***
Эльфы боялись молчать и боялись говорить — это забавляло Маирона. Но они продолжали есть и пить, после всего того, что узнали о еде и вине — и это было хорошо для него.
Дева, упорно молчащая, первая придумала, как выкрутиться, и смогла подсказать другим — нужно будет вывести ее из равновесия и посмотреть, сможет ли она так же противостоять, если будет волноваться. Пока же Волк сменил тему.
— Покуда вы мои гости, я хотел бы выказать себя рачительным хозяином и узнать, чем бы я мог занять вас, чтобы вы не скучали.
***
Тем временем орк выполнил то, зачем его послали — без спешки, с расстановкой, нанес крест-накрест шесть страшных ударов по груди Вэрйанэра, рассекая кожу пленника прямо через рубаху. Закончив, орк не спешил уходить — ждал, пока рассеченная рубаха пропитается кровью.
Эльфов в подвале ни о чем не спрашивали и вроде как ничего не хотели — те сами знали, что нужно лишь согласиться стать гостем, чтобы все это кончилось. От них не требовали ни тайн, ни предательства, ничего трудного или непростительного.
***
— Мы никогда не скучаем, — кратко отозвался Нэльдор и вернулся к трапезе.
Линаэвэн подумала о том, что среди родичей для нее было бы радостью услышать песню, переливы флейты, перебор струн. Но здесь? Даже если бы она не желала молчать всегда, когда это возможно, что бы она услышала? Жалобное пение несчастных рабов, что будут из страха угождать Саурону? Орочьи вопли и бой барабанов? Песню умаиа? Ничего из этого она, несомненно, слышать не желала. Как и ее товарищи. И Линаэвэн продолжала молчать, не вмешиваясь в диалог Нэльдора и Саурона.
— Мой дорогой Нэльдор, — вздохнул умаиа, отставляя кубок, — Я верю, что ты стараешься быть любезным, но у тебя это весьма скверно получается. Неужели ванна, чистая одежда, вкусная еда для тебя и твоих спутников вместо раскаленного железа и дыбы стоит лишь нескольких скупых фраз сквозь зубы? Ты принял награду, но не выполняешь свои обязательства.
***
…Тем временем рубаха хорошо окрасилась кровью, и орк аккуратно срезал ее с эльфа.
***
Нэльдор отставил тарелку в сторону, медлить дальше было нельзя. Саурон выразился ясно: или нужно говорить подробнее, или их всех ждут дыба и раскаленное железо.
— Что я мог бы сказать тебе? — спросил нолдо. — Что я умею делать лучше всего, я ответить не могу, на такие вопросы не отвечают… по доброй воле. А как ответить на второй вопрос, не знаю. Ты не принесешь нам книги, не споешь песню, не станцуешь, не отпустишь поохотиться. А то, что ты можешь сделать, едва ли нас обрадует.
Волк выслушал Нэльдора и серьезно кивнул:
— Я не думал подловить тебя, Нэльдор, но то, в чем ты мастер, ты не сможешь скрыть. Это говорит в нас. Как когда вы вошли в комнату и осмотрелись, я сразу понял, кто из вас видит ее впервые, а кто узнает. И по тому, как Ламмион, единственный из вас, посмотрел на нож на столе, стало понятно, что ему близко оружие. Я думаю, он не только воин, но и до войны ему было близко убийство… думаю, Ламмион охотник. Это все мелкие штрихи, детали, что здесь ли, в подземелье ли, становятся видны. Так что я спросил тебя о мастерстве лишь для поддержания беседы. — Волк не врал. Почти. — Что же до книг, почему нет? Мне досталась хорошая библиотека, я буду рад поделиться ею с вами. Петь песни тоже неплохая мысль. Я могу вам спеть песни Дортониона, вы мне песни своих мест. А дева могла бы станцевать для всех нас. И даже поохотиться, Нэльдор, я могу отпустить тебя. Или Ламмиона. Или обоих: просто дайте слово, что вернетесь, — Маирон говорил свободно и просто, ведь ему приходилось произносить прописные истины. — Вы обещали быть гостями, и пока вы держите свое обещание, я держу свое. Любой из вашего отряда — все из вашего отряда — могли бы выбрать то же вместо камер.
Ламмион чуть заметно нахмурился, чуть сильнее сжал нож, когда Саурон назвал его охотником. Это была правда, он был дозорным и охотником… С каким азартом он расспрашивал воинов Лорда Тйэлкормо и его самого! И теперь Ламмион едва сдерживался, чтобы не высказать все, что думает о «рачительном хозяине». Верно, и высказал бы, окажись он здесь один. Но Нэльдор и Линаэвэн… Впрочем, отпусти Саурон его сейчас на охоту — эльф попробовал бы бежать к своим, пусть к Тол-ин-Гаурхот и не привести помощь…
Нэльдор после слов умаиа был в смятении, в растерянности. Саурон наблюдал за ними и уже многое понял… как много? Может ли умаиа вот так догадаться, что перед ним нарготрондцы?! И тут же эти «щедрые предложения». От предложения спеть песни Дортониона нолдо едва не передернуло, но библиотека, танец, охота… все это могло бы позволить им тянуть время, дало бы им защиту, пусть хоть на время. Более того, на это время они смогут избежать разговоров с Сауроном, а значит, и опасность проговориться будет минимальной… И потом, в библиотеке же не книги Темных, но Наместника Артарэсто, Государя Финдаратоа, жителей Минас-Тирита!
Только что же выбрать? Библиотека? Охота? Танец? Все по очереди? Или ни на что соглашаться нельзя, ведь во всем может быть скрыт подвох? Нэльдор обернулся к Линаэвэн, самой старшей из них (интересно, это Саурон тоже понял?), и во взгляде нолдо читалось: «Подскажи, что делать!».
Линаэвэн чуть прикрыла глаза. О песнях лучше было не упоминать. Эльдэ отказалась бы даже от библиотеки. Не только потому, что другие томились в подземелье, но и из-за иллюзии свободы. К тому же, Саурон ничего не будет делать просто так: Темным неведома радость бескорыстного дара, и за любое «благодеяние» Саурон потребует платы или постарается сам забрать ее силой и хитростью. Тэлэрэ видела, что сейчас недостаточно было отщипнуть курицу, нужно было что-то сказать, и Линаэвэн помогла Нэльдору в его растерянности, заговорив с Сауроном. Так, чтобы отвечать пришлось самому Саурону, а не им.
— Мне… интересны земли, — медленно произнесла Линаэвэн. — Реки. Озера. Горы. Холмы. Но о землях Севера я почти ничего не знаю.
Дева все же заговорила, и Волк усмехнулся про себя. Рано или поздно, это все равно бы случилось, но так даже лучше: она не заговорила легко и свободно сама, она сделала это, переступив через себя, через свой запрет, сама сломав себя в малом. И если они не хотели говорить, в чем их мастерство, то тогда и о дальних землях им не стоило упоминать. Улыбнувшись, Волк ответил:
