Ее горло сжалось, и она почувствовала, как слюна залила ее рот. Он провел подушечкой большого пальца по ее нижней губе.

— Такая послушная, — похвалил он. — Даже в грязи ты остаешься розой.

— Пожалуйста, — всхлипнула она.

— Да, — задумчиво произнес он. — Полагаю, ты это заслужила. Очень хорошо. Твоя подсказка — грех.

— Кого ты убил?

Уходя, он покачал головой. У нее было такое чувство, что он смеется над ней, как будто знал, что она побежит в душ, как только он уйдет. Потому что именно это она и сделала.

Вэл никогда не была суеверной, но мягкой полной луны, заливавшей комнату голубоватым сюрреалистическим светом, было почти достаточно, чтобы заставить ее поверить в призраков.

Она слышала слабое тиканье часов и, еще более слабый, звук телевизора в одной из других комнат общежития. Ей казалось, что она переживает один из своих ночных кошмаров — и, возможно, так оно и было. В конце концов, они основывались на жизни.

Света луны было достаточно, чтобы видеть, и, украдкой взглянув на свою спящую соседку по комнате, Вэл вытащила из-под кровати футляр с ноутбуком. Он царапнул край ее кровати, и ее сердце остановилось, когда Мэри застонала, переворачиваясь на бок. Вэл не столько боялась разбудить Мэри, сколько боялась, что Мэри захочет узнать, что она делает в такой час.

Экран мигнул, окутав ее ярким белым сиянием. Она отсоединила шнур питания, позволив экрану потускнеть, когда он вернулся к заряду батареи.

Она должна знать, причиной чьей смерть стала. Она должна знать, кто еще на ее совести. То, что она должна чувствовать вину, было необходимо. Это ее бремя, которое она должна нести так же постоянно, как Атлас — держать мир на своих плечах.

Она набрала «Дерринджер» и «убийство», молясь, чтобы не нашлось совпадений. Она была разочарована. Нэнси Рамирес убита дома.

Вэл почувствовала одновременно ужас, замешательство и оцепенение, пронзенные холодной стрелой облегчения. Имя было ей незнакомо, и нет никаких шансов, что она была ученицей школы Дерринджера — во всяком случае, не недавней, — так как в статье указывалось, что ей двадцать девять лет. Так кем же была Нэнси Рамирес?

Может быть, это совпадение.

Она не могла поверить, что так бессердечна по поводу смерти женщины. Но с другой стороны, она не понаслышке знакома со смертью. Она встречалась с ним лично каждый третий день.

Она продолжала пролистывать статью. Внизу была фотография. Женщина, как ни странно, действительно выглядела знакомой, и еще один поиск быстро рассказал Вэл все, что ей нужно было знать. Нэнси Рамирес работала в больнице скорой медицинской помощи Дерринджера.

Она была тем самым фельдшером, которая год назад спасла Вэл от утопления.

Спаситель.

Все это имело совершенный, ужасный смысл. Кто тогда грех?

Вэл оперлась локтями на импровизированную стойку бара. В комнате Алекса на этот раз было чисто, свет приглушен, вся большая мебель придвинута к стене, чтобы создать пространство для танцпола. Мэри не соврала, на этот раз людей было меньше, и все они смешались в небольшие группы.

Она прикусила внутреннюю сторону щеки. Джейда не было. Она не ожидала, что он придет, но осознание этих мрачных ожиданий только ухудшило ее самочувствие. Часть ее — глупо оптимистичная часть — надеялась увидеть его веселое веснушчатое лицо.

Ладно. Не такое веселое. По крайней мере, не в последний раз, когда она видела его. Он не связывался с ней уже несколько дней, и она почти перестала надеяться увидеть или услышать его снова.

Она обманула его, использовала, хотя сама так ненавидела, когда ее использовали. И, честно говоря, она не жалела об этом. Пребывание с ним заставило ее забыть о своих проблемах.

Она покрутила кольцо на пальце. На внутренней стороне были начертаны слова «Я все преодолею». Если бы только это было правдой. Она даже не могла подавить свой дискомфорт.

Часть неудобства вызывала одежда, которую была на ней. Мэри отказалась позволить ей надеть джинсы. Она достала обтягивающую черную юбку и топ с золотым кружевом, оба новые и подходящие для нее по размеру, а затем удалилась, прежде чем Вэл успела спросить, когда у нее было время приобрести эти вещи.

