— Никаких изменений? — хмуро спросил он.

— Пока нет, дядя. Но думаю, он скоро очнется.

Торин не отводил глаз от Кили, словно считал, что может вернуть его в сознание одной лишь силой своего взгляда. Фили осторожно тронул его за предплечье.

— Когда он придет в себя, я сразу же тебе сообщу. Отдохни, — немного тише добавил он.

Торин коротко кивнул, поднялся на ноги и направился в ту часть лагеря, где оставил свой спальник. Бильбо переводил изумленный взгляд с Кили на Торина — никогда еще на его памяти гордый король-без-королевства не позволял посторонним увидеть то, что бередило его сердце. Ну… уж во всяком случае не обнаруживал такого явного беспокойства.

— Он любит его, — пояснил Фили, наблюдавший за хоббитом с понимающей улыбкой. — Если Торин и печется о ком-то в своей жизни, то это о моем брате.

Бильбо показалось, что на миг во взгляде Фили мелькнула печаль, но это ощущение быстро исчезло, едва только он повернулся и тепло посмотрел на умиротворенное лицо брата. Бильбо озадаченно наморщил лоб.

— Ну конечно, он беспокоится о вас… одинаково. В смысле, он же приходится родственником вам обоим.

Брови Фили взлетели вверх в показном недоумении.

— Я не говорю, что Торин сознательно нас отличает, но я же не слепой и не глупый юнец, мистер Бэггинс. Я вижу то, что есть.

И Бильбо вдруг словно впервые взглянул на Фили — и увидел совсем не того гнома с извечной дурашливой ухмылкой, а кого-то совершенно незнакомого. Он в неясном порыве схватил Фили за руку.

— Уверен, что это не так. Я тоже вижу, как он беспокоится о вас обоих.

Фили коротко рассмеялся и похлопал Бильбо по руке.

— Я вовсе не обижен и не чувствую себя обойденным. Я тоже люблю брата больше всех в этом мире, так что ж тут удивляться, если кто-то еще думает так же.

Бильбо попытался ободряюще улыбнуться.

— Кили, конечно, этого достоин, но я все равно думаю, что ты ошибаешься.

Фили промолчал. Потом сказал тихо:

— Кили больше пошел в мать… в Дис, а значит, в нем больше королевской крови рода Дурина. Все гномы по этой линии были темноволосые и темнобородые. А я… — Фили откинулся назад, прислонившись спиной к скале. — Мне говорили, я весь в отца…

Он рассеянно подергал себя за одну из светлых косичек.

— Я слышал, Торин его не слишком жаловал, считал неподходящей партией для моей матери.

Бильбо только моргал, разинув рот. Как разговаривать с таким Фили, который вдруг позабыл про смешки и проказы, он не знал. Но нужно было что-то говорить, и Бильбо, запинаясь, спросил:

— А… светлые волосы в самом деле так редко встречаются у гномов? Я вот не припомню, чтобы видел хоть одного, похожего на тебя… — И тут же спохватился, что сболтнул обидное, и затараторил, боясь, что Фили рассердится: — Не в том смысле, что ты выделяешься в худшую сторону, совсем нет! Вот у нас в Шире, например, столько всякого разного — есть и рыжие, и светловолосые, и совсем чернявые хоббиты, — что на тебя и вовсе внимания бы не обратили.

Фили в ответ на эти неловкие объяснения лишь рассмеялся — как смеялся обычно над любой печалью и радостью, что подкидывала ему жизнь.

— Нет, что ты! Напротив, ты мне весьма польстил, пригласив в почтенное хоббитянское общество, — и с усмешкой отвесил растерянному Бильбо изящный полупоклон. — Что до твоего вопроса — нет, светлые волосы у нас не редкость. Просто мой отец был из тех странных гномов, которых не очаровывали ни величие подземных городов, ни золотые сокровища.

Фили продолжал говорить, задумчиво чертя в грязи незнакомые Бильбо руны.

— Его род не останавливался подолгу на одном месте, промышлял охотой и выделкой кожи. Они пробивали глубокие ходы, ведущие в самое сердце гор, и были почти так же искусны с луком, как и лесной народ. Прочие гномы неохотно покидали свои подгорные города… они относились к ним с подозрением, но все же привечали, поскольку ни у кого в округе не водилось таких редких и весьма ценившихся вещей.

