- Это все моя вина, - всхлипывал Бильбо, понимая и принимая, что заслужил каждый миг своих терзаний и несчастий. – Я виноват в том, что так случилось, это из-за меня они погибли…
- Неправда.
- Правда-правда, - не согласился Бильбо, покрепче вжимаясь носом в рубашку Дис.
- Посмотри на меня, Бильбо.
- Это из-за меня…
Дис отодвинулась назад и взяла его лицо в ладони – как давным-давно сам Бильбо поступил с Торином в сокровищнице.
- Посмотри на меня.
На ее лице не было ни гнева, ни осуждения.
- Бильбо Бэггинс, - твердо сказала Дис, крепко удерживая его за подбородок. – Мои сыновья и брат погибли вовсе не из-за тебя. Их убил Азог.
- Но то кольцо… - неужели она не понимает таких очевидных вещей?
- Двалин рассказал мне о кольце. Это не твоя вина.
Дис вздохнула и на мгновение отвела глаза.
- Неужели это кольцо вселило в орков такую жестокость? Разве кольцо заставило Азога убить моего деда и забрать разум моего отца? Это из-за кольца Азог поклялся перерезать горло всем оставшимся наследникам Дурина?
- Эээ… - Бильбо сморгнул с ресниц слезы. – Не думаю…
- Нет, - отрезала Дис. – И разве кольцо нашептало Азогу двинуть орочью армию на Эребор? Заставило развязать войну? Приказало убить моих детей и брата? Нет, - вновь яростно повторила она, не ожидая ответа от Бильбо. – Что бы ни произошло между эльфами и Торином, пока кольцо было у него на пальце, это не повлияло на жестокую натуру орков, которой они славятся в тех самых пор, как их поганое племя запятнало собой светлые земли Средиземья. Азог жаждал нашей крови со времен битвы в Мории. Он убил всю мою семью, - тут она легко мотнула головой. – Он, а не ты.
Бильбо очень хотел верить ей – верить этим прекрасным, невозможным словам и скрытому в них обещанию прощения, но…
- Я отказываюсь верить, что тот, кого избрало сердце моего брата, мог причинить ему вред.
Перед лицом такого доверия Бильбо виновато отвел взгляд.
- Нет, смотри на меня!
Он повиновался.
- Если то, что рассказал мне Двалин, правда хоть на малую долю, Торин любил тебя, как никого и никогда в своей жизни, - сердце Бильбо сжали словно тисками. – Он годами не доверял никому, Бильбо. Он был… Он был предан своей семье и близок только с нами, я даже надеяться не могла, что однажды это изменится. Ведь я знала Торина лучше, чем кто-либо. Он бы ни за что не хотел, чтобы из-за него страдали, особенно ты. Он желал бы для тебя жизни, полной счастья и света. Чтобы ты нежился под солнечными лучами и улыбался их теплу, чтобы радостно встречал каждый новый день…
Дис вновь притянула его в объятия.
- Мои сыновья и мой брат погибли в борьбе за лучшую долю для нашего народа – они верили, что их жертва не напрасна. Это вряд ли утешит тебя, и мне самой эта мысль не приносит утешения. Я понимаю твое горе, Бильбо, и знаю, что все мы с радостью пожертвовали бы Эребором, если бы это могло воскресить их. Но это невозможно. А значит, мы должны жить дальше. Ради них, - голос Дис упал до шепота. – Мы не можем запятнать память Торина унынием. Ведь он… я знаю, он отдал бы все на свете ради нашего счастья. Как и мои сыновья.
- Но… как? – голова Бильбо кружилась, словно мир в очередной раз рушился вокруг него. – Как?..
- Знаешь, - тут Дис отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо, - много времени я потратила на бесплодные сожаления и чувство вины. Я думала: что, если бы отправилась в поход вместе с ними? Может, тогда они остались бы живы? Может, я сумела бы уберечь их? Долгие дни и месяцы я винила себя за то, что осталась в Синих горах. Фрерин ведь погиб на пути в Гору, услышав мои слова о том, что туда направился Торин. А я в это время стояла поодаль и смотрела, как драконье пламя сжигает мой дом. После этого я долгие годы клялась себе, что ни за что на свете больше не допущу подобного – не буду оставаться в стороне и молча наблюдать. Когда Торин решил вернуть Эребор, я хотела идти с ним, я настаивала. Но он ответил, что мне следует быть в Синих горах, потому что нашей общиной должен кто-то управлять. Сказал, что все обойдется - и я поверила, хотя в душе знала, что это неправда. А потом я нашла глупое послание моих мальчиков, в котором они признавались, что ушли с дядей, и уверяли, что мне нечего волноваться, ведь они все вместе и в случае чего прикроют друг другу спину.
