Мужчины звонили ей, и спрашивали, нравится ли ей трахаться с убийцами, а затем угрожали изнасиловать ее. Женщины спрашивали, почему она не поступила правильно — по-христиански — и не покончила с собой. «Возможно, Иисус и умер за наши грехи, — сказала одна женщина, — но ты заслуживаешь смерти за свои».

Тревога впилась своими скрюченными когтями в ее сердце и заставила вспотеть ладони. «Никто так не думает. Никто здесь не знает, кто ты такая». Она сделала большой глоток содовой и чуть не подавилась ее приторной сладостью.

Боже, где же Мэри? Вэл не хотела оставаться наедине со своими мыслями.

Она огляделась, но чернокожей девушки нигде не было видно. Вэл сидела за столом, уставившись на свою почти нетронутую еду, и задавалась вопросом, не передумала ли Мэри в последнюю минуту. Может быть, она втайне возмущалась тем, что застряла с такой странной соседкой по комнате, и передумала насчет приглашения, предложенного только из сочувствия.

Или, может быть, она злилась на Вэл за то, что та сбежала с собрания в общежитии. Может быть, она была похожа на тех глупых наставников и думала, что все первокурсники должны сливаться в групповых объятиях, произнося свои ночные песнопения. В конце концов, у нее на кровати был единорог. Она могла бы быть одной из почитательниц «Олд Нави».

Может быть, она уже подала заявление на перевод из комнаты.

Вэл ткнула в салат зубцами вилки. Ее желудок свело судорогой, и она втянула живот, чтобы ослабить давление джинсов на него. Антидепрессанты заставили ее набрать вес, и ни одна из вещей больше не сидела на ней как надо.

Просто еще одна причина для горечи. Одна из многих.

— Вот ты где.

Мэри держала поднос с едой на одной руке. Другая была обернута вокруг массивного предплечья высокого светловолосого парня, который выглядел как ходячий заголовок для плохих новостей. Рядом с ними еще стояла девушка пониже ростом, с колючими волосами, и — Вэл побледнела — странный рыжеволосый парень с собрания в общежитии, который, к ее удивлению, заговорил с ней на латыни.

Джуд. Нет, не Джуд — Джейд.

— Это Алекс, — сказала Мэри, поглаживая бицепс светловолосого качка. — Мы вместе учились в средней школе.

— П-привет.

Алекс окинул ее оценивающим взглядом, прежде чем протянуть руку. Неохотно она взяла ее, отметив при этом, что у него был как перстень, так и татуировка.

«Признаки придурка», — подумала она безжалостно.

— Это Мередит, — продолжила Мэри, указывая на невысокую азиатку с пирсингом на губе. — Она была в моей группе на дне открытых дверей.

Мередит разговаривала по телефону, но кивнула и сумела изобразить подобие дружелюбной улыбки. Ее язык, как оказалось, тоже был проколот.

«Хипстер, с влиянием панка. Наверное, гот в старшей школе. Одна из тех типов социальных законодательниц тенденций. Мэри и Мередит».

Вэл открыла рот, чтобы указать на это глупое совпадение с коротким взрывом детского восторга, но момент прошел, и она снова откинулась на спинку стула, когда Мэри продолжила:

— А это Джейден. — Небрежно указывая на него, когда его голубые глаза вспыхнули в знак узнавания. — Все знакомьтесь — Валери. Вэл. Моя соседка по комнате. Она очень застенчивая и все такое, так что не пугай ее, ладно?

— Я помню тебя, — сказал Джейд. — Ты была на собрании. Но, кажется, я напугал тебя.

Она съежилась, гадая, собирается ли он заговорить об инциденте при регистрации первокурсников, но, к ее облегчению, он этого не сделал. Может быть, он забыл.

«Забыл такое? Сомнительно».

— Ага, — сказала Вэл.

— Калифор-ни-я.

— Пожалуйста, — попросила Вэл, — не надо.

Джеймсу очень нравилась эта песня. Однажды она играла в одну из его игр, в перерыве, по его просьбе.

— Ты из Калифорнии? Это далеко отсюда. — Вэл повернулась к Джейду, на мгновение показав свое недовольство. — Как тебе удалось это выяснить?

— Игра на знакомство, — вежливо сказал Джейд.

