Сидя рядом с Двалином, который спокойным голосом говорил жуткие вещи и, не моргая, невидящим взглядом смотрел в ночное небо, Бильбо не мог отделаться от мысли, не оказались ли все перенесенные беды и страдания для гнома слишком дорогой ценой. Или же, оглядывая свои старые шрамы, он считает, что стоявшая за каждым из них страшная повесть битв и потерь — та жертва, на которую он с радостью пошел бы снова и снова.

— Я держал Браги на руках, когда она умирала, и был весь перемазан ее кровью. Последнее, что она сделала перед смертью — посмотрела на Торина и улыбнулась. В тот миг я… — Двалин вдруг поперхнулся, — клянусь, в тот миг я почти поверил, что мог бы полюбить ее, а не Дис.

Сердце Бильбо сжалось от чужой боли. Он беспомощно смотрел на Двалина и не знал, что сказать.

— Но у каждого из нас был свой наследник Дурина. Мы отдали им свои сердца, когда были слишком молоды и глупы, чтобы уразуметь, что наша любовь никогда не будет разделена и принята. И каждый из этих знаков, — Двалин указал на пять символов, украшавших его безволосую макушку, — в память о стрелах, пронзивших Браги. Они нужны, чтобы помнить о том, что сделано и не сделано. О том, что любовь и преданность — мера истинной дружбы. О том, что время бывает неумолимо и беспощадно.

Двалин наконец-то оторвался от созерцания небесных светил и взглянул на притихшего хоббита.

— Но главное — это память о ней. Самом верном, самом бесстрашном друге, который был рядом и которого я не уберег.

Настойка все еще горячила кровь Бильбо, делая возможным невозможное — и, преисполнившись храбрости, он неловко поднялся на колени и заключил Двалина в крепкие объятия, чем привел бедолагу в полное замешательство. Тот явно не привык к таким излияниям сочувствия и уж тем более не ожидал их от Бильбо. Но, видимо, осознав, что так просто его не отпустят, все же неловко похлопал Бильбо по спине, то ли утешая, то ли безмолвно говоря «пусти».

— Ладно, парень, — высказался он вслух, потому что Бильбо и не думал разжимать руки. — Хватит с нас на сегодня печальных воспоминаний.

Хоббит наконец-то отстранился, улыбнувшись дрожащими губами.

— Как бы там ни было, думаю, Браги гордилась бы тобой. Надеюсь, ты обретешь счастье, когда вернешься обратно в Эребор.

Тут из хижины донесся крик, сообщавший, что ужин давно готов. Гномы тут же затянули веселую песню, и их нестройные возгласы и смех огласили окрестности. Двалин тяжело поднялся, разминая затекшее тело, потом покосился вниз, одним движением ухватил хоббита за шкирку и поставил на ноги. Бильбо с удовольствием отметил, что его уже почти совсем не шатает.

— Пошли, парень. А то от всех этих разговоров меня уже мутит.

Бильбо захихикал и, стараясь держаться ровно, последовал за ним в хижину, где возле ярко горевшего огня собралась вся компания, слышались смех и песни. Даже Торин улыбался.

— Вы только посмотрите, кто пришел! Мистер Боггинс наконец-то решил к нам присоединиться! — сразу же налетел на хоббита Кили, сунув ему в руки исходящую паром тарелку. Бильбо благодарно кивнул и набросился на еду — уроки Двалина не только утомили его, но и пробудили зверский аппетит.

Ужин прошел весело и приятно. Гномы рассказывали друг другу истории, больше похожие на сказки, пока Торин не погнал всех спать — на следующий день он планировал отправиться в путь и посоветовал всей компании хорошенько выспаться напоследок. Это заявление встретили дружным протестующим стоном, но особо не спорили и быстро разошлись по своим спальным местам.

Бильбо направился было в сторону своего одеяла, под которым уже устраивались Фили и Кили, когда Гэндальф вдруг отозвал его в сторону.

— Бильбо, можно тебя на два слова?

Хоббит удивленно взглянул на волшебника, но послушно отошел с ним к очагу.

— Что случилось? — спросил он с некоторым беспокойством, потому что Гэндальф замер возле решетки, за которой еле теплился огонь, отрешенно глядя на вспыхивавшие красным угли.