В ее глазах плескалась боль матери, потерявшей сыновей. Боль сестры, потерявшей брата.
- Я была так зла на них, что почти собралась вслед за Торином – хотя бы для того, чтобы притащить негодников обратно. Но… Торин был прав, гномы в Синих горах нуждались в правителе. И я осталась. Каждую ночь мне снилось, как я получаю письмо из Эребора с известием о победе за подписью моих родных детей и брата - приглашение домой. А потом Двалин вернулся… один, и я поняла, что их больше нет. Я винила себя. Беспрестанно думала, могло ли случиться иначе – и каждый раз выходило, что, поступи я по-другому в тот день, когда отпустила Торина одного, итог оказался бы гораздо лучше. Я скорбела по ним, теряя себя в горе и самобичеваниях.
В тот миг, глядя на Дис, Бильбо думал, что никогда ни в чью душу он не заглядывал так глубоко, как в душу этой гномки. Ее скорбь была отражением его собственной, и поэтому ему казалось, будто он знает Дис долгие годы, и в то же время не знает ее совсем.
- Двалин спас меня, Бильбо, спас от меня самой. Он дал мне погоревать, но не позволил окончательно потерять себя в плену мрачных мыслей. Убедил, что я не в ответе за смерть родных. Все мы несем ответственность только за собственные поступки, разве нет? Я не буду ставить под сомнение их выбор, омрачая память напрасными сожалениями о том, чего не случилось. Я должна отпустить их и принять неизбежное. Я не… не говорю, что это легко, Махал свидетель, я никогда не перестану оплакивать их, но… я не могу позволить скорби завладеть мной, Бильбо. И ты тоже не можешь.
Что-то внутри Бильбо надломилось, и вся боль, вся скорбь и вся вина, что переполняли его душу, хлынули вовне. Последний год он провел, пытаясь исцелиться и как-то наладить свою жизнь, а в результате стал слеп и глух ко всему, что творилось вокруг. Обманывал себя, что все идет просто замечательно, когда на самом деле застрял в бесконечном круговороте уныния и горя.
Ему вовсе не нужно было утешение, как и постоянное возвращение к хорошим воспоминаниям, чтобы смягчить боль утраты. Все, в чем Бильбо нуждался, - это в прощении. В том, чтобы по-настоящему поверить, что, быть может, и правда нет его вины в смерти Торина, Фили и Кили, что ее предопределил жестокий рок, которому никто не в силах противостоять, как ни старайся. Но самое главное – ему нужно было от кого-то услышать эти слова и, в конце концов, слова прощения.
Бильбо никогда не думал, что этим кем-то окажется сестра его погибшего любимого. У него и в мыслях не было просить о таком мать его погибших друзей. Разве она могла… могла простить его? Зачем бы ей? Но, взглянув в эти синие глаза, впервые Бильбо увидел в них отражение не Торина, а свое собственное. Увидел в Дис возможность обрести прощение – и возможность обрести в будущем не только спокойствие, но и подлинное счастливое умиротворение.
Он поверил ее словам.
Грудь Бильбо разрывалась, воздуха отчаянно не хватало и, казалось, во всем мире его осталось так мало, что никак не надышаться. Дис робко улыбнулась, и мир перевернулся во второй раз. Ночная прохлада хлынула в горло, Бильбо судорожно вздохнул, чувствуя, как сердце привычно полнится болью – но впервые со смерти Торина он горевал о прошлом и об утраченных жизнях, оборвавшихся так внезапно, а не о будущем, которого так и не случилось по его, Бильбо, вине.
Он вцепился в Дис так крепко, словно она была маяком посреди бушующего моря - но не потому что ощущал себя тонущим в волнах горя и сожалений, нет, - а потому что тянулся к свету, которым она озарила его жизнь. Груз, лежавший на его плечах, вдруг исчез. Боль осталась, и грусть, и печаль – Бильбо знал, что они будут верными спутниками до конца его дней, - но теперь он был прощен. Он не позволит черным мыслям поглотить его – он будет бороться за свою жизнь и свое счастье, потому что так обязательно поступил бы Торин и Фили, и Кили, а Бильбо не посрамит их память.