— Ой. Это. — Мэри закатила глаза. — Это был такой отстой. — Развеивая опасения Вэл, что она собирается заставить ее участвовать во всех мероприятиях по месту жительства. — Вэл оказалась умна, она сбежала пораньше. Я даже не заметила, как она ушла — Хитрая Вэл.

— Я не сбегала, — запротестовала она. — Я устала.

— Мне кажется, леди слишком сильно протестует, — протянул Алекс, постукивая костяшками пальцев по фальшивому дереву стола, так что рубин в его кольце загорелся.

— Кстати, о цитатах... — Джейд улыбнулся Вэл. — Ты когда-нибудь знал, что означает ave atque vale?

— О. Нет, не могу сказать. Наверное, забыл.

Когда его лицо вытянулось, Вэл сразу же пожалела, что не может сказать также.

— Джейд, — очень строго сказала Мэри, — не утомляй нас своими глупыми уроками латыни.

— Латынь не глупая — она помогла мне прокачать оценки. Вэл он сказал:

— Если тебе вообще любопытно, это означает «приветствую и прощай».

— Цезарь? — Теперь, когда она заподозрила, что задела его чувства, ей казалось вдвойне важным быть вежливой. Кроме того, она была почти уверена, что права. Все цитаты, казалось, исходили от Цезаря. Или Шекспира. Или Библии. — Правильно?

— Нет. Это из стихотворения чувака по имени Катулл.

— Фу, ты, типа, уже говоришь о учебе? — Мередит застонала. — Занятия еще даже не начались.

— Единственная латынь, которую знаю, это «Я пришла, я увидела, я победила». — Мэри засмеялась. — Это Цезарь, верно?

— Veni, vidi, vici, — поправил Джейд. — И да, это он.

Алекс рассмеялся. Слишком громко. Люди за столами вокруг них вытягивали шеи, чтобы посмотреть.

— Черт, это был Цезарь? Чувак звучит как настоящий братан.

— Я не могу поверить, что ты только что назвал одного из величайших умов в политической истории братаном.

— Это комплимент. Мудрые слова. Распечатай их на наклейку, потому что я сделаю эти слова своим личным девизом — хотя и не обязательно в таком порядке, — добавил он, многозначительно глядя на Мэри, которая покраснела.

Вэл уставилась на свой салат и промолчала. Она могла бы сказать, что Алекс ей не понравится. Она надеялась, что Мэри не встречается с этим придурком. Она не была уверена, что смогла бы справиться, если бы его лицо стало неотъемлемой частью их жизни в общежитии.

По ее мнению, Лиза пострадала так же сильно, как и Вэл. Даже больше. В конце концов, не она связалась с этим психом. Она предупреждала Вэл о нем, но глупая девчонка просто не послушалась. Как бабочка на свет, Вэл полетела к опасности. Лиза винила «Сумерки» и предвзятые представления о мужчинах (особенно опасных мужчинах), которые они, как правило, формировали в впечатлительном подростковом сознании.

Но нет, Вэл думала, что сможет спасти его.

Оказалось, что это она все время нуждалась в спасении. От него.

А потом... потом случилась та вечеринка, и Лиза больше не знала, что думать о Вэл, о мире или о чем-то еще. Все... Ну, сейчас все казалось неправильным. Все время.

Блейк понимал. Блейк был единственным, кто действительно понимал, единственным хорошим, кто вышел из этого кошмара. Но Блейк уехал в колледж, а она застряла здесь, в этом захолустном городке, пытаясь подсчитать количество своих баллов, чтобы перевестись из общественного колледжа Дерринджера. Прочь из этого города.

Просто куда угодно.

Она хотела уехать куда-нибудь, где никто никогда не слышал о Валериэн Кимбл или о том, что пресса окрестила «Бойней в поместье Мекоцци».

Может быть, в Европу. Она всегда хотела побывать в Городе Огней. «Нет лучшего места, чтобы забыть о своих горестях, чем маленькое парижское кафе», — подумала Лиза.

Она натянула ночную рубашку XXL размера и почистила зубы. Под глазами у нее были темные круги, заметные теперь, когда она смыла макияж на ночь. Она потерла их, нахмурившись, потом вспомнила, что от хмурого взгляда появляются морщины.

— Черт, — пробормотала она. — К черту это, к черту его и к черту ее. К черту всех в этом отсталом городишке.