Торин помрачнел еще больше и отвел взгляд.
— Я боялся, что так и будет.
— Что?! — вскричали Кили и Бильбо разом.
— Ты что-то знаешь? — Бильбо безотчетно подался к нему, беспокойно теребя край жилета. Торин окинул его долгим взглядом и в раздражении выдохнул.
— Беорн… Он предупредил меня, что воды этой реки опасны. И строго-настрого запретил пить или другим образом прикасаться к ней.
— Опасны? Как это — опасны? — Бильбо от возмущения даже руками всплеснул. — Что это значит? Почему ты не сказал раньше?
Торин хмуро покосился на него. Он явно не привык, чтобы на него так бесцеремонно орали.
— Мне не хотелось волновать вас без причины, тем более что я не собирался форсировать эту реку! Я полагал, что Беорн предупреждал об опасных речных обитателях, а не о самой воде!
Лицо Бильбо перекосило от беспомощной злости.
— Ах, ты, значит, полагал! И раз уж мы об этом заговорили — скажи на милость, не предупреждал ли Беорн еще о чем-нибудь важном, что нам не помешало бы знать?
Торин скрестил руки на груди и вперился в хоббита тяжелым взглядом.
— Нет. Больше ничего важного, мистер Бэггинс. И хотя я уверен, что в твоих словах не было умысла, но все же предупреждаю, что нахожу любые намеки на то, что я по глупости поставил под угрозу отряд и жизнь моего племянника, крайне оскорбительными.
Бильбо задохнулся от возмущения и двинулся на Торина, собираясь высказать тому все, что он думает по поводу его оскорбительно упрямого нежелания делиться с товарищами жизненно важной информацией по каким-то странным соображениям вроде соблюдения чьего-то там душевного спокойствия. Он уже даже в сердцах вскинул руку, чтобы для пущей убедительности ткнуть Торина пальцем в грудь, но тут вдруг откуда ни возьмись появился Двалин, молча ухватил разошедшегося Бильбо, взвалил на плечо и потащил на другой конец лагеря, невзирая на отчаянное сопротивление.
— Ты… ты что делаешь? Отпусти меня немедленно, ты!.. Ты, громила! Я все равно выскажу ему все, что думаю о его идиотском решении, и ты не сможешь мне помешать!
Бильбо изо всех сил выворачивался из железной хватки Двалина, но даже удары, которыми он щедро осыпал спину гнома, не возымели никакого эффекта.
Двалин невозмутимо шагнул под деревья и остановился, лишь когда лагерь скрыли ветки и густой кустарник.
— Хватит, парень, — сурово сказал он, не очень-то бережно скидывая Бильбо на землю. — Уймись.
— Хватит? Уймись? — тут же взвился Бильбо, вскакивая на ноги. — Ничего не хватит! Я понимаю, что Торин хотел как лучше, но он просто не имел права утаивать от нас такое! Я сейчас пойду и… пойду и… В общем, он еще пожалеет, я тебе обещаю!
Бильбо попытался обойти Двалина, но тот всякий раз оказывался у него на пути, хотя вроде бы даже не двигался.
— Все сказал? — хмуро спросил Двалин, когда Бильбо, устав от бесплодных попыток прорваться к лагерю, перевел возмущенный взгляд с Торина, который в отдалении о чем-то тихо беседовал с Кили, на его суровое лицо.
— Я… нет! Вот когда Торин извинится перед Кили, что не предупредил его о последствиях купания в речке, тогда и будет все! А теперь кто знает, что станется с его братом, нахлебавшимся отравленной воды!
Двалин сверху вниз взирал на Бильбо с возмутительным спокойствием.
— Думаю, ты не хуже меня знаешь, что Торин никогда не стал бы рисковать жизнью этих шалопаев.
Бильбо, чуть подумав, тоже скрестил руки на груди, повторяя жест Двалина, хотя, надо признать, получилось у него далеко не так внушительно.
— Да, я в этом не сомневаюсь. Но даже ты не станешь утверждать, что Торин оказал нам всем большую услугу, решив не сообщать важные вести о подстерегающих на пути опасностях, чтобы, не дай Эру, не поколебать боевой дух отряда!
Двалин обреченно вздохнул, явно готовясь пуститься в утомительные, но необходимые пояснения очевидных, в принципе, вещей. Очевидных для всех, кроме глупого хоббита.
— Не думай, что единственной заботой Торина был наш боевой дух.
