — Они делали мне много добра, и я видел, что и друг другу, да и пленным… Но что ты примешь за доброе дело? Вот, например, Повелитель не желал допрашивать вас, он до последнего пытается удержать вас от войны, он был благороден с вами, просил вас быть его гостями. Но ты считаешь это не добром, а злом. Мне кажется, что… мы разное понимаем под добром и злом, и я не думаю, что хочу вашего добра. Никто из мужчин не вступился за тебя, чтобы уберечь от допроса, пусть и ценой «страшных гостей». Вы все… словно каждый сам за себя. А Повелитель, Больдог и другие… они все друг за друга. — Март спохватился, что ушел далеко от вопроса Линаэвэн, но в нем было слишком много эмоций.
— Нет, — возразила Линаэвэн, — Мы считаем верным стоять друг за друга, защищать друг друга и помогать. В этом мы назовем добром одно и то же. — Но беоринг лишь невесело покачал головой: он не видел, чтобы эльфы что-то делали для реальной помощи друг другу. Да, они много говорили об этом, но как доходило до дела, они были каждый сам за себя. Линаэвэн же не знала мыслей атана и продолжала: — Так, когда нас привели, наши воины заслоняли меня спинами; ты можешь спросить, отчего же я не защитила их, когда могла, пойдя в гости? Ты видел сам, что я выдала важное о нашем городе и не один раз… Ты скажешь, что в том виновна я сама, а не… Гортхаур, но говорить с ним опасно для нас. Так можно… помочь одному и погубить многих.
Март с удивлением посмотрел на Линаэвэн. Он говорил ей совсем о другом, о том, что эльфы выказали себя крайне дурно, не попробовав даже защитить свою женщину: закрыть спинами во дворе — это не защита, это показуха. Но Линаэвэн начала отвечать, что она должна была защищать мужчин, и что она многое выдала… Март не знал, как с таким спорить. Она специально переворачивает все его слова? И все же беоринг осторожно возразил:
— Я не вижу опасности в том, чтобы говорить с Повелителем. Ты сама спорила с ним, тебя не заставляли, ты могла и отказаться. А теперь, когда проиграла, винишь его. Разве это справедливо? Он не сделал тебе ничего дурного. Он добр с тобой и любезен, хотя ты холодна и постоянно подчеркиваешь, что вы враги. Дай ему шанс! Хочешь, мы можем вместе пойти и говорить с ним, и я первый возражу против, если Повелитель будет принуждать тебя. А если такого не случится, то ты покажешь мне, где же общение с Маироном опасно для тебя.
— Твой Повелитель очень умен и наблюдателен. По одному тому, как Ламмион смотрел на нож, Гортхаур догадался, что он охотник; а по попытке остановить разговор о землях, Гортхаур узнал, откуда мы. Ум, опытность, наблюдательность, это все достоинства, а не изъяны, но мне, например, недостает знаний, чтобы не совершать ошибок.
Мог ли Повелитель, и правда, узнавать что-то от пленных, которые согласились стать гостями? Наверное, да… Он мудр, и он не мог не видеть и не слышать. Но было ли то злом?.. С одной стороны нет, уж лучше так узнать правду, чем через пытки, но с другой стороны… хотел бы Март, чтобы враги через разговор вытянули из него тайны? Нет! Ни за что! Пусть у него и вырвут тайны Севера, но не раньше, чем у него закончатся крики!
— Почему ты думаешь, что Повелитель звал вас в гости ради тайн? — Март выбросил, как щит перед собой, вопрос.
— Я считаю гости ловушкой потому, что говорить непрерывно было условием гостей.
— Ты говоришь мне неправду, думая, что я не знаю, как было дело. Вас никто не заставлял говорить непрерывно и не просил говорить о тайнах.
Линаэвэн не смогла бы оправдаться: ведь Саурон не ставил такого условия напрямую, просто не допускал, чтобы гости переставали вести беседу или отвечали односложно.