Вэл поймала себя на мысли, что размышляет, не украла ли их Мэри, поскольку ни у кого из них не было денег, чтобы потратить на новую одежду. Затем Вэл задалась вопросом, не расистка ли она, раз думала об этом, и были ли бы такие мысли у нее вообще, если бы Мэри была белой.

У нее разболелась голова после первых десяти минут таких размышлений, и с тех пор прошло по меньшей мере полчаса, и теперь у нее болели живот и голова, и она чувствовала себя больной, несчастной и усталой.

— Привет.

Парень скользнул на сиденье рядом с ней. На нем была обтягивающая серая рубашка и джинсы. Не худой, но и не перекаченный. Очевидно, он много тренировался. На его бицепсе была татуировка, а нижняя губа оказалась проколота.

Вэл даже не нужно было смотреть вниз, чтобы понять, что на нем, вероятно, дорогие дизайнерские кроссовки. Отлично, подумала она, еще один клон Алекса.

— Эй, Зеленоглазка. Я с тобой разговариваю.

— Мое имя не Зеленоглазка, — сказала она сухо, — я — Вэл.

Он протянул руку. На пальце она заметила школьный перстень, но не могла разглядеть школу.

— Вэнс.

Вэл отвернулась, оставив его в подвешенном состоянии.

— Не знакомишься? — Он закатил глаза и наклонился, чтобы взять пиво.

Вэл продолжала потягивать содовую, чувствуя на себе его взгляд.

— На что уставился?

— На твое ожерелье.

Ее банка из-под содовой издала отчетливый скрежещущий звук.

— Ты знаешь, что это такое? Это рабский ошейник. Означает, что ты получаешь удовольствие от того, что над тобой доминируют.

Вэл резко повернула голову, чтобы посмотреть на него.

— Что?

— Ага. Видишь? Здесь прикрепляется поводок.

Она сжала пальцы вокруг серебра, когда он указал на странное кольцо в дизайне, которое привлекло и ее внимание. Вэл стиснула зубы и отвела взгляд.

— Очень смешно.

— У тебя есть парень?

— Нет. — Она отстранилась от него и чуть не упала со стула. — Я имею в виду, да. Я не...

— Как так? — Он одарил ее холодной улыбкой. — Это не может быть и то, и другое одновременно.

Вэл разочарованно фыркнула и двинулась, чтобы уйти. Он схватил ее за запястье, прежде чем она смогла успешно отстраниться.

— Не так быстро, Зеленоглазка. Разве я сказал, что ты можешь уйти?

— Убери от меня свои руки.

— Ты бы ведь не хотела обижать свою подругу. — Он кивнул в сторону комнаты. — Тебя со мной сводят.

Она обнаружила Мэри в дальнем углу комнаты, разговаривающую с Алексом. Наблюдающую за ней. Вэл так крепко сжала свою банку, что она выскользнул у нее из рук и покатился по столу.

— Меня это не интересует.

— Ну, на самом деле она сказала, что тебе нужен друг. — Он пожал плечами. — Никакой разницы.

— Нет, на самом деле есть.

— Для меня без разницы. Как насчет того, чтобы ты закрыла свой сексуальный ротик и потанцевала со мной?

— Отъ*бись.

— Только если ты будешь наблюдать. — Он потащил ее к танцполу, обхватив руками сзади за талию, чтобы заставить ее бедра раскачиваться в такт тяжелому ритму. — Тебе нравится смотреть?

Он отвратителен. Как Гэвин, только без обаяния.

— Я знаю таких как ты, — сказал он, скользя рукой вниз по ее бедру. — Снаружи цветочки, конфетки, но внутри — кнуты и цепи.

— Ты не знаешь меня совсем, — заявила она.

— Но хочу.

— Нет, — отрезала Вэл.

Мэри сияла с другого конца комнаты.

— О, — проговорил он, проследив за ее взглядом. — Как мило. Она думает, что мы нравимся друг другу.

— Ты придурок.

— Ты и сама не подарок, — протянул он.

— Отпусти. Песня закончилась.

— Сначала выйди со мной на улицу.

— Я не хочу.