Тогда я стала искать запах крови Маркуса. Обычно запах человека значительно слабее и неустойчивее вампирского, но все-таки открытая кровь. Много миль мы оббегали вдоль берега, даже пересекли границу штата.

Только удалившись вглубь штата Айдахо, мы смогли найти четкие, но достаточно давние следы вампиров. Что-то еще было примешено, но был ли это Маркус, я не могла сказать. После очередной водной преграды мы потеряли след окончательно.

За это время боль отступила. Не было бешеного биения сердца или его остановки, легкие не горели от боли больше. Но все это не принесло даже спокойствия.

Жизнь моя была потеряна. Я потеряла ее смысл. Жизнь стала пустой. Просто ходить и передвигаться стало инерцией. Я не нуждалась в этом, но это было нужно моим родным. Я видела, как они переживают за меня, но…

Я стала чаще думать о том странном вопросе. Неужели, я была способна предложить на место Маркуса любого другого парня из той компании? Неужели, для меня ценным стал только Маркус? Достойно ли это оборотня?

Весь городок был увешан объявлениями о пропавшем парне МаркусеТортоне. Это я узнала от Лоренцо, поскольку в город больше и шагу не сделала.

Мне было больно возвращаться туда и видеть эти улицы и дома, мимо которых мы гуляли.Наше кафе, в котором мы впервые нормально разговаривали, проводили рождественские каникулы, и в нем же он сделал мне предложение. Я просто не могла заставить себя появиться там вновь.

День отъезда принес мне ощутимое облегчение. На некоторое время я покину эти места, где столько всего напоминает о нем, о наших встречах, разговорах, поцелуях… от воспоминаний по щекам покатились слезы.

Автобус тронулся, а я прощалась с этим городом. Больше я никогда не смогу его воспринимать, как раньше.

Прошел год. Год постоянных скитаний. Я бродила по пустым, как мне казалось, улицам города. Все вокруг не имело цвета, формы и даже казалось миражом. Все было будто не настоящим.

Все время казалось, что я попала в страшный сон, из которого никак не могу выбраться. Вот просто дом, ничего особенного. Вот, просто машина проехала мимо, в ней сидела целая толпа народу и что-то выкрикивала. Вот дети, просто школьники, оживленно что-то обсуждающие.

Ничего интересного. Ничего важного или хоть чуточку значимого.

Но скитания по улицам города в светлое время суток продолжались скитаниями во сне. Нет, я не стала лунатиком, не начала ходить во сне. Но мне постоянно снилось, что я в каком-то огромном открытом пространстве (оно бывает абсолютно черным или ослепляющее светлым) бегу куда-то, что-то ищу и никак не могу найти. Ноги не двигаются, будто в какой-то вязкой жидкости. Я постоянно пытаюсь преодолеть ее, выйти, убежать. Но ничего не выходит. Я пытаюсь закричать, позвать на помощь, но звук моего голоса мгновенно стихает.

Однажды, мне даже приснилось, что я в белой мягкой комнате. Вот почему я никак не могу убежать, вот почему мой голос никто не слышит! Но я пытаюсь снова и снова! Так с немым криком на губах я и просыпаюсь каждое утро.

Внешне ничего не изменилось. Все тот же город, та же остановка, тот же автобус ожидает прибывших. Только я стала другой.

Год назад у меня отняли сердце, отняли душу. Целый год не помог восстановить душевное спокойствие. Там, вдали от городка и родной деревни, было намного легче. Месяц причитаний по поводу моей утраты, а потом нашлись и новые темы для сплетен.

Меня оставили в покое. Вот в таком пассивном состоянии я и прибывала, по сей день. Единственным моим достижением стал портрет Маркуса.

Я писала его для себя, тихо в комнате. Психолог посоветовал излить свою тоску, любовь и нежность к Маркусу в чем-то материальном. Вот так и пришла мысль написать его портрет по воспоминаниям.

В итоге получилось несколько версий. Первым стало изображение его лица, только глаза получились очень грустными, но такими любимыми. Многие вечера напролет я смотрела в эти глаза и не могла оторваться. Может быть, только мне казалось, что они живые и смотрят за мной.

Многие скажут, что у меня шизофрения, но я говорила с ним. Я рассказывала ему обо всем, начиная с занятий и работы, заканчивая своими чувствами к нему. Чуть ли не каждый вечер я тупо сидела, обняв его портрет, пока не стала писать новый.

Второй был в полный рост. Маркус, стоящий на остановке и облокотившийся на нее. В его руках тогда было два букета, один для меня, другой для мамы. Это был день официального его знакомства с моими родителями.

На картине я изобразила только один букет, мой. Одна крупная белоснежная роза в россыпи фрезий с листьями папоротника. Он прекрасен!

Третьим было его изображение на той самой ледяной горке. Смеющиеся глаза, улыбка до ушей и красные от мороза щеки. Великолепно!

Одна из девушек, которую я пускала к себе в комнату, сфотографировала мои картины. Она предлагала мне выставить их в галерее, но я отказалась.

Эти картины я писала для себя! Но девушка не удержалась. Так снимки моих работ попали к человеку, близко знакомому с директором одной из галерей. В итоге меня уговорили выставить хотя бы две картины из трех.

К моему удивлению их очень быстро купили. Мне заказали еще несколько портретов. Но этих людей я не знала и писала без чувств. Поэтому и картины выходили не очень, пустыми. Вот и все!

В моей жизни была только пустота. Пустота чувств, эмоций, стремлений и целей. Учится я стала посредственно, работать паршиво, меня даже уволить хотели, пришлось подтянуться.

Тело! В этом мире было только тело! Все в точности продолжалось и дома.

– Ламия! Хватит! – громко стукнув по столу, вскричал отец, – Я не могу так больше. Я все понимаю, ты потеряла любимого человека, почти мужа, тебе больно. Понимаю. Но нельзя же так изводить себя!? Ты посмотри на себя! На кого ты похожа? Зомби! Бездушное зомби. Больше я не знаю, как назвать это существо, которое сейчас сидит со мной за столом. Жизнь продолжается! Время идет, а ты не меняешься. Я думал, что вдали отсюда, за учебой и работой ты сможешь оклематься, прийти в себя как-то. Но ничего не изменилось с рождества. И месяц и полгода и год спустя ничего не изменилось. Надо же как-то брать себя в руки! У тебя купили две картины. Молодец! Так что же ты не пишешь больше? Многие бы позавидовали такому успеху, а ты все спустила на самотек. Так нельзя! Нельзя так жить, как овощ!

Отец говорил правду, и я это осознавала, но мне ничего не хотелось. Что я могла сделать? Ради кого? Ради себя? Зачем? И что такое я без него?

Отец говорил, а я смотрела в тарелку и вертела в руках вилку, никак не реагируя на его слова.

– Если ты не возьмешься за ум, мне придется взять твое будущее в свои руки! – твердо сказал он.

Что-то в этих словах мне не понравилось и я подняла глаза. Наши взгляды встретились. Отцу не нужно было ничего, он продолжил.

– Ты не только моя дочь, ты член клана, который всячески идет тебе навстречу. Мы освободили тебя от дозоров. Думаю, что зря. С сегодняшнего дня ты снова в дозоре. Может быть, хоть это заставить тебя вспомнить о реальной жизни, которая никуда не делась, не испарилась и не исчезла. Вампиры продолжают существовать и питаться людьми! Между прочим эти люди тоже чьи-то сыновья и дочери, любящие и любимые, мужья и жены, возможно, что отцы и матери. Ты не хочешь о них вспомнить? О своих непосредственных обязанностях данных тебе от природы?

– Я помню отец, – пробубнила я.

– Хорошо, что хоть это помнишь! Готовься! – проговорил отец и вышел из дома.

На самом деле мы с Лоренцо весь год ходили в дозоры. В облике зверя мне было намного легче и свободнее. Я могла отпустить себя на волю. Даже завыть, если очень захочется. Поэтому никаких трудностей с восстановлением моих обязанностей я не испытывала, чем удивила отца.

Прошел еще год.

Я снова стала писать. Учеба пошла много лучше. Но от парней я шарахалась.

– В следующем году мы сыграем твою свадьбу. И выбор за тобой! Если ты не приведешь нам претендента, я выберу его сам. Ты знаешь закон! – говорил отец за очередным ужином.