— Я хочу передать тебе нечто очень важное, что не могу доверить никому другому, — сказал вдруг волшебник и принялся рыться в своей заплечной сумке. Отыскав запечатанный конверт, он протянул его Бильбо.

— Вот, — сказал он, — здесь содержится нечто крайне ценное для Торина. Фамильная реликвия, которую я получил от его отца вместе с ключом и картой.

Бильбо осторожно взял конверт. Он был до странности тяжелый, а пальцы нащупали внутри нечто округлое и твердое.

— Если это фамильная реликвия Торина, то почему ты отдаешь ее мне?

Волшебник выпрямился во весь рост и вновь уставился в огонь.

— Потому что он пока не готов принять ее. Если бы решение зависело от меня, я не позволил бы ему даже взглянуть на эту вещь, а тем более владеть ей, но я связан клятвой. Я оставил подробные предостережения Торину внутри конверта, и все же прошу, Бильбо Бэггинс, — тут Гэндальф серьезно и печально взглянул на хоббита, — ты должен сделать все возможное, чтобы Торин никогда не распечатал его. Я страшусь того, что может случиться в противном случае. Отдавая тебе эту вещь, я полагаюсь на твое благоразумие, но предупреждаю — оберегай ее как только можешь.

Бильбо с опаской воззрился на конверт, зажатый в руке. Ему совсем не нравилась навязанная ему миссия хранить нечто столь опасное и непонятное.

— Ну хорошо, — запинаясь, произнес он. — Но почему я?

Гэндальф усмехнулся в бороду.

— Мой дорогой Бильбо, а кому еще я могу его доверить? Для Торина мои слова ничего не значат, а вот к тебе он прислушается. С недавних пор он видит в тебе равного, достойного всяческого уважения. И твои слова имеют немалый вес для всех гномов, веришь ты в это или нет.

Бильбо пожал плечами и спрятал конверт в карман.

— Ну… если ты так на меня полагаешься, я приложу все усилия, чтобы не разочаровать.

Гэндальф положил тяжелую руку ему на плечо и чуть сжал пальцы.

— Это все, о чем я тебя прошу, дорогой друг. А теперь иди, тебе нужно отдохнуть. Да и юным принцам, кажется, без твоего присутствия никак не удается заснуть. Доброй ночи, Бильбо Бэггинс.

Бильбо с улыбкой кивнул ему.

— Доброй ночи.

С этими словами он направился к своему спальному месту, втиснулся между Фили и Кили и наконец-то смог вытянуть ноющие руки и ноги. Все тело ломило, но это была приятная усталость, и Бильбо удовлетворенно вздохнул, зарываясь носом в пушистый мех и вслушиваясь в мерное дыхание братьев. Он до сих пор не мог поверить, что после стольких недель одиночества он наконец-то заслужил дружбу и уважение таких выдающихся отважных гномов. А если удача улыбнется ему, быть может, ряды его друзей скоро пополнятся.

========== Глава 11 ==========

Наутро Бильбо разбудил громкий звук хлопнувшей о косяк двери. Он спросонья растерянно заморгал, а вот Фили и Кили, спавшие рядом, вмиг встрепенулись. Фили попытался вскочить на ноги, приготовившись оборонять их от неведомого врага, но зацепился за спутанный мех и рухнул обратно в ворох одеял. Сонный Кили не отставал от брата, пытаясь нашарить в воздухе за спиной несуществующий лук со стрелами и одновременно отплевываясь от попавших в рот растрепавшихся за ночь волос.

Все это случилось мгновенно — Бильбо едва успел протереть заспанные глаза и взглянуть на дверь, так переполошившую гномов. На пороге стоял Беорн, который с усмешкой оглядел компанию, потом подошел к столу и бросил на него свой меховой плащ.

— Неплохо, мальчики, — сказал он Фили и Кили, незлобиво посмеиваясь. — Но даже самый захудалый орк уже снес бы вам голову.

Фили поднялся с пола, мрачно потирая ушибленный нос, а Кили обиженно надулся.

— Мы не мальчики, мистер Беорн, — заявил он.

— Ну конечно, — иронично фыркнул тот и покосился в сторону очага, где Гэндальф и несколько гномов собирались готовить завтрак. — Глядя на твое лицо, этого не скажешь, мой друг. Насколько я слышал, гномы всегда гордились густыми длинными бородами — признаком зрелости и мужества. Но, видимо, времена и обычаи с тех пор изменились.