Бильбо с любопытством косился на выводимые в грязи руны и боялся пропустить хоть слово из рассказа Фили.

— Так они… Они торговцы?

Фили кивнул.

— В некотором роде. Они выделывают кожу и шьют одежду, путешествуют от королевства к королевству и обменивают их на оружие и металл, по которому сами невеликие мастера. Так повстречались мои отец и мать.

Бильбо удивленно вскинул на него взгляд.

— Но… — он помедлил, боясь обидеть Фили, но туковская кровь и природное любопытство взяли верх. — Ты же королевского рода? Не значит ли это, что твоя мать должна была выйти за гномьего принца… или нет? — совсем смешавшись, закончил он.

— Или нет, — невесело усмехнулся Фили. — Своим решением связать свою жизнь с каким-то странствующим гномом моя мать взбаламутила весь Эребор. Может, ты не знал этого раньше, но мы, гномы, выбираем партнера один раз и на всю жизнь. Поэтому такое большое значение придается даже малейшему выражению интереса — для гнома это не просто минутный порыв, а объявление о намерении навсегда связать свою судьбу с избранным сердцем.

Бильбо вытаращил глаза, пытаясь уместить в голове слова Фили.

— То есть… твоя мать вышла за твоего отца против воли родни?

— Именно! — На этот раз Фили искренне рассмеялся. — Она рассказывала, что познакомилась с ним на торгу. Он продавал там кожаные изделия, и мать клялась, что никогда в своей жизни не видела лучших — прекрасные легкие наручи, куртки и даже украшения. Гномы не очень жалуют кожу, из нее обычно делают только фартуки для кузни да еще куртки шьют. Но мою мать всегда влекло все необычное и отличное от прочих, даже если речь шла о… ну… — Фили показал пальцем на свои волосы и для пущей убедительности дернул за косичку. — Как бы там ни было, они встретились, разговорились, а вскоре поняли, что полюбили друг друга. Мать объявила о своем решении, и, наверное, не было в нашем роду гнома, который не грозился отречься от нее. Но она только вздернула подборок и заявила, что они могут делать все, что им вздумается, а ее решение остается неизменным. После этого долгое время никто, даже Торин, не разговаривал с ней.

Фили бросил задумчивый взгляд туда, где в свете костра угадывалась фигура Торина.

— Но он все же остался рядом — и когда увидел, что чувства моих родителей нерушимы и искренни, потихоньку сменил гнев на милость. Мой прапрадед так и не смирился с этим браком, но после многих лет уже не норовил испепелить мать взглядом, едва она попадалась ему на глаза.

Бильбо улыбнулся. Мысль о том, что для гномов рода Дурина гневный взор — наследное оружие, почему-то немало его позабавила.

— Но Торин и твой отец в конце концов… поладили?

Фили насмешливо фыркнул.

— Не думаю. Они просто чересчур разные. Торин — истинный наследник королевского рода, он взрослел с этой мыслью и готовился однажды принять ответственность за свой народ. Он даже в юности вряд ли понимал, что значит искреннее веселье, а вот мой отец… он был вольная душа.

Бильбо немедленно попытался вообразить Торина с широкой улыбкой на лице, но не преуспел.

— А что с ним случилось? Если я, конечно, вправе спрашивать…

Улыбка Фили сделалась печальной, но не исчезла совсем.

— В этом нет секрета. Он погиб через несколько лет после падения Эребора. Я был совсем мал, а мама носила под сердцем Кили. Дядя вел нас и прочих уцелевших гномов в Синие горы, и однажды на нас напали.

Бильбо поежился, не отрывая взгляда от Фили, и в который раз поразился, как кто-то, настолько бесшабашный и веселый, мог знать такие горести и беды.

— В том, что отец погиб, не было ничьей вины, но иногда я думаю, что Торин считает иначе. Ты же видел его в походе, мистер Бэггинс. Он всегда стремится защитить тех, за кого принял ответственность, и беспощаден к себе за промахи. У моей матери тоже нелегкий характер, а после смерти отца она словно закаменела и редко заговаривала о минувшем, но я знаю, что она встречает утро каждого нового дня с мыслью о нем. Как бы там ни было, Торин во многом заменил нам с Кили отца.