Бильбо пожал плечами.
— Он сам об этом сказал.
Двалин сокрушенно покачал головой, словно Бильбо только что сморозил совершеннейшую глупость.
— Я порой забываю, что ты знаешь Торина совсем мало, парень. Не то что мы. Мы-то привыкли, что он не особенно ловок со словами, особенно если растревожится. Я давно заметил, что все становится еще хуже, когда дело касается двух вещей: безопасности его семьи и разговоров с тобой.
— Что? Разговоров со мной? Ну, это вряд ли моя вина!
Двалин недоверчиво хмыкнул.
— В общем, Торин вовсе не хотел выразить пренебрежение или еще как-то оскорбить тебя, не сообщив сразу обо всем, что поведал ему Беорн об этой проклятой речке. Ты вряд ли знаешь, парень, но гномы не особенно жалуют открытую воду. Большинство, конечно, умеет плавать — уж всяко не утонут при случае, но ежели ты додумаешься посадить гнома в такую дырявую посудину, как та, на которой мы переправлялись, то скорее пойдешь ко дну с этой посудиной, чем доберешься до другого берега. Мы любим, чтоб под ногами был крепкий камень и твердая земля.
Бильбо попытался припомнить, попадались ли ему истории про гномов-мореходов, чтобы с полным правом отмести эти смехотворные оправдания и продолжить свои гневные обличения, — но, к его глубокому сожалению, в голову ему так ничего и не пришло.
— Вот смотри, парень, наверняка многие из нас благополучно переправились бы через эту проклятущую реку, но вообрази, что Бомбур, растревоженный предупреждением Торина о близкой опасности, свалился бы в воду — и что тогда? А он гораздо тяжелее Фили и Кили, так что я сомневаюсь, что ты сумел бы вытащить его из стремнины. Вот что я скажу: пусть тебе не всегда ясны намерения Торина — хотя он не скрывает их ни от кого из нас, — он хочет видеть нас всех в Эреборе целыми и невредимыми. И он вовсе не бесчувственный — с тех самых пор, как Кили свалился с кручи в схватке с орками, я не видел его таким встревоженным.
По мере того как Двалин говорил, гнев Бильбо мало-помалу угасал. Возможно, он и в самом деле зря набросился на Торина, не разобравшись толком… Да и никто другой так не заботился о Фили, как его брат и дядя. Когда Двалин наконец замолчал, Бильбо уже сожалел о своих опрометчивых словах и виновато понурил голову.
— Вчера он немного приободрился только после разговора с тобой, парень. — Двалин положил тяжелую руку на его плечо. — Не думай, что твои слова ничего не значат для Торина, мистер Бэггинс. Наш король редко оказывает доверие и уважение чужакам, но ты спас ему жизнь и доказал, что он ошибался на твой счет. С того времени он прислушивается к тебе и ценит твое мнение, не забывай об этом.
Двалин повернулся и зашагал обратно в лагерь, к Торину и Кили, которые до сих пор были захвачены каким-то серьезным разговором. Бильбо застонал вслух, еще ниже склонил повинную голову и медленно поплелся следом, кляня свой вспыльчивый нрав и надеясь, что Торин все же не откажется от их зарождавшейся хрупкой дружбы.
Бильбо не был уверен, стоит ли сейчас подходить к Торину, если тот все еще зол на него, но понимал, что долго избегать встречи не получится. Поэтому, еще раз глубоко вздохнув, он решительно направился прямо в ту сторону, где стояли Торин, Кили и Двалин, но особо не торопился, страшась увидеть на лице Торина тот самый, полосующий насквозь сумрачный взгляд или того хуже — тщательно скрываемую боль. Чувствуя себя прескверно, Бильбо не отрывал взгляда от земли под ногами и все равно умудрился споткнуться. Он бы попенял на подвернувшийся под ногу камень — но тут в траве что-то тускло блеснуло, и, движимый любопытством, Бильбо нагнулся и поднял свою находку. Это был небольшой железный медальон с замысловатым узором на крышке. Открыв его, Бильбо обнаружил полированные камни, оправленные в металл, и повернул их к свету костра, чтобы рассмотреть получше. Каждая каменная грань была искусно украшена резьбой, вот только если по крышке медальона шли резкие угловатые линии, то внутри Бильбо разглядел изображения лиц. Он подивился, как неведомый мастер смог проделать такую тонкую работу по камню, и в восхищении провел кончиками пальцев по оттискам портретов.